Евроцентризм – эдипов комплекс интеллигенции
Шрифт:
И страх не ослабевает, хотя государство в «свободном мире» все больше становится Левиафаном, и полицейские сирены слышны всю ночь.
Страх даже нарастает по мере того, как обследования подтверждают угрожающую тенденцию: в числе «маргиналов» нарастает доля специалистов высокой квалификации, с опытом ученых и технологов. От них европейский обыватель ждет мщения с использованием изощренных технологий. В здравом смысле обывателю не откажешь. Пока что это мщение также имеет безобидные формы — над инженерами и учеными довлеют табу (которые не вечны). Нередко обиженный начальством программист перед увольнением запускает в компьютерную систему фирмы или банка вирус (что в мировых масштабах уже наносит
А в июле 1993 г. в одном городке Испании произошел такой любопытный случай. Возник конфликт между муниципалитетом и техником системы водоснабжения (которого уволили, по его мнению, несправедливо). А через некоторое время во всем городе из крана стала течь вода ярко-зеленого цвета. Кто-то очень ловко, в нужном месте просверлил трубу и заложил туда пробирку с флуоресцином. Очень медленно растворяясь, это вещество окрашивает огромные количества воды в сильно флуоресцирующий зеленый цвет (так спелеологи метят подземные реки). Сделать ничего нельзя, и хотя вода безвредна — попробуй убеди в этом жителей города. Алькальд был уверен, что это дело рук обиженного специалиста, хотя доказать это не смогли.
Еще более страшную угрозу постоянно ощущает средний житель общества потребления со стороны стран третьего мира. В этом нет никакого преувеличения — хрупкая и искусственно созданная структура потребления разлетелась бы моментально в осколки, если бы страны первого мира, где живет 13 % населения Земли, на миг приподняли бы «железный занавес», который их защищает. Свобода передвижения, если говорить о свободе въезда в страны рыночной экономики — миф, «прописка» в них охраняется такими силами, с которыми трудно было бы тягаться тоталитарной советской милиции. Во время строительства объектов для Олимпиады в Барселоне была попытка пригласить тысячу венгров-строителей (как писали газеты, «дешевую рабочую силу очень высокой квалификации»). Это было категорически запрещено.
Вообще Испания испытывает особые чувства по отношению к своим братьям по языку и культуре — латиноамериканцам. Но она входит в ЕЭС и следует общим нормам. Будучи вынужденным время от времени продлевать в полиции свою визу, я наблюдал однажды, как дотошно требовали от двух перуанских студенток, законно обучающихся в испанском университете, подтверждения достаточности для жизни получаемых ими из дома денег. Видя краем глаза предъявляемые ими квитанции на переводы, я, грешным делом, думал, что жить на такие деньги можно, и неплохо. Но чиновник полиции так не считал и отправил готовых расплакаться девушек искать дополнительных подтверждений законных источников доходов. А как же свобода?
Специфика «формулы свободы» в евроцентризме связана прежде всего с механистической картиной мира и детерминизмом, который создает иллюзию возможности точно предсказать последствия твоих действий. Это устраняет нравственную компоненту из проблемы ответственности, заменяет эту проблему задачей рационального расчета. Перед машиной ответственности не существует. И если мир — машина, человек — механический атом, общество — идеальный газ из «человеческой пыли», то ответственность вообще исчезает. Детерминированная и количественно описываемая система лишена всякой святости (как сказал философ, «не может быть ничего святого в том, что может иметь цену»).
Важно и другое. Только сегодня мы начинаем понимать идеологическое значение двух важных конкретных аспектов механистической картины мира — утверждения обратимости процессов и линейности соотношений между действием и результатом. Ясно, что чувство свободы становится доминирующим лишь в мире обратимых процессов. И в культурных нормах, и во врожденных инстинктах заложено мощное ограничение на свободу действий, ведущих к непоправимому. Чувство необратимости естественных и социальных процессов — или отсутствие такого чувства — во многом определяет приверженность человека к той или иной идеологии. При этом идеология, сформированная механистическим мирощущением, оказывает столь сильное воздействие на человека, что даже его непосредственное бытие «в гуще» необратимых процессов слабо воздействует на поведение.
Леви— Стросс, как и многие историки из стран «третьего мира», писал о разрушениях, которые произвел европеец-колонизатор в попавших в зависимость культурах, как о необходимости, как о создании того перегноя, на котором взросла сама современная западная цивилизация. Но не менее важно и искреннее чувство безответственности. Оно просто лишает человека Запада ощущения святости и хрупкости тех природных и человеческих образований, в которые он вторгается, лишает того страха перед непоправимым, о котором сказано выше. И это — не злая воля, а наивное, почти детское ощущение, что ты ни в чем не виноват. Инфантилизм, ставший важной частью культуры.
Леви— Стросс рассказывает, как в резервации небольшого индейского племени пьяный сын убил отца. Он нарушил табу, а по законам племени убийство соплеменника наказывалось самоубийством. Белый чиновник посылает полицейского-индейца арестовать убийцу, а тот просит не делать этого — парень сидит и готовится к предписанному самоубийству. Если же попытаться его арестовать, он будет обязан защищаться и предпочтет умереть убитым. А если полицейский применит оружие, то и сам станет нарушителем табу. Куда там — что за глупости, что за предрассудки. И все произошло именно так, как и предсказывал полицейский. В ходе ареста он был вынужден стрелять, убил соплеменника, отчитался о выполнении приказа и застрелился.
У Сервантеса Дон Кихот грубо вторгается в неизвестный ему мирок — «спасает» деревенского мальчишку от наказания хозяина и, довольный, уезжает. При следующей встрече мальчик бежит за ним и кричит:
«Добрый сеньор, ради бога, никогда меня больше не спасайте!».
Огромный философский смысл. А вот прекрасный американский фильм «Ранделл» — о том, как непутевого учителя назначили директором колледжа в поселке бедноты. В колледже — торговля наркотиками, проституция и поножовщина. Учителя нашли с подростками-бандитами компромисс — хулиганы не мешают учиться тем, кто хочет, а учителя не требуют от них присутствовать на уроках. Новый директор «поломал» этот порядок и кулаками загнал бандитов в классы. «По закону вы не имеете права выбирать учеников и обязаны учить всех до одного», — заявил он учителям.
В результате то большинство, которое хотело учиться, потеряло такую возможность, учительницу, поддержавшую директора, попытались изнасиловать и изуродовали, а ставшего на его сторону ученика повесили за ноги. И одна девчонка объяснила директору суть проблемы: больше половины жителей поселка — безработные, мы обучаемся выживанию именно в этой жизни, другой вы нам не дадите, но хотите отвлечь нас от этого необходимого обучения и заставить зубрить про Пипина Короткого. Но герой был непреклонен и с бейсбольной битой в руках, проламывая черепа, продолжал внедрять цивилизацию. На этом реалистичная часть фильма (изнасилования и расправы с «предателями») кончается и начинается гимн герою нашего времени в США. Он побеждает во всех драках (оставляя позади несколько трупов учеников) и ухитряется засадить в тюрьму самых нехороших. И какой контраст с Сервантесом. Мы видим прославление «цивилизатора», который грубо вторгся в хрупкую субкультуру своей собственной страны и, размахивая бессмысленными в этой субкультуре ценностями, разрушил в ней саму возможность даже такой жизни.