Евангелие Михаила Булгакова
Шрифт:
{¶6} Уместно вспомнить, что мученическая, позорная смерть Иисуса на кресте была его важнейшим деянием и одновременно важнейшей проповедью. С трагической наглядностью она объединила Бога с человеком, причем человеком низшего сословия; превратила позор в торжество, унижение в величие; продемонстрировала доминанту духа над телом.
К сожалению, в этой работе нет места для рассказа о том, почему перечисленные четыре элемента евангельской проповеди обеспечили торжество христианства в начале нашей эры, каким образом они сохранили свою эффективность до наших дней. Но читатель увидит, что этическое кредо булгаковского Иешуа Га-Ноцри в этих точках соответствует евангельской матрице.
{¶7} По современным
Итак, на первом этапе своей деятельности Иисус собирает вокруг себя группу ближайших учеников (так называемых «двенадцать») и более обширную группу второго уровня, уже в количестве семидесяти человек. По Евангелиям, он вербовал последователей отчасти при помощи своих блестящих проповедей, но еще более — при помощи чудес. На них мы останавливаться не будем, поскольку Булгаков о них не пишет {¶8}. Но заметим, что во II веке голословные рассказы о чудесах считались аргументами, вескими доказательствами святости того или иного человека. (Да что говорить о II веке, если в наши дни непрерывно слышатся рассказы о чудесных исцелениях, свершенных наложением рук или пристальным взглядом… Впрочем, прогресс все же есть. Во времена евангелистов сообщения о чудесах были атрибутивными элементами биографии великих людей. Сейчас ходят легенды о гениальности, проявившейся в раннем детстве.)
Первый этап деятельности Иисуса развертывается внутри Палестины, но вне Иерусалима. Молодой пророк приобретает широкое признание, собирает группу учеников-последователей. Там же провозглашается его статус Христа — иудейского мессии. Во всяком случае, он становится Христом во мнении народа. А сам начинает объявлять себя сыном Бога, хотя делает это довольно осторожно — более перед учениками, чем перед широкой публикой.
3. Вступление в Иерусалим
В священный город, центр иудейской религии, Иисус вступает уже очень популярным человеком. Он тщательно обставляет свой въезд как официальное явление мессии, спасителя еврейского народа и государства. Иисус снабжает себя необходимыми атрибутами {¶9} — посылает учеников за ослом (или, по другой версии, ослицей с осленком), ученики делают седло из своих одежд, а множество народа устилает дорогу одеждами и зеленью, машет пальмовыми ветвями и кричит «осанна!» — «спаси нас!».
Дело в том, что ветхозаветные пророки очень точно указали и место, и обстоятельства явления мессии. Вот что сказано у Захарии: {¶10} «И Я расположу стан у дома Моего против войска, против проходящих вперед и назад, и не будет более проходить притеснитель… Ликуй от радости, дщерь Сиона, торжествуй, дщерь Иерусалима: се, Царь твой грядет к тебе, праведный и спасающий, кроткий, сидящий на ослице и молодом осле, сыне подъяремной» (Зах. IX, 8, 9). Здесь выражение «у дома Моего» толкуется как «у Иерусалимского храма».
Въезд Иисуса в Иерусалим был, таким образом, торжествен и многозначителен. В этом все Евангелия поразительно единодушны. Но вокруг въезда — многочисленные разночтения.
По Марку, Иисус подъезжает к Храму, входит внутрь: «…И осмотрев все, как время уже было позднее, вышел в Вифанию с двенадцатью» (XI, 11).
(Вифания — {¶11} местечко примерно в пяти километрах к западу от Иерусалима.)
По Матфею и Луке, продолжение иное. Сейчас же после въезда: «…И выгнал всех продающих и покупающих в храме, и опрокинул столы меновщиков и скамьи продающих голубей, и говорил им: написано, — „дом Мой домом молитвы наречется“; а вы сделали его вертепом разбойников» (Мф. XXI, 12, 13). После этого Иисус творит чудеса, храмовый причт, естественно, негодует, и мессия удаляется на ночлег в Вифанию.
