Евпраксия – святая грешница
Шрифт:
Их хватало даже здесь, в лесной глуши. Дорог было мало, а путников – предостаточно. Брели странники, шли священники, ехали купцы, скакали гонцы с грамотами. Время от времени на обочинах попадались кости и черепа тех, кто тоже стремился куда-то, да не добрался. Присмотревшись, можно было заметить прячущихся в кустах людей, но то необязательно были преступники или беглые рабы, а бабы, дети и старики, которые боялись нарваться на опасную ватагу. Сопровождаемая вооруженным отрядом, Евпраксия чувствовала себя вполне уверенно. Редко кто осмеливался нападать на столь большие обозы, как тот, что тянулся за нею следом. Они были силой, способной постоять за
Лес постепенно густел, меняя светло-зеленую окраску на темную, холодную. Но дорога, вынырнувшая из кудрявой поросли, просматривалась здесь гораздо лучше. Обзор теперь заслоняли не развесистые древесные кроны, а ровные, гладкие стволы, уходящие далеко вверх, в небо. Внизу росли лишь папоротники и неприхотливые кустарники, черпающие силы у сырой земли и не стремящиеся к солнечному свету. Да еще упавшие деревья виднелись там и сям, подобно поверженным богатырям.
Копыта Лиски колотили утоптанную землю уверенно и дробно, порождая слабые отголоски лесного эха. Задумавшаяся Евпраксия не сразу осознала, что слышит и другой топот, стремительно приближающийся из чащобы. Потом за толстыми стволами замелькали скачущие дозорные, которые, оглядываясь и подстегивая коней, вылетели на открытое пространство. Лиска захрапела, попятившись на подогнутых задних ногах.
– Зубры! Зубры! – крикнул дозорный предостерегающе. – Тикай, княжна!
Он проскакал мимо нее, продолжая кричать. Евпраксия попыталась развернуть лошадь, чтобы помчаться за дозорными в сторону обоза, но Лиска заупрямилась и, громко хрипя, попятилась.
Из-за поворота вылетела огромная бурая туша и заскользила, упираясь в землю четырьмя ногами. Даже издали размеры зубра потрясали воображение. Все быки, которых доводилось видеть Евпраксии прежде, выглядели бы рядом с ним полугодовалыми телятами. Высокий, как скала, горб затрясся, когда зубр заметил всадницу и ринулся на нее. Из его левого бока торчал обломок стрелы или копья. Он был ранен и разъярен причиненной ему болью. Но хуже всего было то, что следом за ним на дорогу выбежало еще несколько лесных исполинов.
Лиска наконец осознала степень нависшей угрозы и взяла с места в карьер. Правда, поводьев она не слушалась. Вместо того чтобы поспешить под защиту людей, она свернула с дороги и понеслась между толстых стволов. Евпраксия услышала за спиной голос Горислава, но, обернувшись, не увидела его, потому что взгляд ее был прикован к преследующему ее стаду.
Сейчас не имело значения, что незадачливый охотник попытался убить вожака стада. Важно было лишь то, что лесные быки были вне себя от злости и кипели желанием поквитаться с людьми. Потеряв из виду дозорных, они погнались за одинокой всадницей и не отставали, проявляя поразительную для своих размеров прыть.
Всякий раз, когда Евпраксия отваживалась бросить взгляд через плечо, она обнаруживала, что зубры никуда не делись, а продолжают ломиться через папоротники и кустарники, вздымая вверх тучи зеленой трухи. Правда, осталось их только два – раненый вожак и самец поменьше с обломанным рогом. Но их пыхтения и рева хватало, чтобы гнать Лиску по лесу с такой скоростью, что стволы мелькали то справа, то слева, не давая всаднице возможности ни управлять скачкой, ни отмечать путь, чтобы можно было вернуться обратно.
В какой-то момент Евпраксия обнаружила, что зубры уже не гонятся за нею, а находятся в отдалении, постепенно растворяясь в тени леса. Еще какое-то время они виднелись среди деревьев, подобно двум мохнатым утесам, а потом пропали из виду. Тем не менее, стремясь оказаться подальше от зубров, Евпраксия не сразу решилась натянуть поводья. Когда же она наконец сделала это, лошадь даже не подумала подчиниться. Вся в пене, она продолжала мчаться вперед, закусив удила.
Вековые деревья сменились подлеском, представлявшим собой для Евпраксии не меньшую опасность, чем зубры. Ветви и сучья летели в лицо со всех сторон, не давая опомниться. Вместо того чтобы усмирять Лиску, всадница была вынуждена припадать лицом к лошадиной гриве или клониться вправо и влево, спасая не только глаза, но и голову, ибо вполне могла лишиться ее, будучи вышибленной из седла на всем скаку.
Перемахнув через поваленный ствол, лошадь стремглав помчалась вниз по склону, ведущему к реке. Пытаясь удержать ее, Евпраксия намотала уздечку на руку и всем телом отклонилась назад, почти упав на круп. Лиску это не остановило, а вот девушка упала. Волочась по песку и илу, Евпраксия чудом не была зашиблена копытами. Не успев задержать дыхание, она хлебнула воды, взбаламученной лошадиными ногами, а в следующее мгновение поплыла, беспомощно дергая рукой, попавшей в западню.
Намокший сыромятный ремешок упорно не желал отпускать руку. Увлекаемая течением, Лиска невольно тянула за собой княжну. Избавиться от петли на уздечке удалось лишь за плесом, где русло сужалось, а скорость потока увеличивалась.
Лошадь тоскливо заржала, уносимая в неведомые дали. Минуту или две Евпраксия гналась за ней, надеясь вывести ее на берег, но ей мешали намокшие одежды, сковывающие движения и увлекающие ко дну. Пришлось бросить Лиску на произвол судьбы. Девушке не хотелось уплывать слишком далеко, поскольку ей и без того предстояло искать своих в полном одиночестве, бродя по незнакомому лесу, населенному грозными зверями, людьми и духами.
Уносясь все дальше и дальше, лошадь, вытянув шею, издавала призывные звуки.
– Сама виновата, – сердито сказала Евпраксия.
Ей было немного жаль Лиску, но гораздо сильнее было жаль саму себя. Преодолевая течение, она медленно приближалась к берегу, затемненному деревьями, склонившимися над водой. Неподалеку плеснул то ли сом, то ли разыгравшийся водяной. Из-под обрыва шмыгнула выдра и проплыла совсем рядом, меряя Евпраксию настороженным взглядом своих глазок-бусинок. Никого другого рядом не было. Лес жил своей жизнью, равнодушный к появлению девушки. Или же умело изображал безразличие.
Выбираясь из реки, Евпраксия несколько раз сорвалась и перепачкалась в глине с головы до ног. Косы, забитые сором, расплелись, а шея была обмотана ожерельями водорослей. Хуже всего, что кожаные башмаки потерялись во время вынужденного купания и теперь юной княжне предстояло пробираться через лесную чащу босиком.
Первым делом Евпраксия стащила с себя одежду и, отыскав пологий спуск, все простирнула, смывая пыль и грязь дальней дороги. Тщательно выкручивая вещи, она раскладывала их поверх кустов, чтобы дать им хоть немного высохнуть, когда до ее ушей долетел топот приближающегося животного. Неужели зубр оказался настолько злопамятным, что до сих пор не прекратил преследования? Стараясь не потревожить ветви, Евпраксия стала спускаться, чтобы пересидеть под обрывистым бережком, когда в очередной раз поскользнулась на раскисшей глине и шумно скатилась в воду.