Эвмесвиль
Шрифт:
Как врач, Аттила пытался, видимо, чем-то им помочь, но безуспешно. Время от времени к берегу причаливали пираты и устраивали охоту на этих несчастных, чтобы опробовать на них оружие, добытое из незараженных бункеров. Некоторых они забирали с собой для разведки в этих самых бункерах. В рабы обитатели Большой Свалки не годились.
49
Сегодня я был поставлен перед необходимостью принять решение, которое, вероятно, ознаменует мое прощание с Эвмесвилем. Вместе с завтраком Чанг принес мне служебный план и в нем приказ Домо: в одиннадцать часов явиться к нему «не в служебной форме».
Я был еще в утреннем халате и, пока китаец приводил в порядок мои вещи, погрузился в размышления. Этот приказ мог означать неприятности: возможно, были подслушаны разговоры, в которых Далин похвалялся передо мной своими нигилистическими подвигами. Или они обнаружили мой тайник в верховьях Суса? Первое я попытаюсь представить как недоразумение, второе — как мое хобби. По службе мне не в чем себя упрекнуть: минувшей ночью я, как всегда,
Домо принял меня, сидя за письменным столом; он, очевидно, был очень занят, но, как всегда, внимателен. Случилось так, что этим утром я распознал в зеркале свой реальный образ. Домо пристально посмотрел на меня, словно собирался сообщить приятное известие, — — — его лицо я за много ночей успел хорошо изучить.
— Венатор, вы знаете, что мы ценим вас — как здесь, наверху, по службе, так и в качестве историка. Вы не привносите в историю ничего лишнего. Кондор не просто так предоставил в ваше распоряжение Большой луминар. Это предполагает не только признание ваших профессиональных качеств, но и доверие к вам.
Потом он перешел к делу:
— Кондор решился устроить Большую охоту, которая через пустыню должна привести нас в леса. Сейчас я занят составлением подготовительных приказов; вскоре мы отправимся в путь. Помимо егерей и обычного сопровождающего персонала я хотел бы взять и небольшой штаб ученых; среди прочих я подумал о Роснере как зоологе и о вас как историке. «Ослов и ученых в середину» [480] — вы эту цитату знаете. Но шутки в сторону — — — мы видим в вас нашего Ксенофонта [481] ; то есть, конечно, — если вы примите предложение.
480
« Ослов и ученых в середину»… Приказ Наполеона перед сражением в Египте.
481
… мы видим в вас нашего Ксенофонта. Ксенофонт (ок. 444 — ок. 356 г. до н. э.) — древнегреческий писатель, историк, афинский полководец и политический деятель. Крушение могущества демократических Афин вследствие проигранной Спарте Пелопоннесской войны в 404 г. до н. э. Ксенофонт пережил уже в сознательном возрасте, и во время последующих политических событий он, видимо, поддерживал реакцию. Антидемократические настроения, вероятно, и заставили его покинуть родину в 401 г. до н. э. и присоединиться в качестве частного лица к экспедиции персидского царевича Кира Младшего, который пытался свергнуть с престола брата и захватить власть. После смерти Кира и вероломного избиения греческих военачальников персами Ксенофонт с большой смелостью и умением руководил отступлением десяти тысяч греков через вражескую землю. Вместе с греческими наемниками он проделал весь поход: наступление на Вавилон, битву при Кунаксе и отступление через Армению к Трапезунду и далее на запад. В Пергаме Ксенофонт, который еще в Месопотамии был избран одним из стратегов греческого войска, а впоследствии во Фракии фактически состоял его главнокомандующим, передал уцелевших солдат (около 5 тыс. человек) в распоряжение Фиброна — спартанского военачальника, собиравшего войско для ведения войны с сатрапом Фарнабазом. Сам Ксенофонт вместе со спартанским царем Агесилаем отправился в Грецию. Для Ксенофонта как историка характерна вера в непосредственное вмешательство богов в людские дела, вера во всевозможные знамения, посредством которых боги сообщают смертным свою волю. Политические же его симпатии — на стороне спартанского аристократического государственного устройства. Лучшее его произведение — «Анабасис Кира» (или «Поход Кира»), где рассказывается о неудачной экспедиции Кира Младшего и отступлении 10 тыс. греков. Рассказ ведется от третьего лица, одним из персонажей является сам Ксенофонт. Ксенофонт, в молодости ученик Сократа, написал также ряд сочинений о своем учителе (так называемые «Сократические сочинения») и трактат «Домострой» (или: «Экономика»). Фактически это первое в истории сочинение по экономике.
Он, вероятно, хотел еще что-то добавить, но ограничился намеком:
— В исходе этого проекта я не уверен; ситуация может выйти из-под контроля.
Это был камешек в огород Аттилы. Домо подумал о зоологе и историке: значит, он хочет держать охоту как в естественных, так и в человечных границах, какие бы ни возникли угрозы. А то, что он собирается лично участвовать в охоте, хотя здесь его некому заменить, только подтверждает такой вывод.
