Этюд в золотистых тонах
Шрифт:
Сандра сунула ему хрустящую пластиковую упаковку. Точными, быстрыми движениями Стентон взломал ампулу.
Тонкая боль от иглы. Клубящийся туман в лицо. Сандра и сон. Сон…
Сандра сидела, притулившись в кресле, сжимая в ладонях кружку с дымящимся кофе, словно отогревала замерзшие руки. Она выглядела очень юной, на лице ни следа косметики, волосы небрежно заплетены в косичку, юной и беззащитной. Марго хотелось заслонить, отгородить ее от холодного, враждебного мира вокруг, но она не знала как.
— Я не знаю, что мне делать, Марго, что думать. Он зовет
— Может быть, не только там? — предположила Марго.
— Не надо. — Сандра покачала головой. — Мне сейчас так легко обмануться. Я сижу с ним ночи напролет, разговариваю, о чем в голову взбредет, придумываю за него его ответы. Придумываю его самого. Сейчас он такой, каким мне хочется его видеть, а что будет потом?
— Что-нибудь будет.
— Мне страшно, Марго, — прошептала Сандра. — Я… я люблю его.
Компьютер заговорщически подмигивал ей своим единственным глазом, но Марго не замечала призыва. Мысли ее были далеко.
Написать книгу об Алеке — какая потрясающая, завораживающая идея! Она, наверное, носилась в воздухе, потому что с этим предложением к Сандре обратилось сразу несколько издательств. Оно и понятно. На волне интереса к личности погибшего журналиста книга просто обречена на успех.
Марго вела с издательствами переговоры от имени Сандры, но с каждым днем все больше убеждалась, что книгу должна писать она. Вернее, и она тоже. Сандра была очень близка с отцом, у них сложились уникальные отношения, полные тепла, взаимопонимания и здорового юмора. Но Сандра, со свойственным всем молодым людям эгоизмом, по уши погружена в свои дела, ее просто не хватит на все.
Марго откинулась в кресле и закрыла глаза. Она до малейших деталей помнила тот день, когда впервые увидела Алека, хотя с тех пор прошло уже почти десять лет. Десять лет! Звучит солидно, почти бесконечно, а на самом деле один сверкающий миг, как магниевая вспышка у фотографа.
Был промозглый, серый, заплесневелый октябрьский день, из тех, которые с самого утра идут наперекосяк. В такие дни лучше вообще не выходить из дома, но у Марго не было выбора. Она провела уик-энд в Виндзоре у друзей и должна была вернуться в Лондон пораньше в воскресенье, чтобы еще успеть поработать над срочным переводом. Машина ее безнадежно сломалась прямо на выезде, и ее тут же вызвался подвезти молодой человек, как и она приглашенный в Виндзор ее друзьями. Народу было много, и Марго не сказала с ним и двух слов, запомнила только блестящий длинный нос и тщательно зачесанные на уши волосы. Марго безбоязненно приняла помощь, решив, что уже получила полагающуюся на сегодняшний день порцию неприятностей.
Но не тут-то было. Молодой человек, которого, как выяснилось, звали Томас, Том-эсс, как потом смачно говорила Марго, настолько пошло и монотонно путал рычаг передач с ее коленкой, что Марго вскоре надоело вежливо указывать ему на ошибку. Она закатила нахалу оглушительную пощечину, эхо от которой еще долго металось по машине, и потребовала тут же, немедленно, сейчас же остановить машину и высадить ее. Том-эсс повиновался.
Марго быстро поняла свою ошибку. Мало того что она забыла у него в багажнике свою сумку, это еще полбеды, но она очутилась под проливным дождем посреди… чего? Да ничего, в полном смысле слова, ничего! Вправо и влево, насколько хватало глаз, тянулись раскисшие от влаги поля без малейших признаков человеческого жилья. Дорога была абсолютно пуста.
Такого Марго, охваченная праведным гневом, предусмотреть не могла. Гораздо разумнее было бы потерпеть хватательные рефлексы Том-эсса до какого-нибудь населенного пункта. Но теперь уже поздно сетовать об упущенных возможностях. Через три минуты она уже вымокла до нитки, вода капала с носа, с облепивших голову волос, струилась по спине и по ногам. Марго прижала к груди озябшие руки и стала развлекать себя размышлениями о том, на что она сейчас больше похожа. На телеграфный столб в миниатюре или на истукана с острова Пасхи, опять же сильно уменьшенного.
Рядом с ней неожиданно притормозила машина.
— Эй, вы еще живы? Вот уж действительно, дама в затруднительном положении. — Водитель с необыкновенными огненно-рыжими волосами перегнулся через сиденье и открыл перед ней дверцу «бентли». — Мечта любого джентльмена. Да садитесь же скорее.
— Не понимаю, при чем здесь мечта, — пробормотала Марго, стуча зубами и в отчаянии глядя на образовавшиеся на резиновом коврике лужицы.
— А как же, — бодро откликнулся рыжий незнакомец. — Лучшее удобрение для мужского эго. Сразу чувствуешь себя большим и сильным. Защитником и спасителем. Кстати, вашего сегодняшнего спасителя зовут Алек, уменьшительное от Александр.
— Марго, уменьшительное от Маргарет, это на тот случай, если вы не догадаетесь.
— Там рядом с вами стоит сумка, — сказал он, не отрываясь от дороги. — Если хорошенько в ней пошарить, можно найти не очень грязную майку, спортивные брюки и свитер.
— Да нет, спасибо, я так.
— Очаровательный набор бессмысленностей. Вы что, давно воспалением легких не болели, соскучились?
Замерзшие и отсыревшие внутренности однозначно голосовали за предложение Алека, но рассудок, или, как любила выражаться Марго, «девичий стыд», рекомендовал поостеречься. Алек будто прочел ее мысли.
— Взгляните-ка на это. — Он протянул ей здоровую, вздувшуюся мускулами руку, которая была толщиной с ее ногу, если не больше. — Вопросы есть? Вопросов нет. И, будьте уверены, даже если я что-то и подсмотрю, то не увижу ничего нового, чего не видел раньше. Логично?
Марго ничего не оставалось, как согласиться.
— Может, хоть выйдете?
— Ага, там дождь, а у меня нет зонта. Я выйду и промокну, приду переодеваться. Там дождь, а у вас нет зонта. Вы выйдете и промокнете, придете переодеваться. А там дождь, а у нас нет больше сухой одежды.
— Довольно, довольно! — взмолилась, смеясь, Марго. — Я уже поняла, какая я старомодная глупая клуша.
— Все затевалось вовсе не для этого, — заявил Алек и демонстративно сосредоточился на дороге.
Марго, извиваясь всем телом и пытаясь вписаться в узкое пространство заднего сиденья, с наслаждением избавилась от мокрой одежды и белья и облачилась во все сухое.
— А можно мне одолжить носки? — спросила она, расхрабрившись.
— Буду польщен.
— А кроссовки?
— Сорок третий размер, — предупредил он.