Эволюция
Шрифт:
Море сбивало Странницу с толку. Для неё вода была чем-то, что собиралось в прудах и реках, и ещё в чашевидных листьях — пресной, лишённой солей жидкостью, которую можно было пить где угодно, без всякой опасности для себя. Ничто в её опыте или врождённых нервных программах не подготовило её к встрече с этим огромным перевёрнутым небом, по которому дрейфовали причудливые существа вроде медузы.
И её мучала жажда, мучала просто ужасно. Её рука опустилась вниз, погрузилась в этот тёмный суп и поднесла ко рту ладонь воды. Она забыла, что делала это меньше часа назад, забыла горечь морской воды.
Она
Странница осторожно приблизилась к месту, где был убит детёныш. Кровь, запятнавшая ветки, была размазана языками антропоидов, лизавших её. Странница тщательно перебирала листья. Она не нашла никаких остатков детёныша, кроме разбросанной тонкой шерсти — и одну изящную маленькую ладонь, оторванную у запястья. Она схватила ладонь и отступила на угол плота, как можно дальше от остальных.
Ладонь была мягкой и расслабленной, как будто принадлежала спящему детёнышу. Странница легонько провела ею по своей груди и вспомнила, как Щепотка тянула её за шерсть.
Но Щепотки больше не было.
Странница вонзила зубы в мякоть указательного пальца, ближе к суставу. Мясо было мягким и раздражало её сухое нёбо. Быстрым, резким рывком она содрала мясо с кости. Она повторила это с другими пальцами, а затем жевала безволосую плоть ладони. Когда от ладони осталось лишь чуть-чуть больше, чем просто скелет с несколькими обрывками хряща и мяса, ещё висящего на нём, она прокусила крохотные кости, стукающиеся друг об друга, но костного мозга в них были лишь крохи.
Она бросила обломки костей в безбрежный океан. Ей было видно, как мелкие серебристые рыбки быстро собрались у костей, пока те не ушли в глубину, скрывшись с её глаз.
Заплатка два дня сидела в своём гнезде из листьев, почти не двигаясь. Самцы неподвижно лежали неряшливой кучей, иногда ковыряясь в шерсти друг у друга, редеющей всё сильнее и сильнее.
Странница вяло бродила по всему дереву, ища облегчения. Её рот больше не выделял слюну. Язык отвердел и превратился в лишённый чувствительности комок, словно у неё во рту был камень. Она не могла кричать или звать; всем, на что она была способна, был невнятный стон. Она даже рылась в высохшем помёте, который остался от толстобрюха, в поисках влаги и, возможно, нескольких ядрышек орехов, затерявшихся в отходах. Но экскременты пожирателя листьев были скудными и сухими. Она сильно страдала — истощённая, находящаяся на грани между сном и бодрствованием.
На третий день после гибели Щепотки Заплатка оживилась. Странница вяло наблюдала за ней.
Заплатка держалась на всех четырёх лапах. У неё кружилась голова, долгое бездействие подорвало запас жидкости в её организме, а когда она споткнулась, Странница увидела, как она схватилась за живот. Она была беременна от Белокровного: эта беременность забирала ещё больше резервов из её истощённого тела. Но она поднялась и упорно шла в сторону самцов.
Когда Заплатка приблизилась к нему, Хохолок сел прямо, возбуждённый, как будто ожидая нападения. Страннице был виден его почерневший язык, высунутый изо рта. Шерсть на его лице
Но Заплатка села рядом с ним и начала перебирать пальцами его шерсть. Процедура обыскивания означала лишь частичный успех. Все их тела облезли, кожа покрылась незаживающими язвами и повреждениями; работая, она счищала струпья и тыкала пальцами в ушибы. Но он подчинялся ей, с благодарностью принимая внимание, несмотря на боль.
А затем она немного отодвинулась, повернулась к нему спиной и подставила свой зад. Она едва ли была в лучшей форме. Шерсть у неё торчала клочьями, на коже были повреждения, а припухлость, которая у неё была, почти исчезла — на несколько дней раньше, чем должна. Но, тем не менее, когда она прижала свой зад к груди Хохолка, он ответил: из спутанной шерсти на его животе быстро высунулся длинный и тонкий эрегированный член.
Только сейчас Белокровный обратил внимание на это нарушение иерархии. Это не было похоже на попытку обмана; это было неприемлемо. Он рывком поднялся, издавая бессвязный рёв — его язык не действовал. Хохолок отпрянул.
Но Заплатка немедленно напала на Белокровного, ударив его головой в грудь и нанося удары кулаками по вискам. Поражённый, он опрокинулся на спину. Заплатка поспешила назад к другим самцам и стала небрежно подставлять им свой зад, издавая скрипучие крики. А затем она снова набросилась на Белокровного.
Союзы плавно менялись, а господство утрачивалось. Даже не взглянув друг на друга, братья быстро приняли решение. Они присоединились к нападению Заплатки на Белокровного. Белокровный начал сопротивляться, щёлкая зубами и отражая удары, которые градом сыпались на него.
Это была гротескная схватка четырёх ужасно истощённых существ. Удары и пинки были лёгкими и наносились жуткими замедленными движениями. И всё это происходило в тишине, нарушаемой лишь вздохами усталости или боли: не было слышно ни одного визга или крика, которыми обычно сопровождается нападение двух молодых особей на доминирующего самца.
И всё же схватка была смертельной. Возглавляемые Заплаткой, братья шаг за шагом теснили Белокровного к краю плота.
Заключительный удар нанесла Заплатка: это был ещё один таранный удар в живот Белокровного, сопровождавшийся хриплым страдальческим рёвом. Белокровный повалился на спину, провалился сквозь рыхлый край плота, состоявший из переплетённых ветвей, и оказался в воде. Он качался на волнах, бултыхался и плескался, а его шерсть сразу же напиталась водой и стала сковывать движения. Он смотрел вслед плоту и с помощью своего почерневшего языка мяукал, словно детёныш.
Хохолок и Левый были в смятении. Они не хотели убивать Белокровного; у антропоидов очень немногие драки за лидерство заканчивались смертельным исходом.
Странница чувствовала странную острую боль сожаления. Их уже и так оставалось очень мало. Инстинкты предупреждали её, что слишком малое количество потенциальных брачных партнёров — это плохо. Но для таких ощущений было уже слишком поздно.
Белокровный быстро ослабел. Вскоре поддержание рта и ноздрей над водой оказалось для него непосильной задачей, и он прекратил борьбу. Акула, привлечённая кровью, сочившейся из старых ран Белокровного, проглотила его тело за один укус.