Эволюция военного искусства. С древнейших времен до наших дней. Том второй
Шрифт:
Современная техника связи влияет на все стороны ведения войны. В наполеоновскую эпоху воевали почти без такого общераспространенного теперь инструмента, как карманные часы; тогда они являлись еще предметом редкой роскоши. Какое расписание занятий, маневров, одновременного производства атаки возможно, однако, если время измеряется на глаз, по солнцу? Сколько происходило недоразумений от применения в бою сигналов пушечными залпами. Еще под Горным Дубняком в 1877 г. у русских начальников гвардии не было выверенных часов, и пришлось обратиться к этому неверному средству сигнализации. Конечно, странно, что в XX веке часы не уходят в снаряжение военнослужащих и они обеспечиваются теперь часами еще так же, как ландскнехты обеспечивались оружием в XVII веке.
Связь глубочайшим образом изменила методы управления. Фош, еще в начале XX века, упрекал Мольтке за то, что в 1870 г. он не скакал по-наполеоновски по полю сражения под С.-Прива — Гравелот, а держался в 10 кмот участка решительной атаки.
Новая экономика. Эпоха Мольтке еще не знала экономической мобилизации. Государство еще не являлось полномочным распорядителем всех финансовых и хозяйственных ресурсов страны. Если бы не быстрые успехи 1866 г. и 1870 г., Пруссия пережила бы тяжелый финансовый кризис, так как попытки выпуска государственных займов до одержания решительных побед никакого успеха не имели, и воевать приходилось за наличные деньги, которых было немного. Бедность в деньгах сказывалась и на организации прусского тыла в войнах Мольтке и на организации русского тыла в 1877 г. Промышленность едва заметно изменяла свое течение во время войны. Наибольший толчок получила русская текстильная и суконная промышленность в течение Восточной войны; но и этот толчок не давал никаких оснований говорить о мобилизации промышленности.
Исходя из представлений об этой экономике доимпериалистической эпохи и имея в виду колоссальный рост расходов на войну, вызванный увеличением масс и усложнением военной техники, многие исследователи приходили к выводу, что война будет разорительна и не может затянуться надолго; она будет продолжаться всего 2–3 месяца; 6–12 месяцев являются уже максимальным пределом. Эта кратковременность ожидаемой войны давила на образование запасов, на экономическую подготовку к войне, на устройство крепостей, на соображения всех генеральных штабов. Между тем история военного искусства знакомила нас с другим моментом в жизни Европы, началом XVI столетия, когда армии в сравнении с средневековым составом выросли, материальная часть их сильно усложнилась и расходы на войну дорогими наемными войсками сразу увеличились в несколько раз; этот момент явился исходным для эволюции не в сторону ускорения течения войн, а в сторону перехода к войнам затяжным, на истощение и измор противника. Действительно, чем грузнее ложится экономический гнет на обе стороны, чем неотразимее военные расходы грозят раздавить борющихся, тем мысль о выдержке, о возможности сохранить для своей армии последний в Европе пуд муки, последний пуд каменного угля и придти, таким образом, к победному концу, к полному торжеству над противником — настойчивее выдвигается жизнью. Неотразимость экономической катастрофы оказывала в истории на ведение войны затягивающее действие и приводила, как и в Мировую войну, к полному разорению победителя и побежденного.
Чем шире современная политика, экономика и техника открывают возможность — с затратой каменного угля, стали, меди, хлеба, мануфактуры, азотистых соединений и прежде всего золота — из каждого обывателя относительно скоро выработать сносного бойца, тем поверхностнее являются раны частных поражений; все они в Мировую войну переоценивались, и затем наступало горькое разочарование. Разведка теперь должна вести учет всем взрослым мужчинам и юношам; уничтожение 10 дивизий, потеря 100-тысячной массы заставляет сбросить со счетов противника только 1 %. Потеря нефтяного или угольного бассейна, промышленного или хлебного района наносит более тяжелые удары, рубит под корень современные воюющие государственные организмы. Пока тыл работает исправно, современные армии проявляют удивительную живучесть. Приложение наполеоновской стратегии требует, чтобы в неприятельской армии была жизненная точка, сердце, удар в которое даст победу. А если сердца нет? Как была истыкана русская армия к осени 1915 г. — и через немногие недели она вновь ожила. И если Радецкий еще в революцию 1848 г. утверждал, что вся Австрия целиком, вся ее государственность сосредоточена в ее солдатских лагерях, то эволюция современной жизни государств все более и более обращает бойцов на фронте лишь в авангард, судьбы которого — лишь часть борьбы народа, хотя, может быть, и чрезвычайно важного значения.
