Европа кружилась в вальсе (первый роман)
Шрифт:
В кабинете Нортклифа приглашенные собрались через интервалы в несколько секунд. Помимо хозяина и Стида здесь были еще только шеф-редактор «Тайме» и главный редактор «Лондонского вестника», который тоже принадлежал Нортклифу. На лицах редакторов Стид увидел нескрываемое напряжение; вероятно, печать такого же напряжения лежала и на нем самом; один лишь лорд Нортклиф оставался спокойным, как всегда, единственной переменой в его поведении был жест, которым он указал гостям на пепельницы. По установившемуся обыкновению на совещаниях в его присутствии не курили, теперь же все, как по команде, достали свои портсигары с сигаретами
Нортклиф склонился над разложенными перед ним бумагами и без каких-либо формальных предуведомлений начал:
— Двадцать восьмого июля Австро-Венгрия объявила Сербии войну. Накануне в нашей газете говорилось: английский народ понимает, что означала бы война с Сербией для всего мира. Но понимает он также и то, что самый верный и, пожалуй, единственный способ сохранить мир — это дать всем ясно понять… — последние слова чтец оттенил голосом, — что если его друзья будут вовлечены в упомянутую войну, Англия окажет им всемерную поддержку… Надеемся, наша верность не будет подвергнута тягчайшему из всех испытаний. Мы не пожалеем усилий, чтобы предотвратить столь грозное для всех европейских народов бедствие. Но если наши усилия окажутся тщетными, Англия, разумеется, без колебаний встанет бок о бок со своими друзьями, как она сделала это, когда помогала Европе сбросить иго наполеоновского деспотизма.
На мгновение Нортклиф скосил глаза на Стида. Это была его статья, и Стид был ею доволен, хотя и вышел в ней далеко за рамки осторожных заявлений британского министра иностранных дел сэра Эдуарда Грея.
— Я дал согласие на публикацию этой статьи, согласен с ее содержанием и сейчас…
Стид помрачнел. То, что он сейчас слышал из уст своего главного начальника, было вполне благоприятно и могло бы его только радовать; вместе с тем услышанное означало, что опять, уже в который раз, речь пойдет о линии «Тайме» в области международной политики, чего, вероятно, не случилось бы, не получи Нортклиф каких-либо новых директив от правительства.
Казалось, Нортклиф читает мысли своего редактора по международным вопросам как открытую книгу:
— Я с полным уважением отношусь к темпераменту, который является не только естественным проявлением жизненной энергии, но и порождением действительно искренней и страстной убежденности, веры его носителя в правильность своей цели и пути, избранного для ее достижения… Однако несмотря на это считаю своим долгом обратить ваше внимание, и в первую очередь внимание нашего друга Стида, на некоторые другие важные аспекты. Хотя некоторым из вас, очевидно большинству, они известны. Но мне хочется, чтобы вы осознали их в комплексе, прежде чем мы перейдем к обсуждению дальнейших вопросов. Да, пока не забыл: я собрал вас вовсе не для того, чтобы давать какие-либо инструкции, а чтобы с вами посоветоваться.
Все равно речь пойдет о материалах на зарубежные темы — Стид поймал себя на том, что готовится закурить уже третью сигарету. Он сунул ее обратно в портсигар и оттолкнул от себя спичечный коробок.
— Я только что вернулся из министерства иностранных дел… — Нортклиф сделал паузу, прежде чем докончить фразу, — от сэра Эдуарда Грея, который незадолго до этого принял германского посланника Лихновского.
Газетчики невольно выдвинулись вперед на своих креслах.
— Было мне сообщено и содержание беседы. Разумеется, с оговоркой, что это информация не для печати, а следовательно, и не
Тела слушателей снова погрузились в кресла.
— Необходимо учесть, что Англия совершенно не подготовлена к войне, я имею в виду не материальную, а психологическую сторону дела, подчеркиваю — психологическую. Вы же знаете наших пророков, которые годами провозглашают, что война невозможна, более того — немыслима; знаете и о том, сколь методична немецкая пропаганда, проникающая во многие наши газеты, журналы, общества и объединения; ею постоянно подчеркивается необходимость мира, прежде всего с точки зрения национальной экономики, и подогревается германофильство, имеющее — особенно в некоторых кругах высшего общества — свою традицию, упроченную вдобавок фамильными узами, и т. д., и т. д. Безусловно, в том, что я говорю, для вас нет ничего нового. Спросите среднего англичанина, готов ли он рисковать жизнью ради Сербии или в интересах Франции из-за Эльзаса и Лотарингии, — вы прекрасно знаете, какой получите ответ.
Бесспорно, пресса повинна в том, что наша общественность годами была недостаточно информирована о тенденциях, определяющих политику европейских государств, и теперь, когда ситуация столь неожиданно и резко обострилась, мы не можем рассчитывать на то, что английский читатель газет столь же моментально в ней сориентируется.
Разумеется, это сказано не в укор нашей редакции по внешнеполитическим вопросам… — При этих словах Стид удостоился даже некоего подобия дружелюбной улыбки на лице шефа. — Поскольку газеты, вроде нашей, естественно, руководствуются общей оценкой обстановки, какой она доходит до нас из правительственных кругов.
— И с которой мы сейчас пришли в полное противоречие. — Теперь все же настал черед третьей сигареты Стида.
— Совершенно верно, — подхватил Нортклиф с невозмутимым спокойствием, — именно поэтому я вас и собрал. Когда премьер-министр Асквит отменил программу заседания нижней палаты, чтобы она могла всецело сосредоточиться на проблемах английской внешней политики, Грей на все запросы ответил одной фразой: дескать, он продолжает свои усилия по сохранению мира в Европе, однако сказать что-либо определенное пока не может, поскольку переговоры между великими державами все еще продолжаются.
— Следовательно?.. — Стид даже не обратил внимания, кто эту вопросительную реплику произнес. Она была столь естественна, что авторство не имело ровно никакого значения.
Нортклиф наморщил лоб:
— Увы, ситуация такова: высказаться однозначно сэр Грей не может, поскольку само правительство… колеблется.
— Колеблется…
— Вот вам для иллюстрации: русский министр иностранных дел Сазонов запросил по телефону, возьмет ли на себя Англия, разумеется, официально, обязательства по оказанию в какой-либо форме союзнической помощи, если Германия объявит войну России?
— И что же сэр Грей?
— Он не ответил. До сих пор. Тем временем наш посол в Петербурге сообщил по телефону, что перед зданием посольства собираются несметные толпы русских, провозглашающих лозунги в честь Англии.
Шеф-редактор «Тайме» уже не смог сдержаться:
— А каково ваше мнение о Грее?
— Я верю в его абсолютную честность. — Нортклиф как можно выразительнее выделял голосом каждое слово. — Он знает, что делает, знает, зачем это делает, и в то же время знает, почему не может раструбить об этом на весь мир.