Этюды для левой руки (сборник)
Шрифт:
Нашли Скрябин жениха. Красивый парень, пушистый блондин. Наша – лесная дикая, а он – сибирский. Дети разных народов. Ну примерно как если бы наша Скрябин была армянка, как Наринэ, а котик как будто какой-нибудь Айвар из Финляндии. Но Тинико же сказала как-то, что мир спасут смешанные браки. Хороший котик. Ладный красавец. Мама уже все узнала про его семью. Значит, хозяйка – врач-окулист, хозяин – инженер, квартира четырехкомнатная, «Вольво» опять же… У котика свой угол, специальное дерево,
Ночью маме снилось, что она считает приглашенные пары, вспоминает, кого еще не позвали, и заказывает индюшатину на свадьбу. Теперь ждем очередную «пришла-пору». Правда, у Скрябин никто не спросил, нравится – не нравится, хочет – не хочет… Я вот думаю, возьмет она, подопрет лапой морду и как завоет: «Не шей ты мне, ма-а-тушка, красный сарафа-ан, не вводи, родимая, попусту в изъян».
Короче, так и случилось. Скрябин затребовала романтических отношений ровно через месяц с того времени, как «пришла-пора» первый раз.
Мама позвонила и говорит: мол, мы договаривались, у нас товар, у вас купец, помните? А мамаша, то есть хозяйка кота, засуетилась, говорит, мы его подготовим и принесем, не волнуйтесь. И мама позвонила мне, что они его подготовят и чтоб я пришла. И я прибежала. И мы стали ждать. Час. Два. Скрябин орет. Три часа…
– Интересно, – мама говорит, – как они его готовят?
Я подумала сначала, что с луком и специями… А мама подумала, что его купают, вычесывают и наряжают. И песню поют.
Я сказала, что долго его что-то готовят. Сказала, может, ему семейного психолога пригласили… Посадили кота на диван, напротив психоаналитик сел, откашлялся, говорит ему:
– Мартын… (Его зовут Мартын, восемь лет – и ни разу!) Слушай, Мартын… Э-э-э-э… Ты, Мартын, уже взрослый кот… Тебе пора знать… Бывают обстоятельства в жизни… Эхм… Когда… Там… Мы сейчас пойдем в гости… Так ты… Там одна…
Ну и подробности. А у Мартына – шок. А он ведь всю жизнь ел, спал и любил хозяйкину старую кофту. Ну пока его отходили, отливали, убеждали… Короче, сами были не рады.
Словом, все застеснялись, свернули его в букет, понесли через двор. Мартын дрожит, никогда на улице не был, даже на балкон на ручках, нежный. А такой красивый – весь в мехах серо-белых, глаза – крыжовники раскосые, я бы и сама за него замуж вышла, кабы посвободней была.
Звонок в дверь. Вносят. Огромный, шампунем благоухает, с серебряной цепью на груди. Наша меньше его в четыре раза. Долго прощались с ним, целовали, тискали, как будто в армию отдают. Трогательно обнимали, шептали на ухо…
Он такой солидный, мы к нему на «вы». Проходите, откушайте… Разрешите представить вам, это наша кошка Скрябин.
Скрябин – книксен:
«С-с-с-сть…» – И хвостик набок кокетливо. (Понравился, значит.)
Мартын растерян, аккуратно лапочки ставит, шаг тяжелый: бум! бум! бум! Поел. Походил. Потом опять поел. Потом попил. Опять побродил. Мы за ним всей семьей следом ходим. Скрябин – первая. Потом оба попали в детскую. (Ну так мы ее называем,
Мартын огляделся, разрыдался, спрятался в диван и стал требовать к маме. И так три дня! Утром его приносили, вечером забирали. Он прямым ходом в диван и оттуда жаловался и плакал. Потом вылез, стал оскорблять нашу кошечку:
«Уы-ы-ы-ы-ыв! Уыв-вы-ы-ы-ы-ы!!! Уыва-а-а-а-ай!!!»
Бедная кошка побежала в спальню и там описалась от страха.
Потом я забрала Скрябин к себе, у нас есть два знакомых кота из хороших семей. Один, рыженький весь, вроде и согласный был, зашел, перекусил, рыгнул Скрябин в лицо – ну чисто пьяный матрос… Лапы потер, мол, ну? Чево?! Пошли?!
А Скрябин на него шипеть, мол, гопота тут вообще!
Наваляла ему по морде как следует.
Словом, стали давать кошке капли. Она, разочарованная в любви, успокоилась.
Кошка Скрябин смотрела кино.
Какое-какое… Конечно, не дешевые сериалы, где консервированный смех или девушка из провинции, которая теряет в столице веру в любовь, в мужчин, зато приобретает опыт, счет в банке и уже потом мстит всем обидчикам, расчетливо и последовательно, как граф Монте-Кристо. Нет. Кошка Скрябин смотрела приличное кошачье кино. Если за воспитание берется моя мама, то уж поверьте, личность выйдет цельная, интеллигентная, добропорядочная и образованная. (Я – исключение из правил. Как говорится, в семье не без меня. Но, опять же, как говорится, исключение только подчеркивает правило.) Кошке Скрябин показывали специальное воспитательное кино, где мышки, рыбки, бабочки и звуки.
Мама усадила Скрябу себе на колени и радостно сообщила: «Сейчас, Мурочка, тебе будет сюрприз». Скряба сразу поняла, что надо уносить лапы, потому что – знаем, едали – если сюрприз, значит, что-то будут совать – то ли в пасть, то ли под хвост, то ли в уши. И засуетилась. Но мама придержала Скрябин и приказала мне: «Включай!»
Я включила. Там забегало, запищало, затрепетало. Скрябин ахнула и замерла. Такое абсолютно человеческое, сосредоточенное, несколько тревожное внимание я видела только на одном лице.
У нас однажды был семинар по общественной дисциплине, какой – не суть важно. У нас их было много, этих общественных дисциплин. И преподаватель наш Иван Фаддеевич Хребет спросил: «Вопросы есть?» И все сначала помолчали, это же иняз, какие вопросы по политэкономии, господи… Ну а я – мастер спонтанной реакции – сказала, да, есть вопросы. Ну и весь семинар мысленно сначала напрягся, а потом расслабился, чтобы получать удовольствие. И я спросила: «Иван Фаддеевич, а правда ведь, вы настаивали на том, что всегда надо выслушивать обе стороны». – «Да», – с опаской ответил Иван Фаддеевич Хребет. «Ну тогда почему мы изучаем первоисточники апологетов коммунизма, а первоисточники буржуазного национализма – нет, не изучаем. А?» Группа хоть и с иняза, но все поняла и выдохнула: «Йоооооо…»