Евангелие от святого Бернарда Шоу

Кроули Алистер

Следует обратить внимание ещё на одно обстоятельство, имеющее место у Матфея.

Несмотря на то, что он начинает свой рассказ напоминанием о том, что Иисус принадлежал к привилегированным классам, позднее он упоминает, что, когда тот пытался проповедовать в своём отечестве и не возымел там успеха, люди говорили: «Не плотников ли Он сын?» Но манеры Иисуса — манеры аристократа или, самое меньшее, сына богатого буржуа, но никоим образом не человека малообразованного. Вероятно, наиболее верно будет рассматривать Иосифа не как нынешнего пролетарского плотника, трудящегося за еженедельную зарплату, но как старшего мастера царского происхождения. Иоанн Креститель, возможно, и был Кейром Хард ; но иисус Матфея — кем-то класса Рёскина- Морриса .

Эта

надменная характеристика обозначена столь явственно, что, не будь у нас иных свидетельств об Иисусе, кроме Евангелия от Матфея, мы бы не чувствовали в отношении него того, что чувствуем. Мы сказали бы без особого отвращения: «Был тут один мужчина, который был нормальным, пока Пётр не назвал его христом, но потом свихнулся». Мы должны были бы отметить, что его заблуждение — вполне обычная для сумасшедших навязчивая идея, и что в рамки подобного умопомешательства вполне укладывается та изощрённость и проникновенность аргументации, каковую явил Иисус в Иерусалиме, когда идея эта поглотила его целиком. Мы точно так же почувствовали бы ужас от бичевания, и насмешек, и распятия, как если бы Рёскина, когда он тоже сошёл с ума, подвергли подобной экзекуции вместо того, чтобы отнестись к нему как к инвалиду. И у нас не было бы чёткого понимания того особого значения, которое он вкладывал, называя Сына Божьего Сыном Человеческим. Мы должны обратить внимание на то, что он был коммунистом; что он считал большую часть того, что мы зовём законом и порядком, аппаратом для ограбления бедных на законных основаниях; что он относился к семейным узам как к силкам для души; что он был согласен с выражением «чем ближе к церкви, тем дальше от Бога»; что ему казалось совершенно очевидным, что хозяевами общества должны быть слуги, а не угнетатели и нахлебники; и что он, тем не менее, заповедовал нам не бороться с нашими врагами, он учил нас любить их и предрекал, что они, взявшие меч, мечом и погибнут. Всё это показывает великую силу, проглядывающую сквозь пошлые иллюзии, и возможность для более высокой нравственности, чем до сих пор существовавшая в любом цивилизованном обществе; но это не ставит Иисуса выше Конфуция или Платона, не говоря уж о более современных философах и моралистах.

Большинство позиций, высказанных в этом разделе, отмечались и в некоторых местах прежде, однако мы должны обратить ваше внимание на последнее предположение мистера Шоу. «Всё это показывает великую силу, проглядывающую сквозь пошлые иллюзии, и возможность для более высокой нравственности, чем до сих пор существовавшая в любом цивилизованном обществе; но это не ставит Иисуса выше Конфуция или Платона, не говоря уж о более современных философах и моралистах». «Всё это», как было показано ранее, совершенно недопустимо. Но нам придётся подождать дальнейших откровений в одном из оставшихся евангелий, которые поставят-таки Иисуса выше Конфуция и Платона. Мы ещё увидим, действительно ли оправдаются наши ожидания или все доказательства окажутся того же сорта, что и относительно Второго Пришествия. Обратим же теперь наши взоры к Евангелию от Марка.

МАРК: Женщины-ученицы и Вознесение

Давайте рассмотрим, найдём ли мы что-то большее у Марка, евангелие от которого, между прочим, считается более древним, чем от Матфея. Марк краток; и нетрудно заметить, что не он добавляет к Матфею ничего, кроме окончания истории вознесением Христа на небо, и новости, что в Иерусалим с Иисусом пришли многие женщины, включая Марию Магдалину, из которой он изгнал семь бесов. С другой стороны, Марк не говорит ничего о рождении Иисуса и не рассматривает его карьеру до крещения Иоанном в зрелости. По всей видимости, он считает Иисуса коренным назарянином, как Иоанн, а не уроженцем Вифлеема, как Матфей и

Лука, Вифлеем — город Давида, от которого, по словам Матфея и Луки, Иисус происходит. Он описывает учение Иоанна как «крещение покаяния для прощения грехов»; то есть, как разновидность сальвационизма. Он сообщает нам, что Иисус входил в синагоги и учил не как книжники, но как власть имеющий: исходя из этого, мы можем сделать вывод, что он проповедует собственную доктрину как сторонник оригинальной морали взамен приевшейся, о которой говорится в книгах. Он описывает чудесное деяние Иисуса, который добирается до лодки, идя по морю, но ни словом не обмолвливается о Петре, попытавшемся сделать то же самое. Марк полагает, Иисус реагирует живее, чем у Матфея, и отмечает малозначительные детали, помогающие более отчётливо донести события до читателя. Например, он рассказывает, что, идя по волнам к лодке, Иисус хочет пройти мимо, когда ученики начинают взывать к нему. Он как будто чувствует, что исцеление Иисусом женщины-хананеянки требует некоторых извинений, и потому сообщает, что она была гречанкой из рода сирофиникиян, что, по всей видимости, извиняло в глазах Марка всякую неучтивость к ней. Он описывает отца отрока, исцелённого Иисусом от эпилепсии, который перед своим обращением заявил: «Верую, Господи! помоги моему неверию». Он приводит историю о лепте вдовы, опущенную Матфеем. Он объясняет, что Варавва был «был в узах... со своими сообщниками, которые во время мятежа сделали убийство». Иосифа Аримафейского, похоронившего Иисуса в своей могиле и названного у Матфея учеником,

Марк описывает как «того, кто и сам ожидал Царствия Божия», что даёт основание полагать, чтобы искателем он был независимым.

Марк заслуживает нашей признательности тем, что не даёт никаких ссылок на древних пророков и тем самым не только экономит наше время, но и избегает нелепого вывода, будто бы Христос просто собирался подобно часам благодаря преопределённому ритуалу, а не был человеком из плоти и крови. Наконец, Марк рассказывает, как после своего воскресения Христос говорит, что тот, кто будет веровать в него, спасётся, а кто нет — будет осуждён; но невозможно представить, будто бы он считал проклятие воздаянием за ошибки. Палеографы относятся к этому отрывку как к дописке, сделанной последующими переписчиками. В целом же Марк оставил современным читателям то же, что и Матфей.

К этому разделу не так уж и много замечаний. Как отмечает мистер Шоу, Марк — это резюме, причём резюме щадящее; кроме того, Шоу, по всей видимости, согласен в общем мнением учёных, что Марк, в целом, ближе к истине, чем Матфей. И всё же это сборник, по тем же причинам, которые мы рассматривали применительно к Матфею. Для большинства цитат, которые мы можем рассматривать как подтверждение этой точки зрения, имеются параллельные места в более раннем евангелии.

Нам стоит разве что придраться к одной из интерпретаций. Шоу берёт определение Марка по отношению к Иосифу Аримафейскому и не только неточно цитирует его, но и довольно сомнительно интерпретирует. Шоу говорит, что Марк будто бы описывает Иосифа в тексте просто как «того, кто и сам ожидал Царствия Божия»; на самом же деле он «знаменитый член совета, который также ожидал Царствия Божия (Мк. 15:43). С чего это Шоу взял, что тот был «независимым» искателем? Напротив, это вполне совместимо с утверждением Матфея, что он «также учился у Иисуса». В своём предисловии мистер Шоу акцентирует внимание на различиях между евангелиями, но, конечно же, он не стал выдвигать на передний план вопроса об их авторитетности. Само слово «также» имеется и у Матфея (27:57), и у Луки (23:51). Вполне очевидно, что Шоу — человек восхитительной доверчивости, но отнюдь не совершенной памяти. Это очень незначительный момент; но он доказывает куда большее: что мистер Шоу будет раз за разом демонстрировать свою невнимательность, а потому мы имеем дело с пособием, не заслуживающим доверия там, где такая исключительная точность была бы крайне необходима.

Очередной пример мы видим в следующем же абзаце мистера Шоу. «Марк заслуживает нашей признательности тем, что не даёт никаких ссылок на древних пророков и тем самым не только экономит наше время, но и избегает нелепого вывода, будто бы Христос просто собирался

подобно часам благодаря преопределённому ритуалу, а не был человеком из плоти и крови».

На самом же деле евангелие начинается как раз с исполнения пророчеств: «Как написано у пророков: вот, Я посылаю Ангела Моего пред лицем Твоим, который приготовит путь Твой пред Тобою. Глас вопиющего в пустыне: приготовьте путь Господу, прямыми сделайте стези Ему»

(Мк. 1:2-3). Есть и другие ссылки на пророчества (Мк. 12:10,35-36 и Мк. 15:27-28). В большинстве случаев это утверждение Шоу верно; но всё же оно не настолько точно, как следовало бы в работе подобного рода.

Мы должны возразить против последнего заявления, сделанного мистером Шоу в этом предложении. Ритуал, посредством которого Иисус собирался «подобно часам», универсален. Это не так уж и абсурдно. Мы все поныне собираемся посредством этого ритуала. Если бы это было не так, он никогда не смог бы поразить воображение людей всех культур так, как это случилось. Ритуал этот — всего лишь драматическая формулировка самых очевидных и важных законов природы.

Шоу заявляет, что не может представить, будто бы Иисус «считал проклятие воздаянием за ошибки». Действительно, из приведённого пассажа такое не следует; но ссылки на проклятие в обычном христианском понимании регулярны в других частях евангелия.

Напоследок Шоу говорит, что «в целом. Марк оставил современным читателям то же, что и Матфей». Так что вовсе не здесь должны мы искать какие бы то ни было факты, которые «ставят Иисуса выше Конфуция или Платона». Быть может, нам повезёт больше с Лукой?