Евгений, Джек, Женечка
Шрифт:
Я тогда не сомневалась, что утром по моему убитому виду мама обо всем догадается. Катька вот не спала — на мое счастье туалеты тогда были на улице — соврала, что мне плохо, зеленых яблок наелась… А ведь лето было уже на исходе, и уедь мы с дачи пораньше, ничего бы у меня с Сомовым и не было…
23. Фигня
Усыпленная таблетками головная боль вернулась, как только мое бренное тело вернулось в дом и глаза узрели сына с куском хлеба
— Какая тебе разница, что я жру! — ответил Ярослав с такой же яростью, с какой накинулась на него я. — Тебе масла жалко? Я бы и в кашу его положил!
Лекцию о том, что щи и каша — пища наша, он слушать не будет, да и у меня нет сил ее повторять по сотому разу. Проще швырнуть на стол полную тарелку и закатать в лоб ложкой… Или хотя бы стукнуть ею по столу.
— Чтоб все съел!
— А то что?!
Вопрос задан с вызовом, а я и не думала о наказании, поэтому просто буркнула:
— Ешь!
И уже спокойнее ответила, где Женька. Где, где? С другим Женькой!
— А что ему здесь надо?
Этот вопрос Ярослав задал не с вызовом, а с детской заинтересованностью, которая мне не очень понравилась. Да мне ничего сейчас не могло понравиться, потому что я не могла докопаться до истинной причины прихода Джека. При наличии Киры, как совесть позволяет спорить на другую бабу? Значит, не спорил. Значит, просто пришел… Полюбопытничать или ностальгию лечит — может, нужно понять и пожалеть? Если простить до сих пор не получается. Ну, или признать, что совести у него нет…
— Зашел проверить, вру я или не вру, говоря, что в мужской помощи не нуждаюсь… — усмехнулась я своим мыслям.
Я не вру. А вот он точно врет. Хоть в чем-то да врет!
— Не поверили, что ты сумел подключить стиралку.
— Я и гамак тебе повешу…
Иногда детей стоит хвалить — пусть и авансом. Даже если причина для похвалы ужасна — посторонний дядька в доме. Джек — это же не ты, я успела морщины разглядеть и походка стала грузной. Евгения Сомова от Джека отделяют двадцать лет. Целых двадцать лет. Целая жизнь, которая у каждого своя. Это не он, так чего я так нервничаю в его обществе?
— Сначала кашу съешь и тарелку ополосни. И в посудомойку поставь.
Мне б самой поесть, но живот по-прежнему крутит, так что лучше запустить кофейную машину и отрезать маленький кусочек сыра-бри, который я забрала из московского холодильника, чтобы не выкидывать. Никто в доме такое не ест, кроме меня, да и того дома для меня больше не существует. Если и переступлю его порог, то лишь в качестве гостьи и… Да, скорее уж как сопровождающее детей лицо.
— Где молоток? — задал Ярослав вопрос мужским голосом.
Еще не ломается — это он сам ломается, во взрослого играет. Да что может быть лучше — его разрушительную энергию да в мирные строительные цели! Пусть кофе так и стоит на столешнице нетронутым, но лед отношений с сыном тронулся, дорогие мои присяжные заседатели из числа неугомонных соседей, которым всегда больше всех надо.
— Куда тебе это надо?
На простой вопрос ответ непростой. Дом внутри хоть на вид и просторный, да не покувыркаешься в воздухе, а аэройога не приемлет жертв в виде отбитых до синяков локтей. Оставалось заполнить собой открытое пространство не застекленной веранды. Потолочные балки на вид довольно прочные — они новые, не полувековая рухлядь. Ярослав положил молоток на пол, взял в руки телефон.
— Мам, как эта фигня называется?
Но меня отвлек от ответа Берька, обиженно ткнувшись мне в ногу. Явился без поводка. И за ним явился поводок, который протянула мне дочь, а Джек протянул руку к телефону:
— Анкер это называется. Тебе зачем?
Ярослав выхватил телефон из чужих рук и сунул в карман.
— Гамак для мамы подвесить. Мам! — обернулся он уже ко мне. — Этой фигни в комплекте нет.
— Эта фигня анкером называется, — повторил Джек. — Как бы парню в твоем возрасте знать такие слова не помешает.
Ярослав глянул обидчику в лицо — открыто, и я почти уверилась, что он нахамит незнакомому человеку, хотя никогда подобного себе не позволял. Но его и учить никто никогда не лез.
— Я что, каждый день гамаки вешаю… — сказал довольно тихо, боясь показаться незнакомому человеку невоспитанным.
Воспитание у Ярослава было получше, чем у Женечки Сомова.
— Надо один раз повесить нормально, а не каждый день перевешивать, — выдал Джек, явно намериваясь подколоть чужого ребенка.
А не пошел бы ты отсюда, дядя…
— Он запомнил! — подала я голос, на который непрошенный учитель тотчас обернулся. — До строительного не забудет.
— Я с тобой никуда не поеду! — выкрикнул Ярослав зло. — Ты вчера пила… — добавил уже тише, чуть даже втянув голову в шею.
Да чтоб его!
— А магазин и не работает по воскресеньям. Завтра съездим, — вышла я из положения. — Заодно и велик тебе посмотрим…
— На станции работает без выходных, — встрял тот, кого не спрашивали. — Два километра ноги не отвалятся.
— У кого? — обернулась я снова со злым блеском в глазах.
— У твоего сына. У кого еще? Можно велик у Юрки взять, если уж на то пошло.
А…
— Джек, мы тут всего три дня, — начала я примирительно. — И на станции Ярослав никогда не был. Мы разберемся со всем завтра.
Он выдохнул, тяжело, и спрятал руки в карманы джинсов.
— Я схожу с ним.
— Не надо.
— Почему не надо? Мне делать все равно до вечера нечего. Во сколько у него шахматный турнир?
В голос Джека снова вернулась злость — мирно поговорить мы смогли всего пару секунд.