Было забыто, что наполеоновская стратегия сокрушения, позволяющая достигнуть результата с минимальной затратой времени, а следовательно и с наименьшими расходами, оказалась в XIX веке применима только при наличии большого перевеса сил, какой был у Мольтке, и что две большие войны — Восточная 1853–1856 гг., и война за нераздельность Соединенных штатов — нашли свое решение только в плоскости
Как раз американский Север, придававший такое огромное значение техническим средствам в войне против Юга, давший громадный толчок усовершенствованию оборудования армий, бросивший миллиарды долларов для достижения поставленной цели, — обратился к так называемому плану Анаконда. Удавная стратегия Севера выливалась в блокаду голода и удушения, в кампаниях, которые отрезали от Юга хлебные западные штаты, захватили жизненную артерию — реку Миссисипи, сомкнули около Юга кольцо северян и затем начали его сжимать; вместо принципа частной победы — торжества на одном важнейшем пункте — здесь у Юга ломались все кости, отмирали постепенно все возможности экономической и стратегической жизни, целые области заключались в тюрьму. Через 4 года такой борьбы Юг был раздавлен и сложил оружие. Была ли эта стратегия, связанная с такими культурными опустошениями, проявлением одного военного невежества или отсутствия энергии у янки? Почему же Англия с Китченером во главе, генералом, отличавшимся особо непреклонной энергией, так входит с начала Мировой войны в русло идей удавной стратегии по отношению к Германии (голодная блокада, расчет на выдержку и т. д.), и история увенчивает эти удавные идеи победой? Не давит ли вся современная техника и экономика в сторону этой стратегии измора?
Равно с этими уроками военного искусства была забыта и запротоколенная историей военного искусства речь 90-летнего старца Мольтке; в заседании рейхстага 14 мая 1890 г. Мольтке, сам ведший только короткие войны до наполеоновскому образцу, пророчествовал: «Если война, которая уже свыше десяти лет, как дамоклов меч висит над нашей головой, если эта война разразится, то никто не сможет предугадать ее продолжительность и ее конец. В борьбу друг с другом вступят величайшие государства Европы, вооруженные как никогда. Ни одно из них в течение одной или двух кампаний не может быть сокрушено так, чтобы оно признало себя побежденным, чтобы оно вынуждено было заключить мир на суровых условиях, чтобы оно не могло вновь подняться и хотя бы даже через годичный срок опять возобновить борьбу; это, может быть, будет семилетняя, а может быть, и тридцатилетняя война».
Перманентность мобилизации. Экономика XX века дала в руки государства могущественные ресурсы для ведения длительных войн; современная финансовая система позволяет выкачать все средства народного хозяйства на потребности войны. Гигантская мобилизация промышленности придает современной войне совершенно новый облик и позволяет в продолжении войны снаряжать все новые войсковые части, что обращает войсковую мобилизацию из единовременного акта в перманентное явление, позволяет вести войну не на заготовленные заблаговременно запасы снарядов, патронов, оружия, снаряжения, и на запасы, изготовляемые в течение самой войны; последнее явление особенно отражается на длительности войны и ведет к большим жертвам — людьми и народным богатством. Строительство вооруженной силы Гамбеттой в течение самой войны 1870 г., являлось исключительным явлением для XIX века. В XX веке оно стало нормой; мы можем проследить его в течение Мировой войны у всех воюющих государств, особенно в Германии, Англии и Соединенных Штатах; вся гражданская война в России представляет сплошное строительство Красной армии, строительство, которое велось в гигантском масштабе, в труднейших условиях. Постепенность современных мобилизаций отодвигает высшую точку напряжения воюющих на несколько месяцев вглубь войны, когда и промышленность сумеет перестроиться в соответствии с требованиями войны; это обстоятельство дает начальным операциям характер прикрывающих действий; существующая в мирное время армия обращается лишь в авангард собирающегося выступить вооруженного народа.
Культурная эволюция. Французская революция выдвинула господство интересов целого, общего, коллектива над интересами частными, индивидуальными, и явилась основанием для необычайного развития мощи государства. Аппарат государственного управления заработал в XIX веке с неведомой раньше силой, точностью и отчетливостью; различие между бумажными и действительными данными, с нарождением честных и образованных чиновников, с установлением контроля и гласности, начало резко сглаживаться.
Воинская повинность, поставляющая бесплатно военному ведомству человеческий материал, вызывала справедливые протесты лучших мыслителей XVIII века; она стала возможной в XIX веке. В XVIII веке военное ведомство в отношении поступавшего к нему человеческого материала, еще являлось дырявым решетом. В начале Семилетней войны, в 1757 г., в России было собрано 43 088 рекрут; из них дошло до офицеров-приемщиков 41 374, отправлено в полки 37 675, а прибыло только 23 571 человек; 45 % потерялось — умерло, дезертировало, пристроилось по дороге. Еще во время Французской революции около 35–40 % мобилизованных по декрету французов не доходили до своих частей. Но в отсталой России через сто лет после Семилетней войны военный министр Милютин мог похвастаться, что к 1863 г. количество пропадающих на пути к полку рекрут уменьшилось по сравнению с 1757 г. в 750 раз (0,06 %). Это уменьшение дырявости государственного аппарата за сто лет в 750 раз — очень существенная для истории военного искусства данная. Органическое перерождение государства в новейшее время является существенной предпосылкой новых массовых армий, нового комплектования, нового тыла, новой стратегии.