Евангелие от святого Бернарда Шоу
Шрифт:
В других частях этой статьи даны примеры современной веры в чудеса. Легковерие — исключительно вопрос образования: кстати, порою — весьма специализированного образования. Было множество так называемых образованных людей, полагающих, что
самолёты невозможны. Но инженеры, изучившие предмет тщательно, были не из их числа. Поскольку каждый такой человек недоверчив, его недоверие будет полностью открыто для изменений. Он сможет сказать: «Проблема не может быть решена, пока мы не получим двигателя, вырабатывающего необходимый для данного веса коэффициент мощности и не найдём материала с должным соотношением прочности и веса; и я сильно сомневаюсь, что мы в состоянии найти всё это». Такого рода скептицизм вполне разумен и немедленно устраняется новыми доказательствами. Обычное недоверие или легковерие невежественных и предубеждённых слоёв общества просто не стоит обсуждения. «Воистину,
Особенности веры
Сегодня делом вкуса является, по большей мере, ещё и вопрос особенностей. Нам известны различия между средневековыми особенностями веры и современными. В частности, мы всё- таки более легковерны, нежели средневековые люди, и нас развлекают такие толпы гадалок, фокусников, чудотворцев, спиритов, изобретателей эликсира жизни, преобразователей металлов, целителей всех мастей, которых в Средние века и представить не могли, но мы не преподносим наши чудеса в той форме, которая была убедительной для Средневековья. Арифметические числа были для Средневековья тем же, чем и для нас, поскольку с ними трудно иметь дело и поскольку величайшие мастера чисел, Ньютон и Лейбниц, числятся среди величайших из мужей. Но и у чисел есть свои особенности. Средневековью нравились некоторые хорошо известные числа вроде семи; а поскольку число это было нечётны , то и мир был сотворён за семь дней, и в Большой Медведице — семь звёзд, и дюжина других моментов: они были готовы поверить чему угодно, лишь бы там было чего-нибудь семь или семь раз по семь. Семь смертных грехов, семь мечей скорби, пронзающих сердце Девы Марии, семь поборников христианства, — казалось бы, и так вполне очевидные и разумные вещи, чтобы верить в них только потому, что их семь. Для нас, напротив, число семь — знак предрассудков. Мы не поверим ни во что меньшее, чем миллионы. Средневековый доктор заслуживал доверие своего пациента, сообщая ему, что его жизненные силы пожирают семь червей. Такой диагноз погубит современного врача. Современный врач скажет пациенту, что он болен из-за того, что в каждой капле его крови роится миллион микробов; и пациент поверит ему смиренно и немедленно. Скажи епископ Вильгельму Завоевателю, что Солнце удалено от Земли на семьдесят семь миль, и Вильгельм тут же поверит ему не только из почтения к Церкви, но и потому, что почувствует: семьдесят семь миль — самое подходящее для этого расстояние. Кайзер, разбирайся он об этом столь же плохо, как и Завоеватель, отправил бы этого епископа в дурдом. Тогда как, полагаю, он без колебаний принял бы число девяносто два и девять десятых миллионов мил или что-то в этом духе, каким бы огромным ни было это число.
Мистер Шоу разрабатывает свой тезис чрезвычайно забавным способом, вдвойне забавным из- за того, что тем самым он иллюстрирует ещё один изъян своего мышления. Он не изучал Средневековье, и у него нет ключей к языку, на котором они писали. Чтобы объяснять это, нам придётся совершить достаточно длительный экскурс в науку и философию этого исторического периода.
Прежде всего, необходимо отметить, что система, которую мы можем назвать числовыми иероглифами и о которой мы собираемся говорить, датируется много более ранней эпохой, нежели то, что мы зовём Средними веками. Истоки её сокрыты в глубинах времён. В Откровении Иоанна Богослова полно числового символизма. Тому свидетельство — проблема «числа зверя», над решением которой свихнулось множество людей. Обратите также внимание на четырёх животных, и на семь печатей, и на двадцати четырёх старцев, и на семь глав, и на десять рогов, и на четвероугольный град Божий с его двенадцатью воротами и двенадцатью основаниями, с длиной, широтой и высотой, равными двенадцати тысячам стадий, и со стеной в двенадцать раз по двенадцать локтей. Всякий, что посчитает, что Иоанн относился к этим
числам просто как к числам, ничего не знает о числах.
