Европе не нужен евро

Саррацин Тило

Впервые эта дискуссия развернулась в мае 2010 при решении ЕЦБ выкупить облигации Греции, Португалии и Ирландии по рыночной стоимости. Это решение, против которого голосовали оба члена Совета управляющих немецкого Центрального банка Аксель Вебер и Юрген Штарк, было принято. Дискуссия началась снова, когда ЕЦБ в августе 2011-го решил расширить программу на выкуп облигаций Италии и Испании. Вскоре после этого главный экономист Германии в ЕЦБ Юрген Штарк заявил о своем выходе из дирекции ЕЦБ к концу 2011 года. Эту отставку в целом связали с его поражением в этом центральном для немецкой концепции валютного союза вопросе. Штарк не высказался против такой интерпретации, он скорее подтвердил ее три месяца спустя, выступив с капитальной критикой политики ЕЦБ и всего курса политики спасения¹¹.

Во

время дискуссии вокруг финансирования увеличившегося ЕФФС в сентябре и октябре 2010-го вновь выявились принципиальные различия точек зрения. Поддерживаемые, особенно Францией, попытки выдать ЕФФС банковскую лицензию сделали возможным беспроблемное ее рефинансирование у ЕЦБ и тем самым косвенное денежное финансирование ссуд ЕФФС. В том же направлении указывала попытка объединить в общий пул в ЕЦБ специальные права заимствования, которые имеют Национальные эмиссионные банки, и внести в ЕФФС дополнительную общую сумму для покрытия долгов. Это был бы косвенный вход, чтобы привлечь золотые запасы Бундесбанка в качестве покрытия для кредитов ЕФФС¹². (!)

В обоих случаях федеральное правительство оставалось твердым, у него на основе вызванной этим дискуссии не было другого выбора, к тому же президент Бундесбанка Йенс Вайдман очень агрессивно обращался к общественности и жаловался на «захват денежной политики». Так, по его мнению, уменьшается давление на политику, чтобы принять необходимые меры по разрешению кризиса¹³. Общественность была в возбуждении из-за увеличения фонда спасения, а 26 октября 2011 года немецкие институты экономических исследований при их ежегодной оценке состояния конъюнктуры уже заранее подсчитали, что максимальное обременение Германии из различных пакетов спасения уже сейчас может составлять более 300 млрд €¹⁴.

В связи с оценкой состояния конъюнктуры осенью 2011 – го оказалось к тому же, что при оценке политики ЕЦБ немецкие исследователи экономической конъюнктуры разделились ровно пополам. Большая часть экспертов критиковала, что ЕЦБ с входом в денежное финансирование путем выкупа государственных облигаций нарушил если не букву, то дух Маастрихтского договора и однозначно перешел границы своих полномочий. «Признавая ненадежные в плане доходов облигации в качестве гарантии, ЕЦБ назначает на них такую ценность, которой у них, по оценкам рынка, нет». Путем выкупа «происходит обобществление долгов, так как в случае списания долга члены Европейского валютного союза должны будут возмещать убытки своими долями в капитале». Меньшинство считало оправданным выкупы и распространение программы выкупов на Италию и Испанию, так как оно было необходимо, для того чтобы гарантировать стабильность финансовых рынков¹⁵.

С обострением кризиса вокруг рефинансирования итальянского государственного долга в ноябре 2011-го дискуссия вспыхнула вновь. Англосаксонские экономисты и англосаксонская экономическая пресса требовали почти все без исключения и все более ультимативным языком, чтобы ЕЦБ неограниченно выкупал государственные облигации еврозоны для поддержания курса, и среди них были такие авторитеты, как:

Нуриэль Рубини – ставший известным своими верными предсказаниями по мировому финансовому кризису 2007–2009-го – сомневался в способности Италии решить собственными силами проблемы со своими долгами и видел единственное решение в том, чтобы ЕЦБ снизил процентную ставку до нуля и для поддержания курса неограниченно выкупал облигации¹⁶.