Домо повернулся, чтобы взять фонофор и вызвать очередного докладчика; я теперь видел его голову в профиль. Короткая борода немного заостряет и удлиняет подбородок; похоже, что рог у него начинается здесь — а не на лбу, как у Аттилы. Борода его сейчас отсвечивала мшистой зеленью, поскольку того требовали красные камни Замковой горы. Жизнь — это череда оптических обманов, однако такой цвет был Домо к лицу; если кто-то из нас и выйдет невредимым из опасного предприятия, так именно он — — — уж он-то не станет целиком полагаться на богов.
Он дал мне время на размышления; я взял эту отсрочку по тактическим соображениям, хотя решение принял тотчас. Здесь открывается один из двух путей, выводящих из города — пусть всего лишь в промежуточное пространство, в некое преддверие. Я буду держаться не за Домо, которому скорее предназначены катакомбы, а за Аттилу. Тот, как сват, пролагает пути для Кондора.
Виго был единственным, с кем я мог посоветоваться, прежде чем дать согласие. Я взял на касбе увольнение и вечером навестил Виго в его саду. Он тотчас понял, что речь идет о чем-то большем, нежели экспедиция. Правда, любая охота имеет калидонскую подоплеку [482] .
482
… любая охота имеет калидонскую подоплеку… Калидонская охота — охота на калидонского вепря, в которой участвовали храбрейшие воины Греции. Вепрь был наслан на калидонские поля Артемидой, которой царь Калидона Ойней (Эней) забыл принести жертву при совершении ежегодных жертвоприношений всем богам. Вепрь убил несколько человек, но был побежден Мелеагром. Шкуру вепря Мелеагр отдал Аталанте — деве-воительнице, первой ранившей зверя, что вызвало обиду других охотников. Разгорелась схватка, в которой Мелеагр убил двух своих дядей. Это привело в дальнейшем к междоусобной войне, в ходе которой Мелеагр погиб.
В оценке сложившейся ситуации Виго исходил из исторических принципов. «Конечная цель политической воли — Левиафан. Эта цель в большей или меньшей степени уже многократно достигалась; в поздние эпохи — скажем, при римских цезарях или во Всемирном государстве — непременно вследствие совершенствования техники. Два пика: один вырастал из персональной, другой — из общественной воли. Здесь — бог-цезарь, там — homo magnus [483] , то есть титан; один связан со зверем, другой — с плутонической силой. Это нашло отражение и в символах: здесь — орел и лев, там — краски и рабочие инструменты.
483
Великий (большой) человек ( лат.).
Всемирное государство распалось на части, как и предрекал Бутфо. Остались империи диадохов и эпигонские города-государства. Девятнадцатое христианское столетие выбрало своим девизом идею перманентного и к тому же еще качественного роста, в XX столетии homo faber [484] , казалось, эту идею осуществил. Но потом прогресс привел к новым разногласиям, которые можно приблизительно обозначить как разногласия между экономистами и экологами. Первые мыслили еще в категориях истории мирового человеческого сообщества, вторые — в категориях истории планеты Земля; первые думали о разделении сфер власти, вторые — об управлении; возникли конфликты между представлением об окружающей среде как объектеи восприятием окружающей среды как части единого мира; а кроме того, распространялись предчувствия гибели мира, повторяющиеся каждый раз на рубеже двух тысячелетий.
484
Человек умелый, человек строитель, человек созидатель ( лат.).
Максимальная концентрация власти тоже падает на последние времена. В нашем случае она по необходимости связана с развитием техники. Опять же выражаясь очень приблизительно, то есть в рамках классической науки, можно сказать, что, с одной стороны, наращивали свое вооружение биологи, а с другой — физики. Первые стремились подчинить себе органический растр, вторые — материальный; первые рвались к генам, вторые — к атому. Обе стороны вели подкоп не только под исторические фундаменты, но и под фундаменты человечности, и одних такой путь привел в лес, других же — в подземный мир.
Сомневались уже во всем, но только не в науке. Наука была единственным, что процветало неизменно и в планетарном масштабе: она сожрала даже государство. Ей удалось то, что прежде смогли осуществить только великие титаны, которые предшествовали богам, более того, породили их [485] . Чтобы постичь эти цели, скрытые от нее самой, наука должна была приблизиться к некоей границе, по-новому ответить на вызов смерти и жизни».
Виго еще добавил: «Мартин, я никогда не сомневался, что вы предпочтете лес. Но я также понимаю, что вы рассматриваете его лишь как переход — — — для вас он не конечная цель, как для Аттилы, и не фикция, как для Домо. Но что такое фикции? В любом из наших великих переломов осуществляет себя чья-то мечта. Вы, как историк, это знаете. Мы терпим крушение не из-за наших мечтаний, а потому, что мечты наши были недостаточно прочными».
485
… только великие титаны, которые предшествовали богам, более того, породили их. Имеются в виду дети Урана и Геи: согласно Гесиоду, шесть сыновей (среди них Океан и Кронос) и шесть дочерей. Титаны — архаические божества, олицетворявшие стихии и природные катастрофы. Вступив в брак со своими сестрами, они породили олимпийских богов.