Ева и головы
Шрифт:
— Я заразился, не общаясь и не контактируя ни с кем из этой братии, — очень спокойно ответил прокажённый. — Думаете, оно мне было надо? Думаете, я настолько не любил свою ту, свою прежнюю жизнь, что хотел примерить одёжку с чужого плеча? Как бы не так. Я ей упивался! Я был отличным ремесленником, знал тонкости ажурного литья, мог возводить целые арки из металла, роскошные арки, такие, что вы не отличили бы их от небесных, облачных построек, прекрасных в минуты рассвета и заката… я мог сделать так, чтобы закат освещал мои творения круглые сутки. Мог отлить хоть ангела, хоть чёрта, хоть дракона о двух главах и двенадцати хвостах. Имел собственную мастерскую в маленьком, тенистом
— Встретимся на этой поляне после захода солнца, — хрипло, негромко сказал Эдгар. Он покачивался с носка на пятку и, как будто, целиком проникся речью Мириама.
Мириам подобрался, несколько раз кивнул, оглядываясь так, будто сам слабо представлял, как здесь оказался.
— Есть что-то ещё, что мне нужно знать? К чему готовиться?
— Придётся запомнить некоторые вещи, — печально сказал Эдгар. — Я дам тебе специальный отвар, который погружает в глубокий сон, так что, скорее всего, сквозь пелену видений, которые они вызывают, ты ничего не почувствуешь.
— Совсем ничего?
Губы Мириама снова растянулись в улыбке, и Ева отметила, что на этот раз ему стало немного неуютно.
— Скорее всего. Это сильный отвар, — сказал Эдгар и задумчиво пожевал губами, видимо, вспомнив, с каким недоверием он относился к усыпляющим зельям раньше. Теперь же Ева частенько бродила по полям в поисках дурман-травы и коробочек мака. — Когда очнёшься, нас уже не будет. Будет светать, а может, уже светло, но здесь в такую рань тебя никто не найдёт. Еду мы оставим рядом, в плотном мешке или в ящике, одном из тех, которые вы видите в повозке — чтобы не нашли дикие звери. Но не набрасывайся на неё сразу, потерпи хотя бы до вечера. Постарайся, пока не подживёт рана, поменьше двигаться («буду жить, как король» — тут же заверил их Мириам), и ещё одно — швы придётся снимать самому. Оставим также и воду, а как только она закончится — вон там есть ручей. К тому времени ты сможешь доковылять туда самостоятельно. И ещё — чуть не забыл — разные зелья и мази, которыми нужно будет смазывать рану (их я положу по левую руку) или принимать внутрь (эти — по правую). За этим всё. Захвати с собой фонарь — мне понадобится много света.
Эдгар, кажется, ожидал, что гость ещё о чём-то будет просить, но тот только кивнул, приподнял котелок, как будто ставя точку в диалоге, и растворился в листве. Они остались одни.
— Это всё очень кстати, — сказал Эдгар, потирая руки. Глаза его блестели нездоровым блеском. Ева подумала, что это слёзы, но, подойдя ближе, слёз не увидела.
— Что ты будешь делать? Вшивать нити ему в утробу?
— Вшивать нити… то, что мы называем нитями, маленькая речная ракушка, на самом деле подводные течения, которые несут искорку божьего света к различным берегам, то есть к различным человеческим органам. Достань руку, которую мы вырезали из живота мужчины в том городке… как он назывался? Омой её и приготовь. Я пришью её на то же место, а потом проведу к ней нить. Посмотрим, приживётся ли она.
Ева заволновалась.
— Что, если она будет болеть у него в животе?
Эдгар ничего не сказал, и Ева дёрнула костоправа за рукав:
— Что ты думаешь?
— Что думаю? — переспросил Эдгар. — Сейчас особенно некогда думать. Нужно подготовиться. О господи, я как будто бедный путешественник на плоту, утлом судёнышке, который в шторм снесло в невиданные моря, к неизведанным землям, не описанным ни одним путешественником.
Он закрыл лицо руками и сидел так, пока Ева ушла прочь, чтобы дать ему побыть с самим собой наедине.
Сейчас было время, чтобы почистить и привести в порядок Мглу, насладиться запахом конского пота и избавить роскошный хвост от многочисленных репьёв. Потом, весь вечер, девочка исполняла наказы воскресшего к жизни цирюльника. Он отправил её собирать траву, только для того, чтобы Ева смотрела, как великан, подпрыгивая, горбясь, как обезьян, и изрыгая непонятные возгласы, разбросал всё это вокруг повозки, между колёсами. После этого отправил её снова, и по властности жеста Ева поняла, что на этот раз нужно дойти туда, где извергается с края земли небесный океан, и успеть вернуться обратно:
— Найди след древнего животного, македонского слона. Там ты найдёшь по-настоящему близкие к сердцу земли травки, даже если они будут чахлыми и невзрачными — срывай с почтительностью, помня о древних царях и понтификах, которые, ввиду своего положения в тёмных и дремучих веках, более ранних, чем те, в которых живём мы, находятся ближе к Христу. Это великая жертва, и она достойна самых больших регалий. Папоротниковый венец, и диадема из шиповника, и смоковницы! О, Господи, всемогущий Творец и повелитель всея земли, не остави без внимания моё богохульство! Накажи, Господи! Если ты меня оставишь, если небо надо мной опустеет — то будет худшее для меня наказательство!..
Таким Ева и оставила великана — причитающим над своими безумными идеями, ползающим на коленях. Ему это нужно — понимала она, — нужно, чтобы голова потом была холодная и не знающая сомнений, а руки не дрожали. В этих каяниях и ритуальных расшибаниях головы о мягкую землю он как будто изливал себя всего, всю горечь и всю сладость, все эмоции, чтобы осталась пустая оболочка с холодными и твёрдыми, как лопасти деревянной машины, руками.
— На этот раз я останусь с тобой, — сделала Ева упреждающий удар, не сомневаясь, что сопротивление будет, и ещё какое сопротивление — судя по холодным, симметричным складкам на лице костоправа, он всё уже для себя решил.
— А когда ты не оставалась? — удивился великан.
Темнота была почти оглушительной. Ева зажгла лампу и сложила на полянке неподалёку небольшой костёр.
— Когда?.. А вот когда ты меня ещё не нашёл. Не согнал, как будто пчелу с завядшего цветка — вот когда! И теперь я только с тобой.
— Конечно, — сказал Эдгар. — Только на порядочном расстоянии. Ты будешь выполнять тысячи разных поручений. Угодных поручений. Нужно будет поддерживать костёр…
— К дьяволу костёр!
Эдгар расстроился.
— Что до дьявола — мы и так все катимся под гору к нему в яму. О девочка, которая ведёт себя иногда как взрослая, а иногда как неразумный детёныш осла, костёр, в который вовремя подбрасывают нужные травы (я никогда не имел дела с прокажёнными и знаю о них только понаслышке), и дым, что он будет выделять, спасёт нас от печальной участи. Ведь болезнь внутри человека, как в клетке, может лишь совать через прутья свои длинные пальцы… а сегодня ночью вырвется, как петух, будет плясать по поляне и искать свежей наживы. Как думаешь, ты сумеешь от него убежать?