Лауреат Нобелевской премии Пол Кругман, с одной стороны, возобновил свою принципиальную критику евро: «Да (для евро) нет общего однородного экономического пространства. Таким образом, отсутствовала предпосылка для общей валюты. Поэтому европроект был тяжелой ошибкой». С другой стороны, он, так же как и Рубини, считал, что сегодняшнюю еврозону можно спасти лишь в том случае, если ЕЦБ неограниченно будет скупать государственные долги, и высказался резко: «В экстремальных ситуациях нарушают правила. С точки зрения ЕЦБ, это означает: либо это, либо мы дадим евро разваливаться – тогда мы сможем забыть единую валюту»¹⁷.

Среди немецких экономистов реакции разделились. Но известные личности среди них трубили в том же направлении.

Берт Рюруп, бывший в течение многих лет главой Совета экономических экспертов Германии по вопросам общеэкономического развития, высказался за то, чтобы «предоставить ЕЦБ правомочие скупать в неограниченном объеме облигации стран еврозоны. Лишь с помощью такого последнего гаранта можно предотвратить превращение страха перед банкротством в Selffulfilling Prophecy – самосбывающееся пророчество». Он сказал совершенно ясно: «Использование этого правомочия означает монетаризацию государственных долгов, что в немецком понимании представляет собой тяжкое нарушение политики формирования экономического порядка». По отношению к актуальным рискам необходимо отбросить «немецкий изначальный страх перед инфляцией»¹⁸.

Петер Бофингер, член Совета экономических экспертов Германии по вопросам общеэкономического развития, даже сделал необычный шаг, став агитировать вместе с «закоренелым капиталистом» и успешным спекулянтом Джорджем Соросом за неограниченную скупку государственных еврооблигаций Европейским центральным банком ¹⁹.

В схожем смысле высказывались также различные главные экономисты крупных банков, представители интересов банковского сообщества. «В Италии решается вопрос о выживании Европейского валютного союза», – сказал самый именитый среди них, Томас Майер, главный экономист Дойче банка. ЕЦБ должен установить лимит в пять процентов для доходов итальянских государственных облигаций и быть готовым защитить эту процентную ставку – а именно, неограниченными средствами²⁰.

Большинство сторонников увидели риск в том, что из-за монетизации может сильно вырасти инфляция, но это считалось еще меньшим злом. Вопросы Moral Hazard – морального риска (если таким образом помогать несолидным государственным должникам) в ходе дебатов вокруг долгового кризиса Италии вначале полностью отошли на задний план.

Хольгер Шмидинг, главный экономист Беренгер-банка, в своем выступлении в дискуссии заострил проблематику, сказав: «Основной приправой, которой не хватает, для того чтобы вернуть доверие, является четкая позиция ЕЦБ, что он в крайнем случае защитит каждое государство еврозоны от иррациональной паники на рынке»²¹. Шмидинг хотел, правда, связать высказанное им требование неограниченного вмешательства ЕЦБ «с жесткими и открыто выставленными условиями» к финансовой политике пострадавших от недоверия рынка государств ²². Но, однако, этим ЕЦБ однозначно бы превысил свои правомочия. Даже при самом широком толковании в его задачи не входит давать конкретные предписания государствам еврозоны по финансовой политике. То, что такие предложения осенью 2011-го вообще выдвигались, показывает очень сильное ослабление ответственности и компетенций, которое получается тогда, когда выходят за рамки четких правил Маастрихтского договора.

Таблица 3.1. Реальный темп роста ВВП с начала Валютного союза (в %)

Источник: Евростат. За годы 2011-й и 2012-й предварительные оценки. Состояние на ноябрь 2011-го, для Греции – предварительные значения.

Вступивший в должность президент ЕЦБ Марио Драги отреагировал на растущее давление гибко, но все-таки вначале неуступчиво и с большой сухостью, когда заявил в Европейском парламенте: «ЕЦБ действует в соответствии с договором, нельзя требовать от него делать вещи, которых нет в договоре»²³.