Eurocon 2008. Спасти чужого
Шрифт:
Пес рванулся, да так рьяно, что оставил «Дюрандалю» ворот своего синего свитера. Едва зачуяв свободу, он энергично заработал руками, стремясь побыстрее вознестись к призрачному мерцанию над головой.
Там светили крупная жемчужина-луна и шаровое скопление Тремезианский Лев. Они звали Песа к себе, и он поднимался на этот зов наперекор туманящей мозг боли.
Ночь была влажной, пахучей и крепкой, как «Выборова». Пес покачивался на волнах, обстоятельно вращая плешивой головой.
За те минуты, что прошли после всплытия, он успел отплеваться, отдышаться и вновь уверовать в ангелов-хранителей. У инженера шла носом кровь, но он не замечал этого.
Итак, он находился в виду берега – далекого, лесистого и совершенно инопланетного.
Добро пожаловать, пан Пес! Планета Фелиция, система звезды Львиный Зев. Крошечный перед лицом всеобъемлющей космической пустоты землеподобный шарик, населенный сирхами – разумными котами-хамелеонами.
Почти строго на западе, над самой водой, светил одинокий маслянисто-желтый огонек. Расстояние, которое отделяло огонек от Песа, было довольно значительным, и потому он никак не мог определить, что же видит: пламя костра, разожженного сирхами, или же свет электрической лампы, размытый дрожащим воздухом. Песу очень хотелось рассчитывать на второе, при условии что лампу держит в своих руках его коллега Эстерсон. Встреча же с прочими сапиенсами не входила в планы инженера, причем сразу по многим причинам. Впрочем, доплыть до огонька Пес в любом случае не рассчитывал – слишком далеко.
Южнее и значительно ближе серебрилась полоса прибоя, над которой ясно различалась черная зубчатая стена. Как видно, это был один из барьерных рифов, которыми изобилуют нескучные моря Фелиции.
В других сторонах ничего интересного, кроме влажного бархата ночи, видно не было.
Пес кролем поплыл в сторону рифа.
Океан ярко флюоресцировал, и инженеру начало казаться, что его ладони загребают смешанный с черными чернилами золотой песок. Зачарованный феерией, он не заметил, что его уже некоторое время сопровождают несколько гуттаперчевых мраморно-желтых змей, каждая толщиной с питона. Змеи эти шли совсем неглубоко, в метре от поверхности.
Если бы в тот миг он обернулся назад, то рисковал бы умереть от разрыва сердца, ибо зрелище к тому склоняло: светящееся колесо диаметром в двадцать метров, переплетенное сетью красных прожилок и иллюминированное пунктирными линиями голубых огоньков, неслышно скользило вслед за ним. А желтые с продольной золотой сыпью змеи – они были спицами этого колеса и в то же время, выходя за его пределы на десять метров каждая, придавали существу отдаленное сходство с офиурой, обитательницей тропических вод далекой планеты Земля.
Последующее произошло так быстро, что испугаться инженер не успел.
Две упитанных змеи стремительно перехватили его поперек туловища и, ловко вырвав из воды, перенесли к центру светящегося колеса. Они бережно поместили инженера между двумя мускульными наростами прохладной плоти.
Затем существо сложилось, тесно обняв Песа – так сырое еще тесто обнимает начинку рождественского пирога.
Пес заорал – захлебываясь, истекая криком.
Но звуки угасли в обволакивающем его неподатливом мясе.
Револьвер!
Он кое-как извлек его из-за пояса.
И тотчас высадил весь барабан, не целясь. Благо промахнуться было невозможно – враг был везде.
Пули легко прошили плоть существа, не причинив ему никакого видимого вреда.
«Этого следовало ожидать...» – подумал Пес обескураженно.
На него навалилась апатия.
Сопротивляться бесполезно. Бежать некуда. Сейчас его будут переваривать.
Вот-вот на темечко брызнет струйка едкой пищеварительной жидкости... Или иначе: вот прямо сейчас в его невкусное, немолодое тело вопьются хищные пищеварительные реснички и быстро высосут его всего, до последней вакуоли, ибо таковы законы природы: большие питаются меньшими.
«Прощай, Эстерсон. Твоего верного Песа съели водоплавающие блины планеты Фелиция...»
Однако минуты шли, а пищеварительная жидкость запаздывала.
Существо же вело себя весьма энергично. Мощные волны мышечных сокращений проносились через всё его гигантское тело.
Если бы Пес мог посмотреть на своего пленителя со стороны, он бы увидел, что существо приобрело форму длинного изогнутого ножа, и нож этот, вспарывая пологие волны, стремительно удаляется от берега.
Впрочем, Песу хватило воображения достроить эту картину и без помощи зрения.
Прошло полчаса, и пан Станислав уже практически поверил в то, что переваривать его пока не будут.
Теперь его заботила другая опасность – становилось душновато. Воздух в «желудке» существа потихоньку подходил к концу.
«Блестящая перспектива – умереть от удушья после всего того, что я уже сегодня пережил...»
Инженер уже почти смирился со своей судьбой и даже задремал, когда его пленитель остановился. Вывернулся как бы наизнанку. И, вновь подхватив сомлевшего Песа при помощи двух желтых щупалец, вознес его высоко в небо.
Ошарашенный инженер открыл глаза.
Обнаружил себя в десяти метрах над взгорбившейся волной посреди открытого моря.
И вновь истошно заорал.
Он не смолкал до тех пор, пока заботливые щупальца не поставили его на мохнатый, остро пахнущий крепким черным чаем островок.
Островок мерно баюкало на волнах, а стало быть, он являлся скорее суденышком или, вернее сказать, плотом.
Чтобы удержать равновесие, Пес опустился на четвереньки.
На ощупь поверхность островка напоминала мочало. Она была сухой и кое-где еще хранила память о жарких прикосновениях лучей недавно закатившегося дневного светила.
Эти теплые прогалины невероятно обрадовали Песа, который смертельно продрог и стучал зубами от холода.
Что ж, умирать на островке гораздо приятней, чем в осклизлой утробе морского гада.
Пес опустил голову на мшистый бугор и забылся тяжелым сном лишенца.
Пес проспал до полудня следующего дня, в общей сложности шестнадцать часов. Даром что на Церере, откуда он спасся бегством в компании своего коллеги Эстерсона, неделями страдал бессонницей – ее не брали никакие пилюли...