Евгений
Шрифт:
Как узнать это? Узнавать, понятно, рано или поздно придется.
Неужели это только то, чем занимаются лисы? Только этого ей еще не хватало? И вообще — Ильяна даже не собиралась заниматься чем-то подобным. Она только думала. Если ей и суждено кого-то любить, то это будет только он. Это было само собой разумеющимся. И никого больше.
Никогда.
Ильяна отпрянула назад — так, инстинктивно, на всякий случай.
Он опустил руки.
— Нет, не надо, зачем, — смущенно забормотала она, — мне кажется, нам лучше не делать этого! Послушай,
Ильяна с ужасом подумала, что было бы, если тут их увидела ее мать, которая никогда не одобряла подобных вольностей. Но, слава Богу, мать ее не очень любит отходить от двора.
Паренек улыбнулся и рукой показал на берег реки, словно говоря, что прогуляться можно и там. И тут же Ильяна похвалила его сообразительность — и вправду, лучше идти по берегу, ведь в лесу их могут заметить, ее дом не так уж и далеко отсюда. И они пошли к берегу, который порос тут толстыми деревьями. Уж здесь их точно никто не заметит.
Ильяна посмотрела в его лицо. И как оно тоже здорово изменилось!
— Да, ландыши уже расцвели. Как пахнет! — пробормотала девушка, — да…
А ты, кстати, знаешь, что у нас в амбаре завелись мыши! Мама так ругается! Сказала, что если наш кот не выловит их, то тогда я должна отнести его в лес, поскольку нам не нужны дармоеды… А…
Паренек положил руку на плечо Ильяны. И ее тело дернулось — рука была холодная, как снег. Они остановились и поглядели в глаза друг друга.
— Не надо, — тихо сказала девушка, — не делай этого! Мне как-то не по себе!
Он убрал руку с ее плеча. Ильяна исподлобья посмотрела на него, даже не зная, как замять неловкую тишину. Паренек и сам силился что-то сказать, но чувствовал себя неловко, и потому слова как бы застревали в его горле.
Лицо его изменилось, возмужало. Только глаза остались прежними — они знакомо смотрели на Ильяну, словно беспокоясь о том, чтобы их хозяина поняли правильно. Таким его взгляд был всегда. Мальчик кивнул головой.
Ильяна подумала, что он, скорее всего, извиняется за причиненное неудобство. Наконец он вздохнул. Уж этот вздох Ильяна знала отлично — он означал согласие просто так пройтись по берегу.
Наконец-то, подумала она, это уже не столь опасно. За ними летела и Сова. Временами она снижалась так, что голова Ильяны ощущала ветер, который образовывали в воздухе крылья птицы. А иногда Сова поднималась так высоко, что ее вообще не было видно.
Они шли по берегу, замечая цветы и травы, обращая внимание на выброшенные течением на отмель пустые раковины моллюсков, на норы, вырытые в крутом берегу. Обычно они раньше как раз больше всего интересовались подобными вещами. Но сейчас это уже не было главной целью их прогулки. Ильяна подняла сверкавшую перламутровую ракушку, отряхнула с нее песок и показала своему спутнику. Тот кивнул, но оба понимали — что теперь ракушки — это уже частности. А главное… Руки Ильяны тряслись, она почувствовала, как в горле пересохло.
— Ты… Ты…, — пробормотала она, — ты хочешь… меня?
Паренек опустился на корточки, потом приложил на мгновенье руку к груди.
Затем он стал задумчиво водить пальцем по мокрому песку отмели, чертя какие-то неведомые знаки. Но мокрый песок тут же сглаживал эти значки.
Возможно, этим парень хотел сказать Ильяне, что он даже при всем желании не сможет причинить ей вреда, того, чего она больше всего боялась.
Значит, ему не суждено даже прикоснуться к ней.
Но Ильяна знала, что рано или поздно она сама захочет его — может быть, уже этим летом, может быть, на следующий год. Настанет такой момент, когда ее мысли и порывы сердца станут едиными.
Ильяна искоса поглядывала на своего друга. Ей казалось, что она чувствует его мысли. Разговаривать он не умел, но голос его словно чувствовался в тихом журчании воды, в шелесте листьев. Девушка решила, что он говорит сейчас что-то о тьме и ожидании. Что бы это значило?
— Я, кажется, слышу тебя! — прошептала она, глядя на своего друга.
ОН поднялся на ноги и посмотрел Ильяне в лицо. Губы его шевельнулись — он словно хотел что-то сказать. Ильяна тоже заговорила, но голос ее показался тихим даже ей самой.
— Знаешь, — сказала она, — мне даже как-то страшно задавать тебе вопросы! Я ведь запросто могу спросить что-то не то! Знаешь, если я вдруг спрошу то, что спрашивать не должна, ты не уходи, ладно? Не обижайся!
Он покачал головой.
— Значит, ты не боишься моих вопросов?
Рука его легла на грудь там, где находится сердце. он выжидающе посмотрел на Ильяну, словно прося ее продолжать.
И девушке захотелось задать ему просто тьму-тьмущую вопросов.
— Ты не против, если я спрошу, кто ты такой? — прошелестела она еле слышно.
Он только рассмеялся в ответ. Видимо, решила девушка, вопрос показался ему слишком глупым. Ну конечно, что спрашивать, если и так понятно, что он призрак, дух!
— Тогда можно мне спросить, для чего ты приходишь сюда? Ты тоскуешь?
Или?…
И снова он, приложив к груди теперь уже обе руки, посмотрел выразительно ей в глаза.
Тут Ильяна вспомнила, что ее отец, разговаривая с матерью, иногда вел себя подобным же образом. И Ильяна решила повести себя так же, как вела себя в этом случае ее мать. Сдвинув брови, она спросила:
— Но тогда почему сюда? Ведь в лесу много места! Или берег реки чем-то привлекает тебя?
Рука юноши осторожно прикоснулась к ее подбородку, он что-то прошелестел, но ответа его разобрать было невозможно.
Паренек положил мизинец на губы девушки, и с этого пальца до самого ее сердца дошел холод.
— Значит, ты все-таки можешь отвечать не на любой вопрос! — поняла она, беря его за холодную руку.
Он посмотрел внимательно в ее глаза, и Ильяна сразу вспомнила о его поцелуе, и ей стало не по себе. Хорошо ли то, что он поцеловал ее? И почему тогда у нее так дрожали колени?