Евангелие рукотворных богов
Шрифт:
Вместе с тем ярмарка удалась на редкость богатой и зрелищной, даже купцы, не раз бывавшие в местах и получше, признавали, что в подобном захолустье не ожидали увидеть такого стечения народа.
Практически каждый день отмечался маленькими происшествиями: где-то факир дыхнул пламенем и спалил несколько палаток, в другом месте на торжище забрела стая волков, подрала гостей, и их гоняли меж стоянок всем миром, то в Куте выловили тело утопленника, который накануне пьяным разгуливал по лагерю. Кому что на роду написано, от предопределенности не уйдешь – выжившие
Ванковы поиски казались безуспешными. Он рыскал повсюду, совал нос во все подозрительные, на его взгляд, места, но никого, подходящего под описание своего израненного друга, не встречал. Он примелькался и стал многими узнаваемым участником всего ярмарочного действа.
– Куда спешишь, пострел? – зачастую приветствовали его то у одного, то у другого котла. – Заходи на кашу!
Миновали пока пристального мальчишечьего внимания лишь злосчастная палатка работорговцев – на бросок копья боялся подходить к ней паренек, и лагерь наемников, взятый на заметку еще в начале ярмарки.
Эти люди продолжали держаться особняком, за пределы обжитой территории не выходили, вели себя вызывающе и остальными гостями воспринимались враждебно. Кто-то рассказывал, что некоторые караванщики, подвергавшиеся нападениям за время своих странствий, опознали в них своих обидчиков, поговаривали, что здесь, на ярмарке, наемники присматриваются к будущим жертвам.
Случай помог Ванко поближе познакомиться со странными гостями.
Он бесцельно, если смотреть со стороны, прохаживался недалеко от интересующей его стоянки, когда из-за палаток показался долговязый малый лет семнадцати.
– Эй, деревня, иди сюда быстро, – окликнул он паренька, махнув рукой, чтобы стоящий в одиночестве Ванко не подумал, будто тот обращается к деревьям на опушке.
– Ну. – Ванко приблизился, пытался выглядеть уверенно и независимо.
– Гну! За мной иди. – Молодой наемник нырнул под растяжку и приподнял полог, натянутый между палатками и скрывающий внутреннее пространство от случайных глаз. – Вынеси по-шустрому.
Напротив мальчика стояло большое ведро, до верха полное нечистот. Все отходы своей жизнедеятельности посетители Осетровского торга доверяли спокойным водам текущей неподалеку Куты. Ванко вздохнул – отсюда тащить тяжелое и грозящее расплескаться ведро тяжело. Однако делать нечего, отказаться не позволяли ни необходимость побольше узнать о хозяевах лагеря, ни, тем более, приказной тон собеседника, могущего в случае чего устроить взбучку не хуже, чем зловредный старик.
Когда дело было сделано, Ванко на правах знакомого сунулся с пустым вонючим ведром внутрь лагеря. Его нанимателя видно не было, зато на стуле с матерчатыми спинкой и сиденьем, высоко закинув на такой же раскладной стол длинные ноги в обтягивающих кожаных штанах и сапогах с короткими голенищами, сидела симпатичная девица и ковыряла под ногтями кончиком узкого ножа.
– Вау! – Неожиданно в двух вершках от щеки мальчика, упруго войдя в древесину и звонко вибрируя во вкопанном столбе, возник стилет. – Ка-акие гости! Откуда ты, такой красивый?
В руке незнакомки уже танцевал родной брат дрожащего перед носом Ванко ножа. Поблескивая хищным лезвием, оружие завораживающе плясало, перекатываясь между пальцами, лезвие – рукоятка, лезвие – рукоятка, словно привязанное.
– Просили, вот я и вынес, – кивнул в сторону емкости Ванко.
– Фи, – смешно сморщила носик наемница. – Серый, слушай, наш Черенок еще сопли подобрать не успел, а уже вместо себя дерьмо таскать запрягает.
Из большой палатки показались двое: один среднего роста, коренастый и лысый, с глазами слегка навыкате, второй – чуть повыше, худощавый, с мелкими чертами лица и весь какой-то гибкий.
– Чего там? – поинтересовался худой.
– А вон – Черенок золотаря нанял.
Все уставились на Ванко, словно невесть откуда посреди дикого леса его повстречали. Под пристальными взглядами паренек почувствовал себя неуютно, тем более ему не было понятно – смеются его новые знакомые или всерьез говорят. Желание броситься наутек он в себе подавил – уж очень зловеще сверкало лезвие, описывая восьмерки вокруг пальцев девушки.
– Где этот урод? – процедил пучеглазый.
Его напарник заглянул в одну палатку, другую, нырнул внутрь, после чего оттуда вывалился подгоняемый затрещиной Черенок.
– Краб, ну что я… – подбежал он к коренастому, но не успел закончить – резко выброшенный локоть с хрустом встретился с переносицей и отбросил его назад.
Ванко с удивлением отметил, что на правой руке Краба отсутствуют средний и указательный пальцы. Черенок повалился на спину, потом неуклюже сел и прижал к лицу ладонь, из-под пригоршни потекла кровь.
– Кто это? – Коренастая фигура надвинулась на барахтающегося наемника.
– Пацан, он тут по всему базару шастает, – всхлипнул Черенок.
– Что. Он. Здесь. Делает? – раздельно выплевывая слова, продолжал Краб.
– Ведро выносил, – заскулил юноша. – Краб, ну он бездомный, наверно, по всему базару околачивается, его то тут, то там подкармливают, я видел. Думал, пусть поработает, жратвы бы дали.
– Ага, думал. – Нога в тяжелом сапоге хлестко приложилась в плечо, отчего Черенок вновь опрокинулся. – Стерве расскажи, она сказки любит. Благодетель хренов. Пошел вон!
Взгляд, которым наградили Ванко исподлобья, не обещал ничего хорошего, однако мальчишка его даже не заметил, так как на него теперь уставились рачьи глаза Краба.
– Ты кто?
– Ванко.
– Чего вынюхиваешь?
– Дяденька, кушать очень хочется, – решил поддержать Черенка Ванко.
– Не похож ты на оборванца. В городе живешь?
– Ага, – шмыгнул носом Ванко, завираясь окончательно.
– Краб, не мучай ребенка, что он, сам напросился? – вступилась Стерва и кошачьим движением обняла паренька за плечи. – Смотри, я вот его себе оставлю, усыновлю, та-акой милашка.