Но, в конце концов, Иоанн жил гораздо позже Даниила, книга которого почти так же пестрит числами. У него тоже есть четыре зверя, непохожих один на другого и означающих каждый свою сторону света, и у него тоже есть мистические периоды, как то семьдесят седмин, и шестьдесят две седмины, и тысяча двести девяносто дней, и тысяча триста тридцать пять дней.
В истории профанной мы так же разрабатываем системы чисел, как и Пифагор, и у нас есть каббала еврейская и каббала греческая, и эта последняя столь важна, что не кто иной как сам доктор С. Х. Перри заметил: «Ничто так не важно, как греческая каббала». Старейшая в мире книга, И Цзин, целиком и полностью зиждется на в полной мере числовом основании: на комбинации двух сущностей, взятых сперва по три, а затем по шесть раз.
Воображение древнейших философов волновал один вопрос: Что есть Числа? Простые отношения чисел весьма будоражили их. Они считали «магические квадраты» на самом деле магическими. Им казалось очень важным, что число 9 всегда остаётся результатом сложения цифр любого числа, которое делится на 9. В одном из «Оракулов Заратустры» говорится, что «число девять божественно, и достигает вершин богопознания», и ещё: «Разум Отца повелел, дабы натрое всё разделилось; тотчас же всё разделилось, покорное Отческой Воле».
Попробуем теперь рассмотреть, что древние вкладывали в число 4. Они обратили внимание на то, что, как бы ты ни пытался, тебе не удастся сделать магического квадрата из четырёх чисел, как ты можешь сделать это с одним, или с девятью, или с шестнадцатью, или с двадцатью пятью последовательными числами. Они обратили внимание и на четыре стороны света, и, конечно же, на сотни других особенностей. Руководствуясь всеми этими соображениями, они получили идею четырёх как выражения наиглавнейшей власти, и ограничения, и противодействия, и так далее, пока, в конечном итоге, число 4 не стало чрезвычайно сложным понятием, в котором определение его как на единицу большего, чем 3, и на единицу меньшего, чем 5, было лишь малой толикой. Таким образом, «четыре животных у престола Божия» означают, что сила его простирается во все стороны. Это вовсе не означает, что их именно четыре.
Мы выбрали исключительно простой случай, дабы проиллюстрировать общую истину. Мистер Шоу называет лишь малую долю истины, утверждая, что семёрки популярны. Все числа популярны, но у каждого есть своё особое значение. 7 считалось совершенным числом или, точнее, одним из совершенных чисел, ибо объединяло духовное 3, которое можно назвать первым раскрытием или истолкованием единицы, и 4, первое раскрытие или истолкование двух.
Единица, конечно же, первое среди совершенных чисел, ибо сколько бы ты ни умножал его на самоё себя, оно останется единицей, тогда как 2 — первое из несовершенных чисел, ибо оно подразумевает конфликт. Поэтому 1 — это дух, 2 же представляет материю; и потому 7 становится гармонизацией духа и материи, числом, в котором они объединяются вновь. По той же причине «совершенным» является число 12 как ещё одна форма гармонизации трёх и четырёх.
Был в семёрке и негативный аспект, поскольку число 10 было завершением единиц измерения и картой вселенной, созданной на основе этих десяти чисел, и первые три из них отводились Троице, остальные же семь назывались Низшими. Потому в Каббале мы имеем «десять адов», собранных в семь дворцов!
Поэтому следует понимать, что, если средневековый философ говорил о семёрке чего-то или дюжине чего-то, он не имел в виду, что ты смог бы насчитать семь или двенадцать этих предметов. Он описывал их в чрезвычайно сложной и тонкой манере, которую не смогло бы выразить ни одно другое слово. Он передавал идею, скрытую за словами, как это делает всякий
великий поэт. Точно так же критика, обрушенная вольнодумцами на догмат о Троице, была всего лишь примером ignoratio elench; христиане же были не в состоянии защитить его, ибо они не имели ни малейшего представления о тех идеях, которые вкладывали в него Отцы Церкви. Критика христианами других культов с их странными обрядами была, по большей части, столь же нелепой. Основатели благоразумно окутывали свои истины священными символами.
Схоласты оставили в этих иероглифах невообразимую мудрость. Вместо того, чтобы потешаться над ними, мы должны пытаться понять их. Возьмём для примера строки, начинающие со слов «Barbara, Celarent, Darii, Ferio que priores». Это даже не латынь, но в них содержится практически весь свод законов, известных на сегодняшний день. Каждая отдельная буква в современной стихотворной форме представляют важнейшую истину! Мы слишком часто готовы считать, что наши предки были дураками.