Ева. История тетушки Исси
Шрифт:
Закончить фразу не удалось: Ева вздохнула и положила руку мне на плечо.
– Не надо, – прошептала одними губами. – Оставь нас наедине.
– Чего?! – выдохнул, круглыми глазами уставившись на свою ведьму.
Она мягко улыбнулась и с нажимом повторила:
– Пожалуйста, подожди снаружи!
У меня появилось страстное желание пощупать ее лоб и проверить, не поднялась ли у девушки температура. Ну или просто покрутить пальцем у виска. Только вместо этого я чертыхнулся сквозь зубы и, перепрыгивая через две ступени, выскочил на улицу. Может, потому что достаточно ее узнал, чтобы довериться. Или, что
– Где ты бросил Еву? – щурясь от бьющего в лицо снега, выкрикнула Полина. Я поднял воротник и мрачно кивнул на оставшуюся за спиной дверь. Несколько секунд мы молчали, думая каждый о своем. Потом готесса глубокомысленно заметила:
– Погода совсем испортилась.
«Правда, что ли?!» – изогнул я бровь, пытаясь этим жестом передать высшую степень сарказма.
Она хмыкнула, пряча ладони под мышками:
– Предлагаю пересидеть ночь в больнице.
– Нет уж, спасибо! – рыкнул категорично. В больнице отсидеться, как же! Я еще только на костях древнего кладбища не ночевал, с некромантом на соседней койке.
Знахарка недовольно поджала губы, но в ответ не проронила ни слова, молча глядя на что-то за моей спиной. Я обернулся: свист ветра заглушал звуки, и даже мне, с моим-то слухом, удалось пропустить момент, когда Ева выбралась из склепа. Бросила быстрый взгляд по сторонам, содрогнулась и выдала:
– Надо где-то переждать бурю.
Я мрачно свел брови на переносице:
– Вы что, сговорились обе? У меня отличная машина. Я и не по такому снегу на ней ездил!
– Возможно, – кивнула ведьма. – Но это не обычный снегопад. Разве ты не чувствуешь, как сильно изменился магический фон?
Действительно? Я тряхнул головой, сбивая снежную шапку с волос, и попытался прислушаться к своим ощущениям: ни фига! Мне было холодно, зябко и от непрекращающегося ледяного мордотыка я больше не чувствовал щек. А вот про магический фон ничего сказать не мог. Возможно, отслеживать его состояние просто не входило в компетенцию заклинателей? Наше дело – Завеса. В ней мы видим каждую трещинку, каждое слабое место. А с фоном, по крайней мере, меня работать никто не учил. Может, его вообще только ведьмы ощущают?
– Ты сказала, есть возможность переночевать в больнице? – перевел вопросительный взгляд на Полину. Она криво улыбнулась, но от холода, видимо, забыла позлорадствовать.
– Да, – ответила, прикрывая нос ладонью. – Здесь много свободных палат.
– А персонал нас не засечет? – подозрительно уточнил я. Она хмыкнула и пробубнила:
– В том крыле, куда я тебя отведу, ты от пациента ничем отличаться не будешь…
Я выразительно оскалился, но в который раз (слишком часто для одного вечера) на сторону дружбы и мира встала Ева.
– Алекс, – подступила она ко мне, – мы ведь все равно хотели поговорить с Костиком. Вот и появился шанс.
– А как он там, кстати? – тут же подняла голову готесса. – Долго еще убираться будет?
Ева улыбнулась.
– Нет, – ответила уверенно. Затем подумала и уточнила: – Не должен, по крайней мере.
– Клянусь моим будущим дипломом, если этот удод просидит там еще десять минут, я сама спущусь и… покажу ему избранные позы из Камасутры!
– Полина! –
– Почему ты все время его защищаешь?! – рыкнул, скрещивая руки на груди. Блин, ну не нравился мне этот ее жалостливый тон! Костик ведь не ущербный ребенок! Он некромант и олигофрен, причем клинический, раз сумел наплодить столько проблем одной только своей любознательностью. Откуда же у нее столько тепла в голосе?!
Ева посмотрела на меня удивленным взглядом, потом склонила голову набок и хитро блеснула глазами.
– Да ты никак ревнуешь, заклинатель? – спросила коварно.
– Еще чего! – сделал я возмущенное лицо, хотя в душе вынужден был признаться: да, ревную! – Я просто не могу понять, – продолжил, буравя ее суровым взглядом из-под полуопущенных ресниц, – откуда у тебя такой бешеный запас толерантности?! Пытаешься с ним подружиться, что ли? На хрена?!
– Не понимаешь? – тихонько повторила Ева, с задумчивым видом касаясь пуговицы на моем пальто. – Да потому, что он – это ты, Алекс. И я. И любой вроде нас. Вспомни, каким ты был, когда впервые понял, что умеешь колдовать. Это чувство эйфории, восторга, которое захватывает целиком и заставляет забыть о последствиях.
– Ева, мне было шесть лет! – отрезал я с мрачным видом. – И уже тогда я был куда осторожнее!
– Да неужели? – хихикнула она. – Ты вызвал демона, Шурик! В детском саду. И, заметь, не одного. За каких-то одиннадцать лет умудрился добраться от Азриэля до Бестиара – повелителя стихий. Разве это свидетельствует об осторожности?
Я поиграл желваками, но перебивать ее не стал. Возможно, просто нечем было крыть.
– Если бы тебя обучал прадед, – продолжала Ева, – вряд ли сейчас у тебя было бы четырнадцать демонов в коллекции. Она – результат того, что никто не объяснил, насколько опасно то, что ты делаешь. Ты экспериментировал бездумно, постоянно, не понимая, что однажды можешь вызвать того, с кем просто не сумеешь справиться.
Она замолчала, отвела глаза в сторону и закончила почти шепотом:
– Я в свое время тоже наделала ошибок. Мама не считала нужным ограничивать меня в тренировках. Порой даже сама подстегивала к экспериментам, оставляя на видном месте амулеты, ингредиенты для зелий, книги… Не представляю, как мне удалось вырасти, не раскурочив дом или не лишившись пары конечностей… И я отлично помню, когда впервые задумалась о последствиях своего колдовства. Просто в какой-то момент вдруг поняла, насколько невыгодно постоянно что-то ломать. Только случилось это совсем не сразу, а через несколько лет после первой попытки. До тех пор я трижды разносила кровать в щепки, и это несмотря на все мамины щиты!
Она подняла глаза и, мягко улыбнувшись, положила руку мне на грудь:
– Костик познал магию совсем недавно. Ему нужна помощь и подсказка. Нужен кто-то, кто сумеет объяснить цену колдовства. Сейчас он просто не способен трезво оценить его последствия. Ты же сам говорил, что его тянет на кладбище? Разве десять разрытых могил не говорят, сколь сильна в нем эта жажда познаний?
Я мрачно выдохнул, изо всех сил стиснув зубы: и в какой момент моя ведьма стала такой красноречивой, что от ее слов начинала просыпаться совесть и замещать собою здравый смысл?