Евреи, Бог и история
Шрифт:
Пятый крестовый поход увенчался незначительным успехом. С шестым и седьмым походами рвение крестоносцев несколько поутихло, а после восьмою похода огонь крестовых походов постепенно угас. И евреи, и христиане радовались, что все позади. Случилось так, что крестовые походы имели совершенно противоположный ожидаемому эффекту. Казалось, что захват Иерусалима объединит верующих в сплоченное христианское общество. Однако вера христиан в свое превосходство получила сильнейший удар. Тысячи из них познакомились с превосходящей их собственную культурой мусульман. Крепостные, получившие свободу, повидавшие Константинополь и великолепную жизнь сарацин, не захотели возвращаться обратно в свои деревни. Они оседали в поселках, которые разрастались в города. Дух беспокойства охватил Европу. Эти умонастроения выразись в творческом взлете Возрождения и религиозном протесте Реформации. В первом евреи
Хотя вся Европа была подготовлена к Возрождению, именно итальянцы первыми почувствовали и «оседлали» его, выдвинув достаточно гениев, сплотивших сумбурные стремления века в интеллектуальную силу, которая действовала на европейской арене на протяжении двух столетий (прим. 1320—1520). Не вся Италия участвовала в гуманистическом обновлении. Его границами служил прямоугольник, обкатанный Неаполем на юге, Миланом на севере, Венецией на востоке и Генуей на западе. Оно было возвещено гуманистами (Данте, Петрарка, Боккаччо) и умерло с художниками (Челлини, Тициан, Микеланджело). Между ними сверкают такие имена, как Леонардо да Винчи, фра Филиппе Липпи, Беллини. Печальная обязанность еврейского историка требует признать, что среди них не было ни одного еврея. Итальянское Возрождение шло по нерелигиозному пути: его основным объектом был человек. В Северной Европе запоздавшее на сто лет Возрождение приняло в основном религиозный характер. Пример тому – Иоханн Рейхлин в Германии (1455—1522), который оказал глубокое влияние на историю Европы, заложив, по существу, фундамент протестантства. Влияние, оказанное его сочинениями на развитие геологических концепций Лютера, несомненно. Гуманистическая философия Рейхлина была иудаистской. Христианин, воспитанный на латыни, он бегло говорил на иврите, был знаком с ивритской литературой и изучал Каббалу – еврейскую мистико-метафизическую философию, просочившуюся в работы еврейских и христианских ученых времен Возрождения. Рискуя жизнью, ибо отклонение от церковной догмы означало смерть, Рейхлин защищал евреев и Талмуд от злословия и клеветы и популяризировал еврейство в среде интеллектуалов-христиан.
На примере Рейхлина можно убедиться, что иудаизм играл большую роль в распространении гуманистического учения в Германии. Однако роль самих евреев в развитии Ренессанса представляется уже не столь ясной. Ученые сходятся на том, что Возрождение началось в результате повторного открытия, переосмысления греческой культуры, и обычно связывают это с именем Петрарки. Но разве тот факт, что Возрождение возникло в районах, где су шествовала наиболее активная еврейская жизнь, является лишь случайным стечением обстоятельств? Возрождение началось не во Франции, Англии или Германии, а в областях, где евреи уже 300 лет занимались переводом греческих, арабских и еврейских классиков на латынь. В Неаполь, центр Возрождения, Фридрих II пригласил евреев для перевода греческих сочинений и преподавания иврита ученым христианам. Петрарка шел по следам евреев. Разумеется, подобные «совпадения» не являются доказательством, но, возможно, перед ученым-исследователем здесь открывается широкое поле изысканий.
Папы и императоры с опоздание открыли, что Возрождение было не только прекрасным, но и опасным. Оно освобождало людей, заставляло их думать, побуждало сомневаться в установленном порядке вещей. Появление науки в особенности потрясло все любовно лелеемые христианским умом предрассудки. Слишком поздно люди, открывшие этот ящик Пандоры, попытались захлопнуть крышку. Это удалось сделать только в Испании и в основном потому, что Возрождение еще не успело обосноваться в этой стране и надругаться над девственной чистотой испанского мозга. В 1305 г. в Испании было запрещено изучение наук, и одними из первых жертв инквизиции стали не евреи, а ученые-христиане. Галилей почувствовал, что лучше жить ради своих убеждений, если умереть за них, – и не совершил паломничества на костер. Представ перед итальянской инквизицией, он публично отрекся от своего учения и частным образом продолжал свои занятия. Однако Испания настолько эффективно преградила путь науке, что и до сих пор ни один испанец не совершил сколько-нибудь значительного научного открытия. Опасное течение Возрождения смешалось с потоками еретических протестов против официальной церкви. Из всех ересей наиболее интересной является альбигойская (12—13 вв.), поскольку она прямо повлияла на создание инквизиции и косвенным образом на изгнание евреев из Испании.
