Евреи, Христианство, Россия. От пророков до генсеков
Шрифт:
Лука участвовал в миссионерской работе Павла, понимал ее значение и роль этого Апостола. Однако положение Павла явно отличалось от положения в церкви Двенадцати Учеников, уполномоченных на то самим Иисусом. В Еврейском Евангелии существует притча о том, что человек посеял на своем поле только хорошую пшеницу, а человек-враг, под которым евиониты подразумевали Павла, добавил туда плевелы и ушел. Эта притча, отражающая взгляды Заиорданской церкви, разумеется, отсутствует в третьем Евангелии. Чтобы не придавать Двенадцати слишком уж исключительного положения, Лука самолично создает рядом с ними еще семьдесят учеников, которым Иисус дает те же полномочия (Лк. 10:1–24). Таким образом показывается, что можно быть Апостолом, и не принадлежа к Двенадцати. Это был главный «юридический» тезис Павла. И, конечно, не
Евреи не поняли Иисуса, хотя ели и пили с Ним за одним столом, а потому в доме Авраама, Исаака и Иакова окажутся не они, а народы Севера и Юга. «Тогда станете говорить: мы ели и пили пред Тобою, и на улицах наших учил Ты. Но Он скажет: говорю вам: не знаю вас, откуда вы; отойдите от Меня, все делатели неправды» (Лк. 13:26–27). Евангелие от Луки на каждой странице содержит предчувствия несчастий, ожидающих евреев, не сумевших оценить пришествие в Иерусалим Иисуса. Эти места Евангелия сформулированы Лукой мягко и соболезнующе, а не в форме открытого упрека евреям, ибо их неприятие Христа само по себе является для них наказанием.
В литературном отношении Евангелие от Луки превосходит предыдущие Евангелия, хотя историческое значение его ниже. Эта книга, последовательно еврейская и эллинистическая, свидетельствует о широком и кротком уме автора, талантливо вплетающего в драму радостную идиллию. Многие места у Луки совпадают буквально с текстами Марка, а следовательно, и Матфея. То, что Лука пользовался текстом Марка, не вызывает сомнений. Некоторые части Евангелия Марка включены Лукой почти целиком, разумеется, с некоторыми изменениями и исключениями. Дополнения Луки, например, описание Страстей Господних, детства Иисуса и другие взяты из коллективного устного предания и, по-видимому, также из еврейского Евангелия, греческим переводом которого Лука несомненно обладал. Эти дополнения, не содержащиеся ни у Марка, ни у Матфея, составляют около трети произведения Луки. При отборе материала Лука заботился не столько о подлинности событий и непротиворечивости сюжета, сколько о достижении конечной моральной и идейной цели и литературного эффекта. В конечном итоге это все ему вполне удалось, и Евангелие от Луки считается любимой книгой христиан.
Четвертое каноническое Евангелие написано в 95–100 гг. н. э. в Эфесе, ставшем после разрушения Иерусалима одной из восточных столиц христианства. Традиция приписывает авторство «ученику… которого любил» Иисус (Ин. 19:26) — Апостолу Иоанну Заведееву, брату Апостола Иакова. Вместе с двумя ближайшими к Иисусу Апостолами Иоанн присутствовал при величайших событиях земной жизни Учителя — воскрешении дочери Иаира, Преображении, душевном томлении в Гефсимании. Иоанн «возлежал у груди Иисуса» (Ин. 13:23) во время Тайной Вечери, присутствовал вместе с Петром при первой стадии суда над Христом во дворе первосвященника, когда все другие Апостолы в страхе разбежались, находился у креста распятого Спасителя и принял от него поручение заботиться о Его Матери (Ин. 19:26). Согласно преданию, Иоанн претерпел мученичество в Риме во времена Нерона, был сослан на полупустынный остров Патмос, где написал «Откровение», или «Апокалипсис», и, будучи освобожденным, поселился в Эфесе, где прожил до глубокой старости, окруженный уважением всех церквей Азии. Его почтенный возраст и загадочные слова Иисуса, сказанные Петру (Ин. 21:22), еще позволяли всем надеяться на близость Царства Божия. Легенда об Иоанне рождалась при его жизни в кругу его учеников в Эфесе.
