Евангелие от Джексона
Шрифт:
Представляя его, Купец сказал:
— Наш главный спец, технолог по взлому.
— По дверным запорам, — скромно поправил Леня Крот.
Теперь, когда все были в сборе, Купец осведомился у Николая, куда он их повезет.
— В Юрмалу, — ответил тот, — резиденция там не хоромы, но жить можно…
— Чуете, апостолы, — оживился Купец, — крыша у нас на всесоюзном курорте, у самого синего моря. Это вам не халупа в Простоквашино.
Крышу для Купца и его спутников Лодину помог устроить счастливый случай. Недели три назад, прогуливаясь по юрмальскому пляжу, он повстречал
— Могу выручить, — неожиданно предложил Экс. — А надолго они?
— Ну-у… — замялся Лодин, — от силы на месяц.
— У меня в Дубулты комнатуха на одной дачке пустует. Понравится — пусть живут. Вход отдельный, диван, кровать, раскладушка…
— Сколько возьмешь?
— Со своих по-божески, — усмехнулся Экс. — Цепочку не жалко?
На шее у Лодина висела серебряная цепочка с распятием Христа, которую ему привез один моряк из Антверпена. Николаю не хотелось расставаться с ней, но соблазн сходу решить вопрос был слишком велик. Через два дня обмен: цепочка — ключи от комнаты, — состоялся.
— Только скажи своим ребятам, чтобы там поаккуратней, — на прощанье предупредил Экс. — Площадь служебная, стены тонкие — лишний шум ни к чему.
— Схвачено, — успокоил его Лодин. — Все будет нормалек.
…Едва приехали на место и побросали вещи, Купец поспешил к рукомойнику: жара его допекла больше других, рубашку можно было выжимать.
— Сегодня о деле ни слова, — сказал он Лодину, облив себя пригоршней воды. — Отдыхаем, осваиваемся, оформляем, так сказать, временную прописку. А для начала с дорожки перекусить не мешало.
— И горло промочить, — вставил Финик.
— Само собой, — подтвердил Купец. — В общем, веди нас Колян в харчевню, где наливают, а далее на пляж двинем. Жарища у вас стоит, не думал даже…
Летнее кафе у моря являло собой деревянный навес в виде шалаша. Оно хорошо защищало от прямых солнечных лучей, а слабый ветерок со стороны залива приносил столь желанную освежающую прохладу. Внутри все было просто, но чувствовался вкус, характерный для подобных заведений в прибалтийских городах. Аккуратные, крепко сбитые столики, декоративные пеньки вместо стульев, вполне сносный по нынешним временам выбор спиртного и закусок в баре — все располагало к приятному и обстоятельному застолью. Стройные длинноногие девушки заходили сюда прямо в купальниках. Они рассаживались за столиками, облепляли стойку бара и под монотонные национальные мелодии утоляли жажду «Пепси-колой» либо подолгу ковырялись пластмассовыми ложечками в вазочках с мороженым, изредка лениво обмениваясь репликами.
— Отличный насест, — умащиваясь массивным задом на пенек, похвалил Финик. Он уже успел осмотреть кафе и остался вполне доволен. — А то в другом кабаке сядешь на стул, а он трещит, зараза, что арбуз спелый, того и гляди, загремишь. А тут все капитально.
— На такой бы насест еще курочку матерую, вот бы покудахтали, а, Финик? — потирая руки, сказал Купец.
— Не сыпь мне соль на рану… — взмолился Финик. — Я уже без бабы знаешь сколько? Много…
— Хорошо, что только без бабы, а не без штанов, — равнодушно заметил Купец. — В другие времена сидеть тебе в долговой яме и кормить тараканов, в лучшем случае, прикинуться блаженным и ходить по миру с протянутой рукой, каная за жертву чернобыльской трагедии. Я ужо таких пилигримов повидал…
«Так, — подумал Лодин, — с этим все ясно. Финик, судя по всему, у Гриши под колпаком, даром, что здоровый. Вон, Крот, тот молчун, не высовывается, но держит себя независимо».
Купец решил отметить встречу коньяком: взял пару четырехзвездного, минералки и гору всякой снеди.
Он быстро и умело разлил коньяк и произнес короткий тост:
— За успех нашего предприятия!
Все выпили и тут же набросились на закуски: после дороги у этой троицы аппетит был зверский, — не до разговоров. Следующий тост был за новые знакомства, потом за прекрасных женщин…
Беседа шла своим чередом, и Лодин почти не вступал в нее, лишь изредка вставлял словечко либо отвечал, когда о чем-то спрашивали. В то же время он внимательно присматривался к Гришиным напарникам, пытаясь составить о них определенное впечатление. И в этом было не просто праздное любопытство — теперь его собственная судьба в какой-то мере зависела от этих людей.
Леня Крот — темная лошадка, что у него на уме — черт знает. Неразговорчив, глаза беспокойные. Сидит себе да знай крутит вокруг оси свой бокал. Пальцы длинные, нервные, чувствительные, аккуратно ощупывают стеклянную поверхность, будто пытаются отыскать, в ней только им известную невидимую лазейку. Скованность, скупость жестов выдают состояние постоянного внутреннего напряжения.
Финик. Этот, на первый взгляд, весь как на ладони. Балабол, но не без юмора, жаден до спиртного, при виде броской породистой самочки глаза маслянеют, взор туманится. Мешок анекдотов, не лишен интеллекта и при первом удобном случае не прочь выпендриться. Неповоротлив, но, видимо, силен, однако к Купцу относится с явным подобострастием, можно сказать, побаивается.
Разумеется, впечатления самые первые, поверхностные, время, оно все прояснит, расставит по местам.
Когда с едой и питием было благополучно покончено, тепленькая компания незамедлительно перекочевала на пляж. Финик и Крот тут же разделись и побежали купаться, но очень скоро, странно припрыгивая, возвратились назад.
— Ну и водичка, колотун, — стуча зубами и смешно, по-кошачьи отфыркиваясь, пожаловался Финик. — Удовольствие, я вам скажу, ниже среднего — мошонка под пупок подворачивается. Тут любой хмель улетучится…
— Ты замерзать не должен — у тебя жира много, — съязвил Купец. — Вон Крот, синий как бройлер, и то не жалуется.
— Толку-то, жир. Все равно не спасает, — ничуть не обиделся Финик и плюхнулся тюленем в прогретый золотистый песок.
— Значит, у тебя жир неправильный, — заключил Купец.
— Жир правильный, — возразил Финик. — А Леня не жалуется, потому что ему яйца еще повыше, под самые гланды подпирают, а от этого язык никак повернуться не может. Лень, скажи что-нибудь.