Еврейское счастье военлета Фрейдсона
Шрифт:
Коган на полминуты задумался и не торопясь выдал.
— Разве что только партконтроль [24] вызвать к нам попробовать. Но они шерстить будут одновременно всю нашу парторганизацию. Это однозначно. И без люлей как без пряников не останемся.
— Да и хрен бы с этим, — отозвался комиссар. — Выговор не приговор. Заодно персональное дело Ананидзе рассмотрим на партсобрании в их присутствии, — подмигнул комиссар Когану. — Там на него жалоб новых от санитарок не появилось? На приставания амурные… нескромные предложения, там…
24
ПАРТКОНТРОЛЬ —
— Старых, думаю, хватит, — откликнулся Коган. — Если вовремя собрать и задокументировать, то по партийной этике проведем. И Особый отдел тут вмешаться уже не сможет. Тем более раскрутим мелкое хищение папирос у Фрейдсона. Даже не хищение, а мародерство, если удастся, потому как забирал он эти вещи и подменивал дорогие папиросы на ''гвоздики'' у умершего командира.
— И спросить заодно у него: куда он дел санитарку Островскую, — вставил я свою лепту, оторвавшись от писанины.
— Вы пишите, Фрейдсон, пишите не отвлекайтесь, — упрекнул меня комиссар.
— Да как тут не отвлекаться, если Ананидзе заставил ее показания дать письменные, что она заменила труп Фрейдсона на немецкого шпиона.
Комиссар на это только витиевато грязно выматерился. Виртуоз! Посмотрел на часы и спросил.
— Как, товарищи, ужинать здесь будем или с народом?
— Давайте здесь, бумажек много предстоит, так что зря время терять на переходы по длинным коридорам, — ответит Коган.
— На, проштудируй пока допрос Фрейдсона, — передал ему комиссар бумажку из планшетки Ананидзе. — А я пока распоряжусь насчет ужина, — и взялся за телефон.
Вернулся я в палату поздно — сводка с фронтов уже прошла.
Первым делом выложил ''на общак'' две пачки ''пушек'' и угостил всех ''Явой'' из твердой черной коробки с золотом. Все же меня почти неделю ребята держали на табачном довольствии без ограничений.
— Голландский колониальный табак — это вещь, — прокомментировал Данилкин, выпустив струйкой первую затяжку. — Довоенное качество.
— Кстати как особист? Сильно приставал? — вклинился в разговор Раков.
Я улыбнулся.
— Вызывают утром меня в особотдел. Почему ты, сука, в танке не сгорел? Я им отвечаю, честно говорю: в следующей атаке обязательно сгорю.
Данилкин захохотал, а Раков набычился.
— Совсем не смешно. Наоборот — жизненно.
— Да вот… — перешел я на примирительный тон. — Отдал он мое тряхомудие. Только часы не ходят.
Одновременно я разобрал зажигалку и заправил ее пятью каплями бензина из пузырька. Зажигалка горела.
— Наши часы? — проявил интерес кавалерист.
— Швейцарские, — отвечаю честно. — Лётные.
— Знаю хорошего мастера в Москве, — продолжил капитан, — в ГУМе сидит напротив Кремля. Очень хорошо часы от грязи чистит. Про ремонт даже не говорю — на высшем уровне. И любые запчасти достать может к иностранным моделям. Правда, берет дорого. Частник, его мать. Я тебе завтра нарисую, как его найти там, на третьей линии. Кстати, Коган сегодня ночевать придет?
— Боюсь, что нет, — отозвался я, имея в виду их с комиссаром подготовку к заговору против Особого отдела. О чем они с меня, кстати, они взяли страшную партийную клятву — молчать.
— Ну да. Он и одной рукой может жарко обнимать оголодавших баб, — с завистью протянул танкист. — А мне только задницу мнут, до яиц не дотрагиваясь…
— Завидовать нехорошо, — наставительно сказал я. — Надо просто надеяться на лучшее. Тогда и на нашей улице перевернется грузовик с пряниками.
— Кишка слипнется, — ответствовал танкист. Он все еще сердился на меня за частушку.
— Так… — раздался от двери недовольный голос дежурной медсестры. — Накурили как крокодилы. Никакой совести у вас нет. А еще командиры. Сейчас я свет выключу. А вы сами светомаскировку поднимете и проветрите палату форточкой. Я от доктора нагоняй за вас получать не намерена.
5.
Проснулся от хохота. Здорового такого ржача людей, долго томящихся на больничной койке и не знающих уже, куда девать накопленную энергию.
— А вот еще история… Дали в Ереване пенсионеру новую комнату. Получше, чем была: метраж больше, да и самих комнат в квартире меньше и район приятней. Казалось бы, живи и радуйся, но через неделю жалуется он в Горсовет, что жить в такой комнате невозможно. Окна напротив женской бани и в них все видно.
Прислали к нему домой комиссию. Смотрят в окно всем составом на баню.
— Ничего не видно, — заявляет председатель комиссии. — Зря вы нас гоняли, гражданин.
— А вы на шкаф залезьте, — возмущается пенсионер.
Носатый мордатый армянин средних лет — новенький в нашей палате — байки травит.
Увидел, что я проснулся. Потянул руку, представляясь.
— Анастас Арапетян, майор корпусной артиллерии. Командир полка ''карельских скульпторов'' [25] . Про себя не ничего говори — мне уже все доложили. Горжусь, что лежу на соседней койке рядом с Героем Советского Союза.
25
КАРЕЛЬСКИЙ СКУЛЬПТОР — жаргонное название в РККА восьмидюймовых (203мм) гаубиц особой мощности данное им во время советско-финской войны 1939-40 гг…
— А к нам, сюда, каким боком?.. — пожимаю его волосатую руку. Почти как мою, только волос у него черный.
— Проклятый ''лаптежник'', проклятый осколок. На марше при перемещении на новую позицию попали под налет. Рыбкой нырнул в канаву, а ноги остались торчать наружу. Вот по ним и прилетело. Ступню насквозь. Осколком. Через сапог. Через подметку. Плюсны поломало. Четвертый госпиталь, три операции и все никак не проходит. Кости уже срослись, а не зарастает отверстие и все тут. Хоть плачь, хоть ругайся. Вот, к Богоразу сюда направили… Сказали, последний шанс. Иначе — отрежут. А куда мне без ноги?