Ева. Однажды в сказке
Шрифт:
– О чем задумалась? – отложил вилку Алекс. Капелька меда (он принципиально не ел сгущенку, считая ее слишком сладкой, зато мед, порой вместе с сотами, уминал в таких количествах, что в моем организме давно бы все слиплось) стекла на подбородок, и у меня появилось почти непреодолимое желание его облизать. Но я справилась: моя сила воли бывает воистину несгибаемой (особенно когда этого не требуется) и, протянув парню салфетку, выразительно постучала себя пальцем по челюсти.
– Вспомнила кое-что смешное… что ты делаешь?! – отшатнулась, когда он протянул руку и попытался качественно так обтереть меня салфеткой. В смысле, не всю меня, а ту часть,
Алекс удивился:
– А ты разве не об этом попросила?
– Нет, конечно! – Круглыми глазами огляделась по сторонам, ожидая увидеть осуждение в глазах соседей, но… никого из «ранних пташек», завтракавших за маленькими круглыми столиками блинной, мы с нашими умываниями не волновали. – У тебя мед на подбородке, – объяснила шепотом. В ответ Алекс коварно улыбнулся и сунул салфетку мне в руку.
– На! – заявил, придвигаясь ближе. – Три.
Очень осторожно я коснулась его лица, чувствуя, как мои щеки быстро покрывает бордовым цветом. Черт, и как ему удается все время меня смущать?!
– Сегодня буду поздно, – буркнула, чтобы хоть как-то отвлечься. Алекс вопросительно изогнул бровь. – Пойду с Полиной на йогу. А потом куда-нибудь выпить. Вернее, запить горечь поражения.
– Не понял?
– Ну это же йога, – вздохнула с тоской. – Нас выгонят минут через тридцать после начала занятия. Конечно, мы очень расстроимся и пойдем в бар.
– У тебя что, еще и таланты ясновидящей прорезались?
– Это не предсказание, – положила я грязную салфетку на стол. – Это прогноз, основанный на исторических данных. Однажды нас уже изгоняли из племени.
– Сейчас все может быть иначе.
– Могло бы, конечно, – улыбнулась я. – Но Полина с тех пор совсем не изменилась, а учителя восточных мудростей еще терпеливее быть просто не могут. И если сегодня нам не посчастливится обучаться у истинного дзен-буддиста, вечером мы опять будем пить.
– Это, наверное, какая-то особая логика, – покачал головой Алекс.
– Мужчинам не понять?
– Нет, – поднялся он из-за стола. – Поехали в школу.
Я подпрыгнула следом, еще не зная, как сильно ошибалась. Бывают в жизни ситуации, которые невозможно предсказать. Насколько бы логичными ни казались выводы.
Мне никогда особо не нравились четверги. То ли сказывалось мое личное невезение, то ли это был всемирный заговор учителей, но первыми парами в этот день мне всегда ставили языки. В бывшей школе это был немецкий, который преподавала такая злобная бабуля, словно за ее плечами были восемьдесят лет коммунизма, две войны, все великие перестройки, и она физически, вот прямо всем своим существом, ненавидела тех, кто выбрал язык «фрицев» по вкусу, а не во благо родины. Она скрежетала зубами всякий раз, когда видела в учебнике фразу: «Добрый день, меня зовут Ганс, я родился в Берлине», а предложения, которые мы для нее переводили на контрольных, могли бы сломать психику какому-нибудь дошколенку. В гимназии «для богатых» такого себе, ясное дело, никто позволить не мог. Но вместо немецкого меня зачислили в группу французского языка. В старшую группу! Кому такое вообще могло прийти в голову?! Я на французском, кроме знаменитого «Je ne mange pas six jours», ничего не знаю! Правда, как и большинство в классе, но я, ко всему прочему, французский еще и не люблю: ни это их грассирование, ни слова из десяти букв, которые читаются так, словно их там всего три, ни девятнадцать времен. Девятнадцать, блин! Вы только представьте себе это число! Да я французских слов знаю меньше, чем у них времен!
Правда, до этого все равно никому не было дела. Марго Филипповна (угадайте, какое у нее было настоящее имя?) имела в жизни две нехитрые радости. Во-первых: громко декламировать французские стихотворения, промокая уголки глаз шелковым носовым платочком. А во-вторых, читать французский «Vogue», который был таким же, как и отечественный, только в пять раз дороже. И пока мы не отвлекали ее от этих занятий, она не напрягала нас ни грамматикой, ни словарями. Очень взаимовыгодное сотрудничество для тех, кому было чем заняться на уроках. Я в их число не входила и мне было скучно (а еще стихи замучили: это гортанное «р» играло на нервах лучше, чем когти по стеклу). Но в тот четверг все переменилось.
Бывает же так: идешь куда-то, вздыхаешь себе под нос и думаешь: «Что угодно, только не это». А потом вдруг бац! И что-то случается. Но ты почему-то не рад.
Именно эта мысль пришла мне в голову, когда на французском вместо знакомого портфеля Ждана рядом на парту приземлилась стильная кожаная борсетка. Ну из тех, в которых обычно помещается зажигалка, портсигар и визитница. А еще ключи от машины, но в данном случае они легли рядом. И я их сразу узнала: значок у «ауди» был очень характерный.
– Привет, Евлампий, – белоснежно улыбнулся «Финист», усаживаясь за парту. Мое лицо вытянулось так, что могло сыграть лошадь в какой-нибудь театральной постановке, но прежде чем я успела ответить, по классу прошелся дружный вздох восхищения и к моему столу подлетела троица первых красавиц.
– Шарлотта Суханова, – прощебетала самая высокая из них, протягивая парню руку с острыми розовыми ноготками. – Ты будешь учить французский вместе с нами?
Глагол «учить» был слишком сильным для того, чтобы описать наши действия в течение следующих двух пар, но в целом вопрос был поставлен правильно. И меня очень интересовал на него ответ.
– Да, Юлиан, – кивнула, возвращая на место челюсть. – Каким ветром тебя сюда занесло?
Шарлотта окинула меня таким взглядом, словно ее поразил не столько вопрос, сколько сам факт моего существования.
– Вы знакомы? – спросила она тоном наместницы бога на земле. Хотя я не особо удивилась: Суханов-старший владел какой-то мегазнаменитой в нашем городе компанией по переработке промышленных отходов, потому Шарлотта была не только наследницей приличного состояния, но и считала себя едва ли не спасительницей человечества, имеющей право с брезгливым удивлением наблюдать за бесцельным существованием простых смертных. К последним относилась и я, но, по всей видимости, не Юлиан. Кажется, он только что получил в глазах моих одноклассниц статус Аполлона, а заодно и жертвы. Ведь чем еще можно было объяснить столь явный блеск азарта в глазах «охотниц»?
– Давно знакомы, – кивнул Шакуров, откидываясь на спинку стула. – А вы с Евой подруги?
– Конечно, – без запинки соврала Шарлотта.
Я едва не хихикнула: подруга, конечно! Скорее уж «помеха справа», которую нужно либо обойти, либо уничтожить.
– Тогда, по-дружески, дай нам поговорить наедине, пока урок не начался? – невинным тоном попросил Юлиан. Лицо Шарлотты пошло пятнами, улыбка плавно перетекла в оскал, но надо отдать ей должное: она сдержалась. Развернулась на каблуках и вместе со свитой отчалила обратно на задние парты. Похоже, выдумывать план уничтожения.