Евразийство и Россия: современность и перспективы
Шрифт:
Отсюда и требование безоговорочного подчинения, выдвигаемое будущим жертвам политики Чингиз-хана, и оценка отказа от подчинения как противление Промыслу в его выражении Чингиз-ханом, влекущая за собой действия монголов в пределах полноты Божиего попущения. [34]
Может возникнуть вопрос: Почему именно «дикие» монголы оказались отзывчивы к голосу Вечного Синего Неба? Ответ на него по сути аналогичен тому эффекту «антенного поля», о котором речь идёт в работе ВП СССР “Психологический аспект истории”, но в иной природно-географической и этно-культурной локализации:
«В технике известно, что качество изображения, которое может „нарисовать“ оптическая система или радиотелескоп, во многом определяются их размерами.
Человеческий организм — включает в себя множество биологических — биополевых «антенных комплексов». И как известно из этнографии, конечно если этнографы не зашорены вульгарными механико—материалистическими представлениями о том, что «этого не может быть», представители так называемых примитивных реликтовых культур более развиты в области «паранормальных способностей» — таких, как телепатия, ясновидение и т.п., нежели представители технически продвинутых культур «высокой цивилизованности», поскольку получать информацию о родственниках и близких, находящихся в отлучке по хозяйственной или военной надобности, о своём собственном местоположении на местности и т.п. жизненные потребности у них есть, а ни почты, ни телеграфа с телефоном, ни спутниковой системы навигации с выводом карты и координат на дисплей мобильника или ноутбука — нет. В древности, о которой мы ведём речь, их тоже не было (их ещё не изобрели), а потребности знать — были, и эти потребности некоторым образом реализовывались на биологической основе организма человека и его психики как системы обработки информации [36]. И хотя у всех людей есть нечто биологически общее, но всё же общность культуры — это ещё один фактор, дополнительный по отношению к биологии, который связывает воедино множество индивидов.
И если возвращаться от биологии человека, этнографии реликтовых культур и ранее приведённых технических аналогий к жизни наших предков на Восточно-Европейской равнине в древности (а это правомерно в силу единства законов физики, касающихся излучения и взаимодействия излучаемых полей и других видов материи), то биоценозы Восточно-Европейской равнины + наши предки, разпространившие на огромной территории единую общую для них культуру, гармонично взаимодействующую с устойчивыми биоценозами и устойчивую в преемственности поколений, представляли собой БИОСИСТЕМУ, которой не было и нет в мире аналогов [37] — ни в аспекте продуктивности биоценозов в разсчёте на одного человека, ни в аспекте стратегической фортификационной эффективности самих ландшафтов в качестве средств защиты от набегов извне, ни в аспекте размеров биополевого «антенного поля» [38], образуемого населением.
Последнее и есть самое интересное, и потому особый вопрос:
К какой информации открывало доступ это огромное «антенное поле» и в какие информационные потоки и алгоритмы — земные и космические — с его помощью могли входить его участники. Т.е. какое мироощущение порождало в индивиде это «антенное поле», участником которого он был» (“Психологический аспект истории”).
Но это, хотя и со своей спецификой, касается и монголов — как древних, так и наших современников, поскольку образ жизни большинства населения Монголии во многом сохранил то, что было свойственно ему в древности. Природно-географические условия Монголии, их определённая контрастность по отношению к условиям окружающих регионов, и единообразие культуры населения на её территории, по площади равной всей центральной и западной Европе, способствовали тому, чтобы этот же эффект «биоантенного поля» проявился и в ней: жизнь населения в ладу с биоценозами, отсутствие собственных шумов городской суеты, плюс к этому конструкция общепринятого у кочевников жилища — юрты как своеобразного резонатора торсионных полей. Так что они вполне могли возпринимать те потоки информации, к которым были глухи их более «высокоцивилизованные» соседи.
Успех Чингиз-хана был обусловлен тем, что он чуял нечто из того, что в КОБ отнесено к средствам управления / оружия первого приоритета и пользовался этим. Но историки, не имея представления и не задумываясь о характере обобщённых средств управления / оружия выше четвёртого [39], видят в деятельности Чингиз-хана только применение военной силы (шестой приоритет) и сопутствующие этому социальные бедствия.
Но если не спорить о том, каково «истинное имя» Всевышнего Бога [40], то Чингиз-хан выражал намерение, чтобы люди — всё человечество — жили в ладу с Всевышним Богом, Творцом и Вседержителем, но при этом он не заботился о формализации личностной религии каждого из людей в обществе, предоставляя возможность каждому из людей решить этот вопрос по совести.
И прежде, чем, например, Хорезм был покорён и его исторически сложившая государственность перестала существовать, а развитие толпо-“элитарной” культуры было пресечено, — в одной из его провинций по инициативе местной власти разграбили торговый караван Чингиз-хана, который следовал транзитом через провинцию на основании ранее достигнутых договорённостей с Хорезм-шахом. За этим последовала просьба Чингиз-хана, обращённая к Хорезм-шаху, о наказании виновных, чтобы другим не повадно было, — в ответ казнили послов Чингиз-хана… Чингиз-хан начал войну, в результате которой государственность Хорезма перестала существовать, что сопровождалось всеми ужасами победоносной и безпощадной войны…
Приведённая выше традиция оценки исторических событий предписывает считать, что в этом и подобных других случаях погибли не только виновные — Хорезм-шах и правящая “элита” Хорезма, — но и множество якобы «невинного» простонародья, жившего под властью Хорезм-шаха и К.
Однако традиция не предполагает правомерности вопроса:
“А что же это за “невинное” простонародье, если из поколения в поколение жило под властью зажравшихся мерзавцев и терпело эту власть?” [41]
Традиция не предполагает также ответа и на такой вопрос:
“Это простонародье в его большинстве — либо такие же мерзавцы как и правящая “элита”, только менее преуспевшие в конкуренции за внутрисоциальный статус, либо “субъекты”, утратившие волю к человеческой жизни, вследствие чего стали просто более или менее цивилизованными рабами-невольниками — придатками к их рабочему месту и «социальному статусу»”. [42]
И соответственно встаёт ещё два вопроса:
1. А достойно ли человека влачить такое существование?
2. Что делать с такими обществами и таким “человечеством”?
Поэтому вопрос о войне «дикости» против «высокой культуры» — не так прост, как его представляют историки и политологи - представители «высоких культур» толпо-“элитаризма” прошлого и наших дней (тем более — так или иначе пострадавшие от «дикости»), — подразумевая правильными на него ответы, аналогичные по сути тем, что приведены нами в начале настоящего раздела.