Евангелие от Люцифера
Шрифт:
— Шукран, — сказал ему Хилтс и перевел для Финн: — Это «спасибо». Хорошее слово, тебе стоит запомнить. А еще «саадни».
— Что значит «саадни»? — спросила Финн, пытаясь выговорить слово так, как Хилтс.
— «Помогите».
Хилтс открыл подвешенную к багажнику суму, извлек пару видавших виды фотоаппаратов «Никон», перекинул их через плечо и, взяв Финн под локоть, повел ее прочь от окруживших мотоцикл мальчишек.
— Ты что, решил оставить свой мотоцикл без присмотра? — удивилась Финн.
— Как это — без присмотра? А Бакир на что? Я дал ему пятьдесят пиастров — это примерно десять центов — и пообещал еще пятьдесят фунтов, если он постережет машину до нашего возвращения. Получается около десяти долларов — больше, чем он заработает за день на улицах, не будучи сариком — карманным воришкой, промышляющим среди туристов.
— Ты доверяешь ему?
— Он не осмелится обмануть меня. Я сказал ему, кто хозяин этого мотоцикла.
— И кто же это?
— Одна моя знакомая, владеющая дилерским агентством на Замалеке — это большой остров, который можно увидеть с твоего балкона. У нее есть шесть братьев.
— А кто они? — спросила Финн, уже поняв, к чему все клонится.
— Буколы [3] , — ответил Хилтс. — Бандиты. Самая влиятельная банда в Каире.
— Бандиты. Звучит романтично.
— Это как посмотреть. В Египте преступность не так чтобы процветает. Часто случаются только аварии на дорогах, но Каир — главный перевалочный пункт для героина, переправляемого из Юго-Восточной Азии в Европу и Соединенные Штаты. То же самое относится к незаконно добытым алмазам — их везут из Сьерра-Леоне в Антверпен. Нигерийцы используют Каир для отмывания денег в колоссальных масштабах. Здесь огромный рынок пиратского программного обеспечения — семьдесят процентов всей продукции. Ну а главное, то, что приносит миллиард долларов в год, — это контрабанда похищенных артефактов. Целая индустрия. Я уже не говорю о пятидесяти тысячах профессиональных карманных воров и сотне тысяч мелких воришек.
3
Так назывались в эпоху римских императоров жители западной части дельты Нила. Позднее это название распространилось на рабов Римского Египта, бежавших от землевладельцев в болотистую местность дельты, откуда они совершали набеги на окрестные поместья.
— Значит, наш друг Бакир знает, кто такие эти буколы.
— Вероятно, он числится в их платежной ведомости. Его родители, если они у него есть, скорее всего, похоронные торговцы.
— А это еще кто такие?
— Грабители могил нового времени. Представь себе: человек умирает, а кто-то, узнавший об этом — сосед, полицейский, кто угодно, — сообщает о его смерти похоронным торговцам. Шайка ребят вроде Бакира отправляется туда, где жил этот человек, и, прежде чем о его кончине узнают родственники, обчищают это место. Большая часть одежды, которая продается на здешних рынках, снята с покойников.
— Ничего себе!
— У мусульман более спокойное отношение к мертвым, чем у христиан. Они почитают своих предков, даже любят их, а потому не считают, что их следует похоронить и забыть. Но не видят кощунства в том, чтобы позаимствовать у мертвеца то, что ему уже не потребуется. Практичный подход, вот и все.
Они остановились у импровизированного прилавка, представлявшего собой натянутый между двумя гранитными урнами кусок рванины. Под этим навесом в пыли сидела на корточках женщина с закрытым лицом, перед которой были разложены предметы одежды. Хилтс коротко с ней переговорил, потом сфотографировал ее одной из камер «Никон», опустился на колени и, взяв в руки выглядевшую почти новой шерстяную рубашку, спросил у торговки цену. Та ответила.
— Фунт, — сообщил он Финн. — Двадцать центов, а если поторговаться, можно еще вполовину сбросить.
Финн принюхалась к рубашке. От нее исходил болезненно-сладковатый запах.
— Это то, что я думаю, да?
— Иногда похоронные торговцы попадают к мертвым только через день или два. Она, вероятно, была на хозяине в момент его смерти.
— Не твой размер, — сказала Финн.
Хилтс положил рубашку, и они пошли дальше, все больше углубляясь в лабиринт. По мере их продвижения толпы становились все гуще, вихрившаяся пыль порошила глаза, в ушах стоял беспрерывный гомон.
Тут продавалось все: груды ломаных игрушек, разбитые пульты, старые пластиковые контейнеры, пишущие машинки, видеомагнитофоны и покрытые вмятинами колпаки для колесных дисков. Товар, по преимуществу американского производства, был навален на подстилках из грязной клеенки. Люди, как мухи, кружили над кучами одежды, поднимали блузки, нижнее белье, брюки, галстуки, рубашки, футболки и носки. Торговались о цене, порой покупали, но чаще всего шли дальше.
— Помнишь контейнеры для сбора старой одежды, которые иногда выставляются в придорожных торговых центрах?
Финн кивнула.
— Так называемые благотворительные организации продают собранное перекупщикам из третьего мира на вес, тоннами, а те перепродают вот таким торговцам для розничной продажи.
Оборванец, сидевший на табурете, при виде иностранцев возвысил голос и, перекрывая общий гомон, на поразительно внятном английском языке закричал:
— Американская леди! Джулия Робертс! У меня есть туфли для вас.
Финн остановилась. Все туфли были мужскими. Торговец поднял замшевый, двенадцатого размера башмак с молнией на боку, похоже, производства шестидесятых годов.
— У него пары нет, — указала Финн.
Торговец поднял другой башмак. Легкий кожаный мокасин гораздо меньшего размера.
— Они оба черные.
Продавец улыбнулся, показав зубы цвета влажных окурков.
— Но они же не парные.
— Продам со скидкой, за полцены, — прокаркал торговец обувью, а когда Финн повернулась, крикнул ей вслед:
— Мисс Джулия Робертс, я люблю вас!
Они свернули за угол и двинулись по короткому проулку меж оштукатуренных склепов и приподнятых саркофагов.
— Мы подходим к звериному рынку, — заметил Хилтс. — Место экзотическое, но порой не самое приятное.
Неожиданно налетевший порыв ветра заставил Финн прищуриться из-за полетевшего в глаза облака пыли, а заодно сморщиться — в ноздри ударил запах крови и требухи, перебивавший даже гнилостный смрад разлагающихся отходов и текущих по узким канавам сточных вод. Следом за запахами явились и звуки: безумная смесь блеяния, кудахтанья, лая, хрюканья, визга, обезьяньих воплей и еще невесть чего.