На следующий день он возвращается в священный город и при въезде творит свое единственное злое чудо: {¶12} «…Взалкал; и увидев издалека смоковницу, покрытую листьями, пошел… но, придя к ней, ничего не нашел, кроме листьев, ибо еще не время было собирания смокв» (Мк. XI, 12, 13). Иисус проклял эту смоковницу; зеленеющее дерево засыхает. По Марку, сейчас же после эпизода со смоковницей происходит изгнание торговцев из храма.
Я разбираю так подробно эти второстепенные эпизоды потому, что у Булгакова они отсутствуют в явном виде. Но они присутствуют как отзвуки, как полемические парафразы и определяют важнейшую этическую линию. Надеюсь, читатель убедится в том, что все евангельские детали, ассимилированные Булгаковым, получили у него первостепенное значение.
Целая группа таких деталей относится к характеру Иисуса, изображаемому каждым евангелистом по-своему. Древнейший автор, Марк, показывает своего героя осмотрительным человеком. Его Иисус торжественно вступает в город, но ограничивается на первый случай разведкой, осмотром будущего поля битвы.
Следующие по времени евангелисты, Матфей и Лука, показывают Иисуса менее осторожным: изгнание торгующих он совершает без предварительной разведки, в первый же день. Наконец четвертый евангелист изображает совершенно иного Иисуса, бесстрашного. По Иоанну, он является в Храм без подготовки, без восторженной толпы поклонников, задолго до «шествия на осляти» — то есть еще не признанным в Иерусалиме и мало известным в провинции. Но ведет себя куда более решительно: «И, сделав бич из веревок, выгнал из храма всех, также и овец и волов; и деньги у меновщиков рассыпал, а столы их опрокинул; и сказал продающим голубей: возьмите это отсюда, и дома Отца Моего не делайте домом торговли» (Ин. II, 15, 16).
Систематичность евангельских разночтений здесь проявляется совершенно отчетливо. Это не разночтения на самом деле, а развитие образа: от осторожного и разумного основателя секты — до неистового проповедника-одиночки. От иудейского мессии, цитирующего Ветхий Завет, — до земного Бога, который называет храм домом Отца Своего.
Соответственно открываются две возможности для интерпретатора Евангелий: считать въезд Иисуса либо явлением еврейского мессии, либо христианского Бога Сына. Если принять обе версии равноценными (разумеется, считая Бога Сына в реалии проповедником-одиночкой), то обе они оказываются художественно достоверными и, до времени, хорошо подкрепленными сюжетными деталями.
По Матфею, после появления в Храме Иисус благонравно творит чудеса — так сказать, планомерно укрепляет свое положение. По Иоанну, он себя чудесами не утруждает. Когда иудеи, возмущенные бесчинствами пророка, требуют от него объяснения — почему он разогнал торгующих? — «Иисус сказал им в ответ {¶13}: разрушьте храм сей, и Я в три дня воздвигну его… А Он говорил о храме Тела Своего» (Ин. II, 19, 21). Удивительное по дерзости заявление! Не только народ — ученики не смогли разгадать иносказание и поняли учителя буквально
({¶14}. Это же заявление Марк и Матфей приписывают не Иисусу, а лжесвидетелям во время суда над ним: «Но наконец пришли два лжесвидетеля и сказали: Он говорил: «Могу разрушить храм Божий и в три дня создать его» (Мф. XXVI, 60, 61). Конечно, еврейский пророк не мог так высказаться о храме Соломона…)
Обе линии поведения Иисуса имеют, соответственно, различные последствия и в развитии все больше расходятся. Синоптики и Четвертое Евангелие {¶15} изображают противоположные отношения иудейского народа к Христу. Правда, он везде подвергается смертельной опасности и знает это. Во всех Евангелиях он заранее, настойчиво и уверенно, предсказывает свою скорую гибель. Но ширина пропасти, над которой он идет, разная.