Евгения, или Тайны французского двора. Том 1
Шрифт:
— О, это, должно быть, пренеприятное положение для писца. Ведь вы, вероятно, необыкновенно много пишете, мистер Генрих?
Намеревалась ли графиня охладить молодого поклонника этими словами, чтобы избавиться от объяснения, которого она так опасалась, или же хотела уколоть Генриха его низким происхождением? Допустим скорее это последнее. Но она не достигла своей цели, потому что тот, к кому относился вопрос, не обратил на него слишком серьезного внимания, как сделали бы это другие, находящиеся в менее отчаянном и критическом положении.
Генрих совершенно не расслышал этих
Он все еще надеялся, что, тронутая его любовью, Евгения протянет ему свою нежную маленькую ручку, которая в настоящее время играла веером. Она смотрела вперед, думая об Олимпио, о словах Монтолона и о том, сдержит ли он свое обещание. Если бы эти три друга действительно стали ее спасителями! Она думала о предсказаниях ворожеи, и все сильнее и сильнее ею овладевала мысль о неизбежной помощи трех смелых и отважных испанцев. Что значат в сравнении с ними эти герцоги, лорды, бароны и другие вельможи, посещающие их дом! Они — не что иное, как пустые, ничтожные куклы в сравнении с ее испанскими друзьями.
Когда Генрих дрожащими руками расставил шахматные фигуры, то тотчас начавшаяся игра показалась ему как бы насмешкой над этими с таким трудом доставшимися ему минутами и игрой на жизнь или на смерть! Но ему не хотелось умирать, не достигнув своей цели.
Он поднял глаза на Евгению, которая в эту минуту была чудно хороша. Он почувствовал, что не в состоянии жить без нее, что, даже если бы не была разорена его касса, он все-таки лишил бы себя жизни от одной мысли о другом, кому будет принадлежать возлюбленная. Несчастный юноша, ослепленный грезами, находился в лихорадочном возбуждении. Он думал, что не в состоянии пережить потерю графини Евгении.
Действительно, она была необыкновенно хороша! Голубое атласное платье с тяжелыми складками как нельзя более шло к ее лицу и пепельным роскошным волосам. Точно из мрамора выточенная шея; полные, превосходно округленные плечи; красивый южный профиль испанки с белизной и нежностью англичанки; прямой, с небольшой горбинкой нос; красиво очерченный рот с пунцовыми полными губами; темно-голубые глаза, обрамленные длинными ресницами; высокий, гордый лоб и осыпанные золотыми блестками волосы — все это вместе было так очаровательно, так неподражаемо хорошо, что всякий, глядя на Евгению, должен был сознаться, что в ней соединены все достоинства женской красоты и миловидности.
Наконец, она заметила, что Генрих закончил все приготовления.
— Начинайте, предоставляю вам первый ход, — проговорила она, делая знак своей белой ручкой.
Это была очень дешевая награда, — насмешка над бесчисленными принесенными ей жертвами. Вольно же ему шутить и разоряться, какое до этого дело графине! Генрих сделал первый ход, она ответила. Он играл, не задумываясь, она это видела и смеялась.
— На что же мы играем, мистер Генрих? — спросила она наконец.
— На мою душу, графиня.
— О, пожалуйста, не принимайте меня за демона! Признаюсь вам, что я не знала бы, что мне сделать с. вашей душой.
— Души могут любить
— Вы шутите, мистер Генрих! Но шутка ваша совсем не уместна.
— Евгения, я не шучу, — вскричал Генрих, вскакивая из-за стола и бросаясь на колени перед графиней. — Да, именно мою душу продал я ради вас, слышите ли, ради одной вас, Евгения.
— О, поосторожнее, мистер Генрих, вы разбросали все шахматные фигуры.
— Прочь их, я не могу больше сдерживаться, не в силах скрывать то, что чувствую! Выслушайте меня и произнесите потом ваш приговор.
Евгения быстро поднялась, увидев Генриха на коленях перед собой.
— Это совсем не относится к партии в шахматы, которую я согласилась играть с вами, — произнесла она холодно и сурово.
— Давно уже я проиграл свою жизнь, Евгения; сегодня ночью все должно решиться; медлить невозможно; отсрочивать некогда! Будьте моей, Евгения, я не в состоянии жить без вас.
— Что с вами, мистер Генрих, вы пьяны!
— Да, я пьян твоей красотой, опьянен желанием обладать тобой! Будь моей! Ради Бога, будь моей, Евгения, и ты спасешь меня этим от смерти, — проговорил несчастный юноша, стоявший с мольбой перед бездушной красавицей.
— Вы меня пугаете, мистер Генрих, я позову слуг, если вы не встанете.
— Зови всех, ты не устрашишь и не поднимешь меня этим с колен. Или неужели ты думаешь, что любовь моя так слаба, что испугается этой угрозы? Из-за любви я делал и не такие вещи, она заставила меня стать подлецом и преступником. Выслушай меня! Сжалься надо мной, Евгения! Бежим со мной в другую часть света! На той стороне океана мы найдем убежище, где будем наслаждаться жизнью! Люби меня! Бежим вместе!
Евгения громко и весело расхохоталась.
— Как, дорогой мой мистер Генрих, вы желаете, чтобы я разыгрывала с вами робинзонаду? Или скорее хотите изобразить Павла и Виргинию? Ха-ха-ха! Да вы превосходно разыгрываете комедию! Но, во всяком случае, мистер Генрих, было бы глупым ребячеством поселиться с вами на уединенном острове. Ха-ха-ха! Время подобных сказок уже давно прошло! Надеюсь, мистер Генрих, что вы шутите!
— Твой смех меня убивает, Евгения, не доводи меня до крайности! Бежим в Америку и вместе будем там блаженствовать! Я должен бежать, или же меня заключат в тюрьму! Помни, что я потерял все, что у меня было, моя честь поругана, и мои средства истощились. Поедем вместе! Я понесу тебя на руках! Я люблю тебя так пламенно и безумно, что мне остается только два выхода: или бежать с тобой, или умереть у твоих ног.
— Замолчите, мистер Генрих, или я позвоню!
— Сжалься надо мной, Евгения! Тебя, только одну тебя люблю я! Не смейся так дьявольски насмешливо и презрительно — я за себя не отвечаю, я способен решиться на все.
Мольбы несчастного юноши страшно взволновали Евгению, хотя он не первый лежал на этом ковре и молил о расположении. Но его лихорадочно блестевшие глаза, дрожащие руки, его безумная речь — все это заставило ее опасаться худшего. Он обнимал ее колени, молил ее. И что могла дать графиня кассиру Генриху? Она протянула руку к колокольчику, стоявшему на столе, и медленно проговорила: