Этюды для левой руки (сборник)
Шрифт:
И бабушка бывшего мужа моей подруги сказала: «А от мине она наравицца…» И ведь все молчали, просто завороженно следили, как она кушает зубами, экономя губы. А бабушка сидела-сидела, смотрела на нее, на нас, потом опять на нее и вдруг с вызовом подтвердила в тишине: «Да! Наравицца!»
Персонаж, или Дама под шубой
Вот я вам скажу, что на каждом шагу, просто каждую минуту я встречаю персонажей. Но они сами о себе не расскажут. Ну вот, например, позавчера мы были на творческом вечере одного модного поэта. В фойе – странный люд, всякие: и очень сомнительные девушки, почти голенькие, и толстяки с цепями, и старики суровые, злобные, в вышитых сорочках под коричневыми картонными пиджаками. И Аркадий, мой муж, говорит: «Сколько умалишенных». А я ему говорю: «Почему это? Это не умалишенные, это персонажи…» А если о них написать, так они еще и возлюбленные, прекрасные, восхитительные и неповторимые. И ведь что хорошо – они селятся рядом со мной, тесно, не соблюдая никакой
Ну вот. И ведь с ней эфир не сделаешь, с этой прекрасной дамой под шубой… В плюшевых золотистых штанцах, как потом оказалось. Персонаж.
Пришлось делать репортаж с поэтом…
Исключение Мотя
Вчера был тяжеловатый день какой-то. Выяснилось, что из шестнадцати человек, которые играют в новогоднем представлении, есть только семь. Это если еще не считать, что из семи вокалистов было только четыре. Но мы все равно играли новогоднее представление. Все-таки пришли родители, бабушки, дедушки, крестные и, прижав руки к груди, покачивая головами, цокая языками, восхищались своими детьми. Собственно, дети могли вообще ничего не делать, а просто стоять нарядные на сцене и махать рукой родителям в зал. Или не махать, а улыбаться. Тоже считалось бы, что это прекрасно.
У меня в студии театра «Трудный возраст» есть мальчик Мотя. Мотя – исключение. Ему шесть с половиной лет, он высокий для своего возраста, полноватенький и очень умный. (Люди говорят, слишком.) Ужасно медлительный, зубки вперед, и хронический насморк. Его мама Рена – по-моему, она уже профессор, если еще нет, так будет, и понятно, в кого Мотя такой, – привела осенью ко мне мальчика и говорит: «Ну можно он у вас в театре будет, он так хочет. Ну как исключение, а? Тем более его никуда больше не берут, он… он, как это сейчас говорят… – Рена поправила очки, точь-в-точь как Мотя их поправляет каждые пять минут, и сказала слово так, как будто оно иностранное – вот так: – tormoz.
Я совершила над собой усилие и его взяла, исключение Мотю. Во-первых, я сразу увидела, что он не сценичный, не артистичный, никакой не актер и не будет, но он славный, интересный человек, личность, и этого было достаточно.
Чтобы вы поняли, кого я взяла, вот несколько фактов.
В мороз четырнадцать градусов Мотя после репетиции надел в гардеробной пальто, шапку и ушел домой. В балетках. На репетиции он приходит за час-полтора до начала, чтоб не опоздать. И ошивается по всему центру, пристает к людям и задает вопросы про белых карликов. Директор центра ему как-то ответил, что концерт лилипутов уже был. Тогда Мотя сказал, что это не про лилипутов, а про космос.
Однажды вечером на репетиции театра – там, где студенты и взрослые, – я вдруг обнаружила его сидящим в репетиционном зале в углу.
«Мотя!!! – заорала я. Было уже поздно, темно. – Мотя! Ты что здесь делаешь?! Почему ты не пошел домой еще четыре часа назад?!»
И Мотя поправил
Я схватила телефон, звук отключаю во время репетиции – там было семнадцать звонков от Мотиной бабушки.
Вчера Мотя в красной рубашечке, в очках, в соломенной шляпе с прутиком (он играл ленивого и толстого пастуха, который бранится с коровницей строгою)… У него одна строчка в представлении, одна всего! Этот Мотя пришел за два с половиной часа, нет, за два часа и тридцать пять минут до начала представления и съел мой мозг. Аккуратно отрезая понемножку, по мааааленькому кусочку и тщательно прожевывая. Он повсюду ходил следом за мной и спрашивал разные вопросы. Например: «А я правильно одет?», «Такая должна быть шляпа или загнуть?», «Воротничок пусть будет или застегнуть?», «А наш концерт сегодня или это репетиция?», «А можно я весь стишок расскажу сам? Я знаю, слушайте: вот дом, который построил Джек…» А на вопрос, а как же остальные, они тоже хотят, он ответил, что ну пусть выйдут и постоят со мной рядом. А потом и поверил в то, что он будет читать все сам, и ходил спрашивал, так ведь Джон уже переодевается, как же быть, он что, тоже выходит? Он тоже будет участвовать? И я от него спряталась. Честное слово – усадила его в кулисах, а сама удрала. И он пошел искать. Короче, когда он чуть ли до Интерпола не дошел, я объявилась сама, потому что вопрос, а где Гончарова, ее ищет Мотя, повторялся чаще, чем «С наступающим Новым годом». И когда я трусилась в кулисах, наблюдая какой-то очередной провал моих актеров, он подергал меня за рукав, чтобы задать еще один вопрос, я чуть не потеряла сознание. И я собрала свою волю в кулак и спросила, что, Мотя, ты хотел спросить… И он спросил, верю ли я в то, что он не брал Юлин пенал. (Это было в сентябре. У Юли пропал пенал, и склочная Юля обвинила всех, в том числе и меня.) Причем это надо слышать, как Мотя задает вопрос, – он задает его НЕ ТОРОПЯСЬ, задумываясь, экая, поправляя пальчиком очки… Так вот, когда он уже стоял в цепочке актеров, которые, взявшись за руки, должны были выйти на сцену, уже заиграла музыка, он вдруг отцепился, поправил очки и спросил: «А на каком языке выступать?» И хотя говорят педагоги, что нельзя иметь любимчиков в детском коллективе, я – слава небесам, не педагог – люблю Мотю больше всех. Я его просто обожаю. Он, маленький Мотя, – мой друг, один из лучших собеседников в моей жизни. Мотя – мой любимчик.
Первый вопрос в студии театра «Трудный возраст»: «Что вы читаете?»
Называют в основном книги, которые я настойчиво рекомендую: Драгунский, Драгунская, Коваль, Бруштейн…
А мальчик прекрасный Андрей Ш., двоечник, забывака, врун, хулиган и клоун, в общем, классный пацан, сказал, что как раз сегодня окончил читать «Рубайи» Омара Хайяма.
Владка, почесывая затылок, посопела и спросила: «А как называется тот рассказик, где Герасим котика потопил?»
А Мотя, обожаемый мной, маленький профессор Мотя, читает книгу о происхождении Вселенной. Если не ошибаюсь, Александра Гордона.
Чтоб не путать
Подрабатываю репетиторством. Из села Костриживка ко мне ездит ученица Богдана. В одном из устных сочинений описывает двор своей бабушки. Почему-то начинает с ведра. Говорит: «Во дворе моей бабушки есть ведро. Там есть ведро и лавочка под яблоней. Осенью яблоки падают прямо на стол. И мы складываем их в ведро. Поэтому ведро нам очень необходимо. А еще там есть корова, свинья и лошадь».
«Ну, и как их зовут?» – спрашиваю.
«Ну… – вдруг смущается Богдана. – У дедушки плохая память. И чтобы не путать, он всех – и корову, и кобылку, и свинью – называет одинаково».
«И как?»
«…Эм… Марианна. Ну… Это дедушка… Чтобы не путать».
«Аааа. Видимо, по этому же принципу вы выбрали себе и репетитора по английскому языку».
Про это
Однажды я ночевала в старинном австрийском доме, в квартире жены маминого брата. Ну, тети моей. Там был такой замечательно скрипучий паркет. Ходишь, а он мягко отзывается. Как будто с тобой разговаривает дом. И вот я легла спать, и была в комнате совсем одна, и дверь плотно была закрыта. И глубокой ночью внезапно проснулась от какого-то неясного шороха. А потом услышала легкие шаги. То есть то самое отзывчивое мягкое поскрипывание паркета. В комнате никого. Только я. И ЭТО. Все ближе и ближе… скрип… скрип… скриииип… И прямо рядом с моим диваном, прямо с изголовьем, ЭТО остановилось… И стояло.
Я с тобой прощаюсь навсегда
Детали и нюансы – мое все.
К чему это я? А, вот: мне надо было сделать интервью с губернатором одной из областей Украины. Он поручил своему пресс-секретарю со мной связаться. Интеллигентная девушка под большим секретом поделилась со мной великою тайною – номером мобильного телефона его сиятельства. И я позвонила. И вместо гудков рингтона я услышала… шансон. Что-то липкое, душное, кабацко-тюремное: «…я с табой пращааааюс навзегыдаааа…»
Как вы понимаете, материал я так и не сделала.
Кстати. Тут у власти сейчас один персонаж – начинал сцепщиком у тракториста, потом заочно окончил кооперативный техникум, стал управляющим ресторана, писал в распоряжениях через угол листа размашисто: «Ув кассу. Кассиру! Аплатить мнясо!» Но был он ловок, изворотлив, сменил четыре партийности, три жены, карабкался, лез, предавал, бросал, кидал, переступал через людей и судьбы. И, как водится в таких случаях, быстро вырос.
Вчера при случайной встрече сказал: