Евангелие тамплиеров
Шрифт:
Из-за угла позади них появилась группа шумных посетителей, направлявшихся к могиле любовницы.
— Явились, ротозеи. — В ее голосе послышалась презрительная нотка. — Интересно, они так же ведут себя дома, на кладбищах, где похоронены их близкие?
Шумные туристы приблизились, и гид начал рассказывать о любовнице. Стефани отошла, Малоун последовал за ней.
— Это для них просто развлечение, занятная история, — прошептала Стефани. — Аббат Соньер нашел сокровище и, по слухам, оставил в своей церкви тайные послания, указывающие путь к нему. Трудно представить, что кто-то верит в эту чушь.
— Разве Ларс писал не об этом?
— В некоторой степени — да.
Он хотел задать ей еще вопрос, но заметил, что ее взгляд направлен в другой конец кладбища, мимо лестницы, спускавшейся к другим могилам, осененным тенью высокого старого дуба. Там была одна свежая могила, украшенная яркими букетами, на серой матовой поверхности мемориальной плиты горели серебряные буквы.
Стефани поспешила туда, Малоун последовал за ней.
— О боже! — воскликнула она взволнованно.
Он прочитал надпись: «Эрнст Сковилль». Посмотрел на даты жизни и сосчитал, что ему было семьдесят три года, когда он умер.
Это произошло на прошлой неделе…
— Ты знала его? — спросил Малоун.
— Я разговаривала с ним всего три недели назад. Когда получила дневник Ларса. — Стефани не отрывала взгляд от могилы. — Это один из тех людей, о ком я упоминала, он работал с Ларсом. Я хотела расспросить его.
— Ты рассказывала ему о своих планах?
— Да, об аукционе, книге и о том, что лечу в Европу.
— Ты же говорила, что ни одна душа об этом не знает!
— Я солгала.
ГЛАВА XVII
Аббатство де Фонтен 13.00
Раймон де Рокфор был доволен. Его первое открытое столкновение с сенешалем обернулось безоговорочной победой. За всю историю ордена только шести Великим магистрам был открыто брошен вызов, перечень их грехов — от воровства до трусости и похоти. И произошло это в десятилетия после чистки, когда братство было слабым и разобщенным. К сожалению, наказание для них было скорее символическим. Срок пребывания на посту магистра все равно упоминался в Хрониках, его промахи и достижения тщательно зафиксированы, но добавлялось замечание, что братья признали его не стоящим памяти.
В последние недели его помощники обеспечили требуемые две трети голосов «за» и направили письмо сенешалю. Этот недостойный глупец должен знать, как трудна будет предстоящая битва. На самом деле оскорбление вызовом касалось не магистра. Все равно его похоронят рядом с предшественниками. Нет, этот протест являлся скорее способом скомпрометировать предполагаемого преемника — и придать уверенности союзникам. Это был древний инструмент, созданный уставом еще в те времена, когда честь и память что-то значили. И он успешно возродил его в качестве первого залпа в войне, которая закончится до заката.
Следующим Великим магистром станет он.
Прежде орден насчитывал десятки тысяч братьев, крестьянские хозяйства, храмы и замки девяти тысяч командорств, разбросанных по Европе и Святой земле. Один лишь вид рыцаря, облаченного в белое одеяние с красным крестом, повергал врагов в ужас. Братьев нельзя было отлучить от церкви. Они не платили феодальную дань. Ордену дозволялось оставлять себе военные трофеи. Подчиненные только Папе Римскому, рыцари-тамплиеры были независимым братством.
Но уже семь веков не ведутся
И все это во имя Великого Завещания.
Парадоксальная несправедливость этого долга внушала ему отвращение. Орден существовал, чтобы охранять Завещание, но Завещание существовало не для ордена.
Вся его жизнь была лишь подготовкой к нескольким ближайшим часам.
Родители его умерли рано, и он был воспитан иезуитами в церковном приюте около Бордо. В начале братьев набирали из раскаявшихся преступников, разочарованных влюбленных, изгнанников. Сегодня они приходили в орден разными путями. Большую часть рекрутов предоставлял светский мир, но истинных вождей порождали религиозные общества. Последние десять магистров имели религиозное образование. Его собственное началось в Парижском университете и закончилось в духовной семинарии в Авиньоне. После окончания семинарии он остался преподавать в ней и работал три года, перед тем как орден вступил с ним в контакт. И он принял устав с великим энтузиазмом.
За свои пятьдесят шесть лет Раймон де Рокфор никогда не знал плоти женщины и ни разу не испытал влечения к мужчине. Когда его назначили маршалом, он понимал, что таким образом покойный магистр стремится не только удовлетворить его тщеславие, но и, возможно, заманивает в ловушку — чтобы он нажил себе достаточно врагов, которые сделают его дальнейшее восхождение невозможным. Но он использовал свое положение с умом, приобретая друзей, собирая преданных людей и накапливая силы. Ему подходила монашеская жизнь. Последние десять лет он сосредоточенно изучал Хроники и теперь был сведущ во всех аспектах истории ордена. Де Рокфор не повторит ошибок прошлого. Он яростно верил, что самоизоляция, на которую братство добровольно обрекло себя изначально, способствовала упадку. Секретность рождала подозрения — а отсюда был один шаг до взаимных обвинений и распрей. Поэтому такое положение дел не может продолжаться. Пришла пора прервать семь веков молчания.
Пришло его время.
Устав четко гласил: «Когда Великий магистр отдает приказ, его должно исполнить без колебаний и без задержки, словно это приказ небес».
На его столе зазвонил телефон, и де Рокфор поднял трубку. Его заместитель сообщил:
— Двое наших братьев из Ренн-ле-Шато докладывают, что Стефани Нелл и Малоун прибыли. Как вы предсказывали, она направилась прямиком на кладбище и нашла могилу Эрнста Сковилля.
Это хорошо — знать своего врага.
— Пусть наши братья просто наблюдают, но будут готовы к действиям.
— Теперь что касается второго вопроса. Мы все еще не знаем, кто напал на братьев в Копенгагене.
Де Рокфор поморщился:
— Все готово к сегодняшнему вечеру?
— Мы готовы.
— Сколько братьев сопровождало сенешаля в Зал Отцов?
— Тридцать четыре.
— Вы знаете все имена?
— Да.
— Им надо дать возможность присоединиться к нам. Если нет, разберись с ними. Но тем не менее сделай так, чтобы большинство присоединилось. Вряд ли это будет сложно. Мало кто хочет оставаться на проигравшей стороне.