Эвакуация. 1941—1942 гг.
Шрифт:
Но Сталина можно понять: шел всего двенадцатый день войны, а уже далеко «за шеломянем» остались республики советской тогда Прибалтики, 28 июня был сдан Минск, вот-вот волна нашествия должна была докатиться до Смоленска – и никто в мире в тот момент не мог сказать хотя бы предположительно, какая сила и на каком рубеже остановит эту коричневую лаву. Тут логические аргументы отходили на задний план: чтобы заручиться доверием слушателей, Сталину пришлось обращаться не столько к их разуму, сколько к эмоциям и, прежде всего, к стереотипам мироощущения, сформированным отчасти советской пропагандой послереволюционных десятилетий, но имеющим более глубокие исторические корни. Тем объясняется и его апелляция к национальному самосознанию (ведь не объединил он народы одним обобщающим понятием, а уважительно каждый назвал по отдельности!). А четыре месяца спустя – на легендарном параде 7 ноября – он в силу той же логики поименно вспомнил самых известных защитников отечества прошлых столетий: «Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков – Александра Невского, Димитрия Донского, Кузьмы Минина, Димитрия Пожарского,
Пожалуй, только насчет «захвата наших земель, политых нашим потом, захвата нашего хлеба и нашей нефти, добытых нашим трудом» Сталин ничего не придумал. Он, конечно, не мог читать дневник Гальдера (он будет издан десятилетия спустя), где на этот счет есть недвусмысленные свидетельства [23] , однако маниакальную идею завоевания «Lebensraum» («жизненного пространства») для германцев – «высшей расы» – Гитлер отнюдь не держал в секрете. Она была «обоснована» им еще в «Mein Kampf» (книга впервые издана в 1925 году), вокруг нее сплачивались толпы маргиналов, превратившиеся в результате демократических (!) выборов 1933 года в правящую партию страны великих философов, поэтов и музыкантов.
23
Здесь я, в частности, имею в виду запись, сделанную 17 марта 1941 года: «[Высказывания Гитлера] о тыловых районах: В Северной России, которая будет передана Финляндии, никаких трудностей. Прибалтийские государства отойдут к нам со своим местным самоуправлением. Русины будут нас приветствовать (Франк); Украина – неизвестно; донские казаки – неизвестно. Мы должны создать свободные от коммунизма республики. Насажденная Сталиным интеллигенция должна быть уничтожена. Руководящий аппарат русского государства должен быть сломан».
«Мы окончательно рвем с колониальной и торговой политикой довоенного времени и сознательно переходим к политике завоевания новых земель в Европе, – вещал будущий фюрер в своем программном сочинении.
– Когда мы говорим о завоевании новых земель в Европе, мы, конечно, можем иметь в виду в первую очередь только Россию и те окраинные государства, которые ей подчинены.
Сама судьба указует нам перстом» [24] .
24
Мировые войны ХХ века. В 4 кн. Кн. 4. С. 8.
Это ведь говорилось не в секретных документах, адресованных узкому кругу подельников, а в книге, которая в Германии 1930-х годов издавалась миллионными тиражами, переводилась на другие языки.
Особо подчеркну, что в этом «священном писании» национал-социализма нашли концентрированное выражение не только безбашенный расизм и оголтелый антисемитизм, но и антибольшевизм похлеще чубайсовского. Уже там утверждался «факт», «что правители современной России это – запятнавшие себя кровью низкие преступники, это – накипь человеческая»; «чтобы провести успешную борьбу против еврейских попыток большевизации всего мира, мы должны…» и т. п. И как эту риторику должен был воспринимать «главный большевик»?
А может, прагматик Сталин воспринимал ее как извинительные «грехи молодости» начинающего политика и не придавал ей значения, общаясь уже не с зачинщиком «пивного путча» в Мюнхене, а с лидером ведущей европейской державы? Нет, заблуждаться настолько он не мог: книга Гитлера, по сути, была изложением его политической программы, с которой нацистская партия прорвалась в рейхстаг, а ее идеолог был продвинут в канцлеры. Миллионные тиражи появились как раз после того (и вследствие того), как канцлер стал «фюрером». Вот тогда книга Гитлера стала политическим бестселлером во всей Европе, а в 1933 году она была переведена и на русский язык и издана, как утверждают державшие в руках то издание историки, в полиграфическом отношении очень хорошо (возможно, ее печатали в Германии), но микроскопическим тиражом – только для партийной верхушки. В личной библиотеке Сталина она, разумеется, была, и пометки на полях свидетельствуют, что советский вождь читал ее с карандашом в руках.
В таком случае, чем объяснить тесное сотрудничество между СССР и гитлеровской Германией, которое вызывает сегодня так много спекуляций? Думаю, ответ на этот вопрос достаточно очевиден: сама международная обстановка того времени принуждала непримиримых врагов искать помощи друг у друга.
Позицию Сталина убедительно, на мой взгляд, объяснил профессор МГИМО(У) А.Ю. Борисов: «Если говорить о сталинской стратегии в межвоенные годы, то она заключалось в одном слове “выжить” во враждебном капиталистическом окружении и обеспечить благоприятные внешние условия для индустриализации страны в кратчайшие исторические сроки ценой напряжения и перенапряжении всех сил народа. Что касается враждебного окружения, то оно не могло быть другим, так как крупнейшая и самодостаточная держава мира с колоссальной ресурсной базой противопоставила себя всем остальным под лозунгом национализации “священной частной собственности” и реорганизации всей социальной и экономической жизни на государственных, антирыночных началах. Выжить и устоять в таких условиях было поистине сверхзадачей, учитывая сложную динамику международной жизни в период после Версальского мирного урегулирования, что предполагало отчаянное дипломатическое маневрирование и рискованную игру на противоречиях империалистических держав» [25] .
