Евгений, Джек, Женечка
Шрифт:
— Не отворачивайся!
— Тебе в пыли стоять нравится? И слушать кошачьи вопли? Может, я тебя домой уже отвезу? Мне еще в город ехать, если забыла…
Я ничего не забыла — даже сказать лишнего. Господи, ну чего я выделываюсь? Можно ж было выдать голую правду: я в разводе, дети не в курсе, потому что у меня проблемы с работой и свекровью. Про проблемы с сыном я уже сказала. И вообще — у меня маленький ребенок, и я не знаю, как привести в дом мужика. И более того — не знаю, нужен ли мне мужик. А ты… Ну, так блин — ностальгия, не более того. Нужно с вами,
— Поехали… Остаться не предлагаю. На эту ночь у меня аж три ребенка, но я справлюсь…
— Я бы не остался, даже если бы ты предложила. Но в субботу я приеду. Полчаса с гитарой, так полчаса… Заваришь витаминного чайку, не откажусь… Без всякого намека. Просто ты завариваешь его очень вкусно.
— Женя, только не говори про меня матери, ладно?
— Дурак, что ли… — теперь он не только глянул в зеркало заднего вида, а даже подмигнул. — Не скажу. Не бойся.
А я боялась. Только совсем не тети Тани. Я боялась себя. Боялась, что в ностальгическом бреду и с хроническим фиаско в постели, совершу роковую ошибку. С Джеком. Или с Владом. А пострадают больше всех дети.
38. Дурында
Целоваться на прощание мы не стали. Для начала — не хотелось, хотя бы мне. Во-вторых, целоваться под окнами спальни сына — акт безумства, которому не песни поют, а по факту которого у виска крутят. А в висках сейчас стояло жалкое мяуканье спасенного на мою беду котенка.
Мы распрощались до субботы простым кивком головы, хотя и не давали друг другу согласия ни на что. Слишком разные у нас с Джеком желания. Его — выказать заботу настоящего мужика: Сомов уехал, лишь когда я закрыла калитку. С той другой стороны, где меня ждала моя нынешняя жизнь, а не прошлая или будущая, эфемерная, которая рассыпалась по дороге пылью — и не золотой, а самой что ни на есть обыкновенной.
Я опомнилась? Нет, мне стало еще больнее — и за упущенные в жизни возможности из-за наглого предательства родственничков, и за то, что я могу потерять сейчас, связав жизнь с Сомовом, спустя двадцать лет, которые дались мне с превеликим трудом. Пусть остальные думают, что все время я жила за широкой спиной — они не знают, что эта спина раздавила мои юношеские мечты, пусть заодно и показала красивый взрослый мир. И этот мир рассыпется, словно карточный домик, сразу, как только человек, подаривший мне сильную спину, повернется ко мне этой самой спиной.
Влад честный человек и обман не съест. А он не дурак, чтобы поверить, что я не знала о том, что Сомов вернулся. Но ведь это правда! Я не знала… Но иногда правда выглядит как чистейшая ложь.
— Мам, ты где была?
Ярослав вышел на веранду, как только я на нее поднялась. Одет. Полностью. Не спал — значит, видел, как мы с Джеком приехали вместе. Или хотя бы слышал — в тишине машину не пропустишь.
— Котенка спасала, — показала я сыну сверток.
Тут и врать без нужды — алиби пищит у меня в руках.
— Откуда?
— Из мотора Женькиной машины! Все прелести деревенской жизни в одном флаконе. Ну чего ты стоишь?
Я улыбалась от безысходности и одновременно от счастья, что пришла не в пустой дом и не к надувшемуся подростку, которому вынь и положь билет на Сапсан.
— Возьми ключи от Лесовичка. Я бросила все пустые коробки в багажник. Принеси одну. И, смотри, Берьку, не выпусти!
Псина уже разошлась, учуяв врага рода собачьего.
— Заткни его как-нибудь! Пока этот засранец Женю не разбудил. А я пойду в баню!
И пошла. Джек забыл закрыть ее на замок, я включила свет и присела на лавку.
— Ну вот что ты орешь? Мне же тебя все равно нечем покормить!
А действительно, каким образом ему давать хотя бы воду? Умеет ли он пить из миски и вообще… Я взяла его голыми руками, а он может лишайный…
Машина пикнула, багажник хлопнул, и снова писк сигнализации — и котенка тоже. Ярослав возник на пороге через пару секунд — еще чуть-чуть и придется нагибаться, чтобы лоб не разбить. Вот к чему такой высокий порог было строить? Но строителя нет рядом, не спросишь. Или другого спросить — чего так вымахал в тринадцать! Получишь еще кличку «Шланг»…
Ярослав поставил коробку на пол и протянул ко мне руки, но я не отдала котенка.
— Он может быть лишайным!
— А ты чего взяла тогда?
— Дура потому что…
И вообще все, что я сделала в последние два дня, умным не назовешь. Но какой ум, когда у меня шарики за ролики при виде Сомова зашли. И, наврав ему с три короба, я погребла весь свой разум под кирпичами этой дурацкой лжи. Да и какая может быть правда с моей стороны, когда свою правду Евгений Владимирович держит за семью замками и столькими же печатями. Ничего не сказал про себя. Только свои желания озвучил. И грудь теперь болит не только из-за его непрошенных поцелуев, но и от смятенных чувств, которые ну никак не помогают ответить на извечный вопрос, что делать. Кто виноват, мы уже поняли…
Я расстелила на дне коробки полотенце и, по максимуму подняла бортики, чтобы котенку не выбраться было из нее на свободу. Затем попросила Ярослава отыскать на кухне пластиковую мисочку.
— Для воды, для чего же еще? — ответила я на дурацкий вопрос сына. — Молоко кошкам только в детских книжках дают…
— А чем тогда ты кормить его собралась? — так и не ушел мой сын выполнять приказ.
— Я знаю, где живет его мама. С утра отнесем котенка домой.
— А я думал, мы его себе оставим…
— У нас собака.
— И что?
Такое серьезное недоумение на лице, аж плакать от смеха хочется.
— Выражение «как кошка с собакой» тебе ни о чем не говорит?
— А может он Берьке понравится?
— А может он — это она? У котят ничего не поймешь. И если даже понравится, то скорее на зубок. И вообще мне еще один член семьи не нужен.
— Я заберу котенка в Москву.
— Боже мой, ты даже с собакой погулять не можешь, а тут нужно будет кормить и лоток менять! Иди воду принеси, кошатник фигов…