Евангелие от Иоанна по своему духу существенно отличается от трех греческих Евангелий, с которыми Иоанн был несомненно знаком. Совпадение текстов имеет место лишь в 10 % общего объема книги. Евангелие написано для евреев диаспоры с использованием текстов Ветхого Завета, взятых не из Септуагинты, а из древнееврейского подлинника. Многие иудаистские формулировки приводятся в подлинном арамейском звучании. Автор хорошо знаком с бытом иудеев, топографией Иерусалимского храма, характерами Апостолов. Христианские историки 2–3 веков — Папий, епископ Гиераполиса, Климент Александрийский и Ориген считали, что четвертое Евангелие написано
Эфес — родина Гераклита, создателя диалектики и учения о «логосе» разумной, вечной и суверенной основе всех вещей, душе мира. Понятие «логоса» — Божественного Разума — от Гераклита перешло к великим философам Греции — Платону, Аристотелю, а позднее к стоикам, к еврейскому философу Филону Александрийскому и другим мыслителям древности. В Эфесе, Александрии и Антиохии — центрах эллинской культуры и еврейской диаспоры сталкивались различные направления мысли, которые, каждое порознь, стремились подчинить человека своему влиянию. В этот начальный период становления христианства рождается множество сект, отражающих свое понимание божественности Христа. Позднее, в 4–5 веках в период Великих Соборов и утверждения ортодоксии многие секты будут объявлены еретическими.
Возможно, что стареющий галилейский рыбак Иоанн воспринял греческую идею «логоса» самостоятельно. Возможно, она была подсказана ему учениками, более осведомленными по части всяких новшеств. Это навсегда останется тайной маленького интимного кружка учеников Иоанна, внемлющего рассказам очевидца Великой Драмы. Во всяком случае, четвертое Евангелие первая христианская книга, утверждающая, что «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог…Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть…» (Ин. 1:1, 3). Божественное Слово, Дух одна из ипостасей Бога и основа будущего триединства Отца, Сына и Святаго Духа. Здесь фундамент христианской теологии. В Евангелии от Иоанна «логос»-«Слово» отождествляется с Иисусом как воплощением Бога и одновременно Сыном Божиим. Поэтому в Евангелии опущено столь важное телесно-материальное событие, как рождение Иисуса, а также Его крещение, снимающее у простых смертных первородный грех. За свое учение о Боге-Слове Иоанн получил почетное имя Богослова. Самыми знаменитыми из его учеников были Папий и св. Поликарп.
Евангелие от Иоанна идеологически противостоит доктрине первого крупного еретика христианства Керинфа, развивавшего взгляды христиан-евионитов. Керинф — александрийский еврей, проповедовал в Эфесе историю Иисуса как обыкновенного человека, праведного и мудрого, сделавшегося Мессией-Христом лишь после крещения. Назначение Иисуса заключалось в проповеди Божией путем притч и чудесных исцелений. Однако Христос до начала Страстей отделился от Иисуса-человека, который и был распят на кресте, а затем воскрес. В других проповедях Керинф утверждал, что воскресение Иисуса произойдет в день Суда вместе со всеми людьми. Эти двойственные взгляды на природу Иисуса во втором веке развивали гностики и знаменитый богослов Маркион из Синопа. Через шесть веков к ним присоединился основоположник ислама Мухаммед, отрицавший, что пророк Иса умер на Голгофе, ибо вместо него был распят кто-то другой. Четвертое Евангелие было ответом Керинфу Иоанна, его учеников и людей, знавших и любивших Иисуса ребенком, мужем во служении людям, мучеником. Для них Иисус был божественным всегда, на всех этапах жизни и после кончины. Они признавали Его целиком, без искусственного метафизического расчленения на компоненты.
После вполне космологического начала автор Евангелия рисует образ Иисуса лишенным тех обычных человеческих черт, которые любят христиане по Евангелиям синоптиков. Иисус Иоанна дистанцирован от людей, он не с ними, а над ними изначально и до конца драмы. Его изречения императивны, а чудеса таинственны. Роль Петра уравновешена ролью Иоанна, который предан учителю более всех и которому поручена забота о Богоматери. Как всегда бывает в литературе, идеологическая нагрузка здесь потеснила очарование художественного вымысла.
Изречения Иисуса в канонических Евангелиях хотя и имели форму притч, многие из которых благодаря аллегоричности нуждались в последующих размышлениях, однако, в целом не содержали ничего недоступного уму простых израильтян. Повторяемость изречений во всех четырех книгах предполагала существование каких-то или какого-то сборника «логий», которым пользовались евангелисты. Этот сборник «логий» был предсказан и почти вычислен немецкой школой библеистов еще в XIX веке. И хотя розыски сборника не приводили к результату, уверенность в его существовании считалась оправданной.