25
Великая Победа. В 15 т. Т. IX. Сталин в годы войны. М., 2015. С. 8.
Что же касается Гитлера, то надо, прежде всего, подчеркнуть, что это не он инициировал налаживание отношений с Москвой и не с ним поначалу имел дело Сталин. Еще в апреле 1926 года между Германией («Веймарской республикой») и СССР был подписан в Берлине договор о том, что две эти страны «будут и впредь поддерживать дружественный контакт с целью достижения согласования всех вопросов политического и экономического свойства, касающихся совместно обеих стран». Пять лет спустя (опять-таки еще до Гитлера) Берлинский договор был пролонгирован. А Гитлер, придя к власти, несмотря на свою агрессивную антибольшевистскую риторику, денонсировать его не стал – из прагматических соображений: на первых порах ему было важно продемонстрировать миролюбие во внешней политике. В то время гитлеровская дипломатия стремилась выстроить на двусторонней основе внешне дружественные отношения как можно с большим количеством стран, не особо заботясь о том, насколько лояльно они относятся к переменам, происходящим в Германии. Для рейха важно было связать их договорными обязательствами с Берлином, чтобы затем, дергая за эти ниточки, не допустить создания альянсов между ними. В результате таких манипуляций [26] Германии быстро удалось достигнуть такого положения, когда она смогла безнаказанно нарушать ограничения, наложенные на нее Версальским договором, а потом и вовсе денонсировать его.
26
О них подробно рассказывает историк Н. В. Павлов в статье «Внешняя политика третьего рейха (1933–1945)»; https://mgimo.ru/files/210929/III_reich.pdf
Здесь, я думаю, важно обратить внимание на ключевую роль, которую сыграл тот договор в период между двумя мировыми войнами. По замыслу «подписантов», он должен был стабилизировать политическую обстановку в послевоенной Европе, юридически закрепив «справедливый» международный порядок; но представления о справедливости у победителей и побежденных радикально не совпадали. Тогдашние немцы не считали себя более виновными в развязывании войны, нежели их победители, а расплачиваться за общие грехи заставили только их. Причем расплачиваться принуждали по «тарифам» и несправедливым, с их точки зрения, и непосильным. Так что чувствовали себя граждане Германии не только побежденными, но и униженными.
Чувство национального унижения – благоприятная психологическая почва для зарождения и развития в обществе радикальных националистических настроений. Именно такими настроениями и питался на ранней своей стадии германский национал-социализм. Ими и была проникнута книга «Mein Kampf».
Историк В.И. Дашичев убедительно показал [27] , что в «своей борьбе» за власть в Германии Гитлер ничего принципиально нового не предлагал, а только напоминал; между тем обращение к исторической памяти, как правило, действенней новых лозунгов, в том секрет популизма. Фюрер завоевывал расположение немецкого обывателя, униженного Версальским договором, апеллируя к миражам национального менталитета, отражавшим настроения до Первой мировой войны, когда Германия впервые возомнила, что «право имеет». Расширение «жизненного пространства» и ресурсной базы за счет Российской империи – прожект тоже, оказывается, еще из тех времен, когда никаких «пламенных идей» на российской почве не проросло. Уловка фюрера была проста: униженный народ «поведется» на обещание сделать его снова великим. Чтобы образ величия был узнаваемым, кандидату в вожди понадобилось реанимировать имперские амбиции кайзеровских времен.
27
Дашичев В.И. Политика и стратегия Германии накануне Второй мировой войны (1938–1939 гг.) // Великая Победа. В 15 т. Т. II. Вставай, страна огромная. М., 2015.
А что касается «пламенных идей» – они, в чем легко убедиться, нисколько не мешали Гитлеру налаживать сотрудничество с СССР в 1930-е годы [28] . Правда, нельзя сказать, что он от неприятия их хотя бы временно, из дипломатических соображений, отказался: напоминание об опасности «коммунизма» помогало ему интриговать в отношениях с ведущими европейскими державами, чтоб не допустить их сговора с Советским Союзом. По-настоящему же «душителем» этих идей фюрер заявил себя лишь после поражения под Москвой, когда стало очевидно, что план «Барбаросса» провалился и нужно заново объяснять если не доверившейся ему «массе» (поскольку «за нее думает фюрер»), так хотя бы генералитету, зачем он двинул свое воинство в эти бескрайние, холодные и враждебные просторы. Вот тогда-то Гитлер и заявил себя смертельным врагом большевизма. И он по-своему был прав, ибо вовсе не российские просторы, осеннее бездорожье и ранние морозы провалили так хорошо спланированный блицкриг, а именно организация «большевиками» отпора агрессору (но об этом речь впереди).
28
Публицист Д.В. Калюжный, полемизируя с историками и публицистами, которые упрекают нынче Советский Союз (Сталина, конечно, в первую очередь) в том, что он много сделал для возрождения германского милитаризма, вполне убедительно, на мой взгляд, доказывает, что в значительно большей степени немцы помогли создать оборонную промышленность СССР; https://zen.yandex.ru/media/kadmiy/kto-kogo-voorujal-v-1930e-gody-5d0df4d9b34feb00af5ded13