Ева и головы
Шрифт:
Эдгар не захотел приближаться к руинам. Он сказал: «в таких местах могут бродить неупокоенные души», и сел у колеса повозки, скрестив руки. В то время как Ева, напевая и кружась, унеслась собирать яблоки и исследовать останки строения.
— И к этим яблокам я не притронусь, так и знай! — крикнул он ей вслед.
Сегодня дождя не было, а к вечеру даже выползла огромная, круглая, как яблоко, луна, на которую Эдгар посматривал с суеверным страхом.
— Восславим Господа за величие ночи, и будем молиться о скором приходе утра, — пробормотал он и заполз под телегу, чтобы предаться там своему оцепенелому сну.
Ева
И тут же начала действовать. Госпожа Женщина охотно, доверчиво подалась ей в объятья. «Сейчас мы сделаем из тебя настоящего человечка», — сказала девочка кукле так тихо, что даже если бы костоправ не пребывал сейчас в джунглях сон-травы, вымахавшей выше облаков, он бы не проснулся.
Света хватало. Ева готова была делать всё на ощупь, но луна оказалась неожиданно кстати. В конце концов, это она, будто большой, висящий в воздухе кусок сыра, выманила Еву из-под навеса и усадила на козлы. Казалось, свет лишился всех и всяческих границ — любая неровность почвы, любой её капризный перепад обозначался глубокими и вместе с тем прозрачными, как вода в озере, тенями. Дубовая роща, которой они так и не достигли, сейчас будто бы состояла из молоденьких хрустальных берёз — настолько там всё было прозрачно. Девочка поглядывала в сторону руин в робкой надежде увидеть призраков и готовясь испытать приятный, сладостный испуг, но те оставались безмолвны.
Руки исполняли задуманное. Для этой операции Ева достала один из эдгаровых скальпелей, стараясь, чтобы инструмент ненароком не звякнул. Нужно было разрезать пару швов, затем умножить и усложнить устройство игрушки, а после этого наложить новые, дабы внешне всё казалось по-прежнему. Для начала от тела отделилась голова, и через получившееся отверстие в мягкий полумрак извлеклись неопрятные комки. Не поймёшь сразу, из чего они состояли, то ли из ткани, а то ли из древесной стружки. Закусив губу, Ева резала и распарывала, вытаскивала и складывала содержимое кукольного тельца рядом с собой. Любой, увидев её со стороны, мог бы, наверное, сказать, что малышка просто играет, пусть и таким странным образом. А если вспомнить об её компаньоне и покровителе, становится понятно, кому она подражает.
Но Ева осознавала серьёзность своего занятия. Тряслась и сжимала руки при мысли о том, как изменит то, что она готовит, буквально всё.
Она трудилась почти до зари. Скрупулёзно и тщательно подбирала каждый элемент, заботясь в первую очередь о его похожести. На длинный, похожий на располневшего червя, орган полностью пошёл обрывок шнура из запасов костоправа, на то, что Эдгар называл почками — подходящие по размеру комки земли. Желудком стал жёлудь. Нижнюю часть человеческих внутренностей Ева воссоздала в точности, а всё что выше, подумав, решила не заполнять ничем. Взяв куклу в руки, Эдгар должен это почувствовать.
Критически оглядев работу, Ева выбралась наружу, где уже зачинался рассвет. Кажется, вот-вот небесный желток выскочит из-за горизонта,
Кукла нашла приют на одном из кольев покосившегося забора. Вскоре её немного замочит роса, а потом… потом душная влага, превращающаяся под солнцем в россыпь алмазов, разбудит великана.
Передвижения Эдгара всегда были направлены на восток.
Сейчас все устремления и порывы великана наглым образом перечёркивал косой забор, жалкий перед Господним взглядом и, к слову сказать, не такой уж самоуверенный — в составляющих его кольях наблюдался великий разброд. Видно, глядит иногда на землю Господь, слышит даже самых недостойных из своих подданных, раз не позволил встать между собой в лице чистого, как слеза, рассвета и цирюльником даже такой материальной и, в сущности, вовсе незначительной штуке.
Проснувшись и выглянув из повозки, Ева увидела великана и подумала было что он находится в молитвенном трансе, но, понаблюдав пару минут, поняла, что это не транс. Должно быть, только закончив молиться, он посмел поднять взгляд на небо и, конечно, увидел её.
Когда Ева приблизилась, стараясь дышать и шуметь погромче, чтобы Эдгар её заметил, девочка поняла, что он напуган до безумия.
— Это кукла, маленькая птичка?
— Кукла…
— Госпожа Женщина. Зачем она туда забралась? Слышала ты что-нибудь ночью, маленькая сойка? Какой-нибудь шум? Может, видела свет? Я спал, как убитый. Мне теперь кажется, даже сон был особенным. Никогда ещё я так крепко не спал.
Ева заверила, что ничего не слышала и спала, как будто дома над очагом.
— Это неспроста, — Эдгар пришёл в сильнейшее возбуждение, видно было, как его колотит и трясёт: члены вздрагивали, а с лицом и вовсе творилось что-то невообразимое. — Это знак, который мы с тобой, маленькая капля росы, долго ждали… Поди, принеси. Я… я не смею касаться её, если это создание Господне, и боюсь, если вдруг она окажется знаком Сатаны… Никого нет? (он быстро огляделся). Никто не видит… поди же, принеси её скорее!
И Ева проделала обратную процедуру: залезла на деревянную колоду, встала на цыпочки, сняла куклу, влажную на ощупь, внутренне обмирая — что теперь будет? Она сама, своими силами, столкнула колесо под откос, и теперь оно, подпрыгивая на кочках, стремительно несётся вниз.
Эдгар, видимо, ждал, что её поразит удар молнии или поглотит геенна огненная. Лицо великана вытянулось, когда ничего не произошло.
— Дай сюда.
Он принял у Евы куклу, осторожно взяв за ноги, словно в любой момент та могла превратиться в огромное насекомое. Живот выпирал, грудь, напротив, казалась впалой, как будто вся набивка, потяжелев, утрамбовалась в брюшной полости. Разгладив складки кожи, на которых у любого другого человека имели место быть брови, Эдгар разглядывал шов на животе и прошитое нитками горло.