Этюд в багровых тонах (сборник)

Дойл Артур Конан

Мне казалось, что мое внезапное появление застанет Стэнджерсона врасплох и он от неожиданности о чем-нибудь проболтается. Тамошний чистильщик обуви вызвался проводить меня до номера на втором этаже в конце узкого коридора. Чистильщик довел меня до самой двери и пошел обратно, но тут я увидел нечто такое, от чего мне, ищейке с двадцатилетним стажем, сделалось дурно. Из-под двери вытекал ручеек крови, который струился по проходу и заканчивался небольшой лужей у плинтуса с другой стороны коридора. Я даже вскрикнул. На крик прибежал чистильщик. Увидев кровь, он сам чуть не лишился чувств. Дверь была заперта изнутри, но мы вместе

навалились плечами и вышибли ее. Окно в комнате было раскрыто, под ним, скрючившись, лежал человек в ночной рубашке. Он был мертв, причем умер он довольно давно, потому что его конечности уже успели окоченеть. Когда мы перевернули его, чистильщик сразу узнал в нем того джентльмена, который, снимая у них номер, назвался Джозефом Стэнджерсоном. Причиной смерти послужил проникающий удар острым предметом в левый бок. Похоже, было задето сердце. А теперь самое странное. Что, по-вашему, мыувидели над телом?

Еще до того как прозвучал ответ Шерлока Холмса, я почувствовал, как у меня от ужаса все похолодело внутри.

– Слово «RACHE», написанное кровью.

– Верно, – преисполненным благоговейного страха голосом тихо сказал Лестрейд, и все мы на какое-то время замолчали.

Действия неизвестного убийцы выглядели последовательными, но необъяснимыми, и оттого казались еще более ужасными. Когда ядумал об этом преступлении, мне становилось не по себе, хотя могу сказать, что даже на поле боя я никогда не терял присутствия духа.

– Убийцу видели, – продолжил Лестрейд. – Мальчик, разносящий молоко, направляясь в молочную, проходил мимо переулка, который заканчивается тупиком за зданием гостиницы. Он заметил, что лестница, которая обычно лежала там на земле, была приставлена к стене и вела к одному из окон на втором этаже. Пройдя немного дальше, мальчик обернулся и увидел, как по ней спускается человек. Он спускался так открыто и спокойно, что мальчишка решил, будто это кто-то из служащих гостиницы, плотник или столяр. Он не стал его рассматривать, удивился только, что тот работает в такую рань. Мальчику показалось, что этот мужчина был высоким, с красным лицом, и на нем было длинное коричневое пальто. Должно быть, после убийства незнакомец еще какое-то время пробыл в комнате. Мы обнаружили следы крови в раковине, где он мыл руки, и на постельном белье, о которое он вытер нож.

Услышав описание убийцы, в точности совпадающее с предположением Холмса, я взглянул на своего друга. Но на лице его не отразилось ни восторга, ни удовлетворения.

– Вы не обнаружили в номере ничего такого, что могло бы помочь установить личность преступника? – спросил он.

– Ничего. В кармане у Стэнджерсона был бумажник Дреббера, но, похоже, у них это было принято, потому что финансами всегда занимался секретарь. Там было восемьдесят с лишним фунтов, но ничего не пропало. Не знаю, каковы мотивы этих убийств, но это явно не ограбление. Никаких бумаг или документов в карманах у жертвы не было, только телеграмма, отправленная из Кливленда около месяца назад: «Дж. X. в Европе». Имя отправителя указано не было.

– Больше ничего? – уточнил Холмс.

– Ничего существенного. На кровати – книга, которую убитый читал на ночь перед сном, в кресле – его трубка. Что еще? – напряг память Лестрейд. – На столе стоял стакан воды, на подоконнике лежала маленькая жестяная коробочка, в ней – две какие-то таблетки.

Шерлок Холмс возбужденно вскочил с кресла.

– Последнее звено! – ликующе вскричал он. – Дело раскрыто.

Оба сыщика изумленно уставились на него. Уверенным голосом мой товарищ пояснил:

– Теперь я держу в руках все нити, из которых состоял этот клубок. Конечно, кое-что еще предстоит уточнить, но все основные факты, с того момента, когда Дреббер и Стэнджерсон расстались на вокзале, до обнаружения тела последнего я представляю себе так же четко, как если бы видел все собственными глазами. И я вам это докажу. Скажите, вы не могли бы как-нибудь принести мне те таблетки?

– А они и сейчас при мне. – Лестрейд достал из кармана маленькую белую коробочку. – Я взял их, бумажник и телеграмму, чтобы отнести в полицейский участок. Вообще-то таблетки я захватил случайно, не придавая им значения.

– Дайте, – протянул руку Холмс. – Скажите, доктор, – он повернулся ко мне, – это похоже на обычные таблетки?

Действительно, на обычные пилюли, которые врачи прописывают своим пациентами, они похожи не были. Это были матово-серые кружочки, которые почти просвечивались на свету.

– Учитывая их легкость и прозрачность, можно сделать вывод, что они растворимы в воде, – высказал я свое мнение.

– Именно! – воскликнул Холмс. – А теперь не могли бы вы принести того несчастного больного терьера, которого наша хозяйка хотела вчера усыпить из жалости.

Я спустился на первый этаж, взял собаку на руки и принес в нашу гостиную. По сдавленному дыханию и мутным глазам было видно, что конец пса уже близок. Седая шерсть свидетельствовала о том, что он давно отжил свой собачий век. Я положил его на подушке на ковер.

– Сейчас я разделю одну из этих таблеток пополам, – сказал Холмс и, вооружившись перочинным ножом, воплотил слова в дело. – Одну из половинок мы положим обратно в коробочку для будущего исследования, а вторую поместим в бокал. Теперь нальем в него чайную ложку воды.

Как видите, наш друг, доктор Ватсон, совершенно прав. Таблетка тут же начала растворяться.

– Это, конечно, весьма занимательный опыт, – тоном человека, который подозревает, что его выставляют на посмешище, сказал Лестрейд, – но я не понимаю, какое отношение это имеет к смерти мистера Джозефа Стэнджерсона.

– Терпение, мой друг, терпение! Скоро вы убедитесь, что отношение самое непосредственное. Теперь я добавлю в бокал немного молока, чтобы микстура выглядела аппетитнее, и дадим ее собаке. Как видите, пес спокойно проглотил ее.

Холмс перелил содержимое бокала в блюдце и поставил его перед терьером, который тут же слизал белую жидкость. Шерлок Холмс действовал так уверенно, что все мы молча воззрились на животное в ожидании какого-нибудь неожиданного эффекта. Но ничего не происходило. Пес продолжал лежать на своей подушке и все так же тяжело дышал. Содержимое блюдца не изменило состояние терьера ни в лучшую, ни в худшую сторону.

Холмс вынул из кармана часы. Минута шла за минутой, но ничего не происходило. Выражение энтузиазма на лице моего друга сменилось сначала некоторым удивлением, потом досадой и раздражением. Он покусывал губы, барабанил пальцами по столу, в общем, вел себя как человек, снедаемый крайним нетерпением. Он так разволновался, что мне даже стало его жалко, но оба детектива иронически улыбались и явно не были огорчены неудавшимся опытом Холмса.