Рьяные властители решили наказать христиан-альбигойцев в Южной Франции, осмелившихся сомневаться в догмах церкви. Так как вместе
Поскольку церковь питала отвращение к кровопролитию, было решено сжигать приговоренных на костре. Сожжение за религиознее убеждения вызывает ужас у современного человека, который, однако, не видит ничего недопустимого в расстреле или повешении по политическим мотивам. По иронии судьбы, обязанность вырубать ростки инакомыслия провозглашается еще в Ветхом завете (Второзаконие, 17:2—5): «Если найдется среди тебя... мужчина или женщина, кто сделает зло перед очами Господа, Бога твоего, преступив завет Его, и пойдет и станет служить иным богам, и поклонится им... и тебе возвещено будет... то выведи мужчину того, или женщину ту... и побей их камнями до смерти». Но поскольку в глазах христианской церкви еретиком могли быть лишь христиане, то библейский Закон, с несколько усовершенствованным наказанием, был обращен именно против них. Так евреи оказались и сравнительной безопасности, тогда как христиане один за другим сгорали на кострах.
Альбигойская ересь распространилась из Франции в Германию и затем в Восточную Европу. Испания была озабочена распространением этой заразы. Она имела и другие причины для беспокойства – там обитало большое число крещеных евреев. Испанцы называли их converses, или «обращенные», «перешедшие в другую веру», а евреи – marranos, то есть, «свиньи», «поросятина». Было бы интересно узнать, кто впервые воспользовался словом marranos – испанцы или евреи, почему кличка пристала и почему евреи до сих пор упорно продолжают называть испанских «тайных евреев» марранами, даже когда те громко оплакивают свою трагическую судьбу.
Проблема крещеных евреев в Испании восходит к 4 веку, когда король Рекаред разом окрестил около 90000 евреев. Неизвестно, какое число из них оста лось христианами, сколько вернулось в иудаизм и сколько решило исповедывать обе религии, когда мусульмане в 8 веке захватили Испанию.
При очищении Испании от мусульманства «христово воинство» сперва не различало евреев и арабов, так как они носили одинаковые одежды и разговаривали на одном и том же языке. Поэтому реконквистадоры одинаково беспристрастно убивали и тех и других, никому не оказывая предпочтения. Но скоро испанские графы и гранды оценили еврейскую ученость и предприимчивость. Тогда евреям были предложены всевозможные льготы, чтобы побудить их остаться в христианской Испании, расширить ее торговлю и обогатить культуру. Однако, поскольку Испания снова вернулась в лоно христианства, страну охватила жажда тотальной христианизации. Процесс этот шел столь успешно, что к концу 15 века главной проблемой испанских властей стали уже не евреи, а марраны.
Благодаря своим знаниям и опыту марраны занимали важные государственные посты. Они брали себе жен из благороднейших испанских семей и становились не только грандами и кузенами королей, но даже епископами и архиепископами. Это вызывало зависть и гнев коренных испанцев-христиан, которые не могли достичь столь высоких должностей и негодовали при виде такого глумления над ортодоксальным христианством. Точно такое же негодование вызывали марраны у верующих евреев, считавших преуспевание марранов издевательством над ортодоксальным иудаизмом. И Маймонид, и Раши сочли нужным выпустить специальные эдикты касательно марранов, где требовали, чтобы евреи относились к ним более дружелюбно и предупредительно, на случай, если те решат вернуться в лоно иудаизма.
Проблема марранов была гнойной болячкой на геле испанского клерикализма. Церкви не нравилось растущее влияние марранов, ставивших наслаждение казнью выше умерщвления плоти. Многие считали, что пора ввести инквизицию и покончить с этой проблемой, как было сделано с альбигойцами. Наконец, и 1482 г. решение было принято, и испанская церковь передала бразды правления инквизицией Томасу де Торквемаде. В его полномочия входило подавление любых еретических тенденций, сперва среди марранов, а затем – в любом месте, где они только обнаружатся.