Ева
Шрифт:
Он неторопливо перевел на Кэрол непроницаемый взгляд. Она рассеянно крошила хлеб, не поднимая глаз.
– Предварительные сценарии? – повторил он. – Меня не интересуют сценарии. Мне нужна история. Вы же писатель? Я хочу, чтобы вы рассказали мне историю… расскажите что-нибудь прямо сейчас. Вы говорите, у вас есть идеи. Так выкладывайте.
Я пожалел, что сел за этот стол. Питер смотрел на меня с любопытством. Кэрол все еще крошила хлеб, но щеки ее слегка порозовели. Голд продолжал сверлить меня глазами, поглаживая пухлой рукой обвисшие щеки.
– Неудобно обсуждать
К счастью, подоспело время следующей перемены блюд. Голд мгновенно потерял ко мне интерес и напустился на официантов. Все должно было быть идеальным, вплоть до температуры тарелки, на которой подавалось его блюдо. На несколько минут наш столик превратился в центр лихорадочной активности. Наконец Голда удалось ублажить, и он накинулся на еду с таким аппетитом, словно не ел несколько дней.
Питер поймал мой смущенный взгляд и слабо улыбнулся. Похоже, не было смысла пытаться поддержать беседу, пока Голд был занят едой. Во всяком случае, ни Кэрол, ни Питер не предпринимали никаких попыток, и я последовал их примеру. Все ели молча. Я слегка опасался, что, расправившись с ужином, Голд вновь потребует от меня историю, но это было маловероятно. Я и злился на себя за то, что упустил такую возможность, и радовался, что нас прервали, поскольку предложить мне ему было нечего.
Закончив есть, Голд нетерпеливо отодвинул тарелку, достал зубочистку из жилетного кармана и принялся задумчиво ковырять в зубах, оглядывая переполненный зал.
– Вы читали книгу Клайва «Ангелы в соболях»? – вдруг спросила Кэрол.
Голд нахмурился.
– Я никогда ничего не читаю, как вам известно, – только и сказал он.
– Тогда, думаю, стоит это сделать. Сюжет не годится для картины, но идея, которая лежит в основе, – очень даже.
Для меня это было чем-то новеньким, и я вопросительно посмотрел на нее. Она старательно отводила взгляд.
– Что за идея? – На смуглом лице Голда появился интерес.
– Что мужчины предпочитают распутниц.
Я был сбит с толку, поскольку не припоминал такой коллизии в своей книге.
– А разве это так? – мягко спросил Питер.
– Конечно, – сказал Голд, вертя в пальцах зубочистку. – Она права. И я скажу почему. Шлюх любят больше, потому что добропорядочные женщины ужасные зануды.
Кэрол покачала головой:
– Я так не считаю, а ты, Клайв?
Я не знал, что сказать. Я вообще об этом никогда не задумывался. И тут мне вспомнилась Ева, и я сравнил ее с Кэрол. Ева была распутной, а вот Кэрол вполне можно было назвать добропорядочной: она была надежной, искренней, честной, то есть свято чтила этические нормы. Я сомневался, что Ева вообще когда-нибудь слышала об этике. Это было весьма показательное сравнение. Я сбежал от Кэрол и даже наврал ей с три короба, чтобы провести несколько минут с Евой. Почему я это сделал? Если бы я знал, то смог бы ответить Кэрол.
– У распутниц есть некоторые качества, отсутствующие у добропорядочных женщин, – медленно произнес я. – Эти качества – вовсе необязательно положительные – взывают к первобытным мужским инстинктам. Мужчины плохо контролируют инстинкты и, пока приличные женщины держат себя в жестких рамках, будут волочиться за шлюхами. Но все равно никто не захочет долгих отношений с женщинами такого сорта. Это однодневные увлечения.
– Абсолютная ерунда, Клайв, и ты это знаешь, – резко возразила Кэрол.
Я растерянно посмотрел на нее. Никогда прежде я не видел в ее глазах такого негодования. Она была задета, рассержена и готова к бою.
– Я согласен с мистером Торстоном, – благодушно произнес Голд. Он достал большую сигару и вдумчиво ее оглядел. – Мужские инстинкты нельзя недооценивать.
– Дело не в инстинктах, – выпалила Кэрол. – Я скажу вам, почему мужчины предпочитают распутниц. – Она посмотрела на Питера так, словно не желала, чтобы он участвовал в разговоре. – Я говорю о большинстве мужчин, которые, если их спустить с поводка, срываются и ведут себя как неразборчивые кобели. Мне не хочется задеть тех, кто, установив для себя некие моральные нормы, не станет их преступать.
– Дорогая моя Кэрол, сойди с амвона, – поддел ее я, понимая, что этот выпад направлен против меня.
– Она прекрасна в роли проповедницы, – сказал Голд, протягивая сигару официанту, чтобы тот обрезал кончик. – Пусть продолжает.
– Мужчина предпочитает кокоток, потому что он тщеславен. – Теперь Кэрол обращалась непосредственно ко мне. – Такие женщины бывают очень эффектны. Искушенные в любовных утехах, обольстительные. Мужчинам льстит, когда их видят в сопровождении дам такого сорта, им хочется, чтобы друзья им завидовали… бедное дурачье. У красотки обычно нет мозгов. Они ей ни к чему. Все, что ей нужно, – это смазливая мордашка, пара симпатичных ног, модная одежда и сговорчивость.
– Вы полагаете, что мужчинам комфортнее с безмозглыми дурами? – спросил Голд.
– Вы сами это знаете, Р. Г., – отрезала Кэрол. – Не пытайтесь пускать мне пыль в глаза. Вы ничуть не лучше других.
Смуглое лицо Голда расплылось в улыбке.
– Продолжайте, – хмыкнул он. – Вы ведь еще не закончили?
– Мне тошно смотреть на этих никчемных женщин, которых таскают за собой мужчины. Вот что привлекает большинство мужчин: внешность, одежда, тело. Некрасивым девушкам в Голливуде ничего не светит. Это отвратительно.
– Да бог с ними. Не отвлекайся от распутниц, – попросил Питер, возбужденно блеснув глазами.
– Хорошо… распутницы. Мужчину задевает, когда его женщина знает больше, чем он. Вот в чем секрет успеха дамочки легкого поведения. По натуре она ленива, и у нее нет сил ни на что, кроме распутства. У нее нет других тем для разговора, помимо нее самой, ее одежды, ее мелких проблем и, конечно, ее красоты. Мужчине это нравится. Ему не надо ни с кем соперничать. Если ему хочется, он может ее опекать. Он воображает себя этаким глиняным божком, хотя его подружка, скорее всего, считает, что он уныл, как зевота. Все, что ей нужно, – это повеселиться и поглубже залезть в его кошелек.