Европейские каникулы

Зайцева Мария

Мерл осознавал, что он в жопе, потому что Серега, как оказалось, массу тела не жиром набрал, и силища у него бычья, потому что так вот вырубить братуху с одного удара мог не всякий. И что он относится к категории мирных, очень спокойных людей, которые, разозлившись, превращались в неуправляемых тварей. И справиться с таким можно было, только вырубив его. Что было практически нереально, потому что череп Сереги, похоже, состоял из железа. Или бетона. Или что там этим русским дебилам в голову льют для укрепления?

Может,

стулом? Но, как назло, стулья все были непрочные, такими только разозлишь…

Мерл смотрел в красные глаза Сереги и понимал, привычной своей чуйкой разведчика понимал, что сейчас нехило отхватит. Из-за мелкого говнюка.

Но тут Дерил, очухавшись наконец, рыбкой кинулся в ноги русского. И тот упал, как здоровенная секвойя, с шумом и грохотом.

Мерл, пока Серега не поднялся, резво уселся на него и пару раз нехило саданул оторванной все-таки деревянной сидушкой стула по лбу. Звук при этом раздавался такой, словно деревом по дереву бьют.

Серега взревел, небрежно лапищей смахнул Мерла с себя так, что тот в стенку впечатался, и попытался встать.

Но тут на него сверху навалились сразу три его приятеля, удерживая весом на полу и крича в лицо, пытаясь угомонить:

— Сережа, успокойся, Сережа! Не надо, Серег, не надо! Ну посадят ведь опять! Ну уймись! Ну хрен с ними!

Серега порычал еще немного, ворочаясь словно медведь в берлоге после спячки, потом угомонился:

— Все. Ну все, я сказал!

Встал, пощупал лоб, слегка покрасневший после ударов Мерла, вдруг рассмеялся:

— А ничего так америкашки-то! Яйца есть!

Затем подошел к валявшемуся у стены Мерлу и подал руку, помогая встать.

— Слышь, буйный, бери своего прыгучего придурка и валить надо, щас менты местные приедут, всех, нахер, повяжут.

Мерл встал, посмотрел на Серегу и, тоже рассмеявшись, хлопнул по плечу:

— Вот ты русский йети, бля! Бигфут! Дерил, подъем, уходим!

Дерил, слегка ударившийся о Серегу, когда под ноги ему кидался, потрогал челюсть, утер кровь из носа, кивнул.

— Да забей, брат, слышь, вот говорю тебе, за-бей! — после нескольких литров темного с очень щедрой дозой белого из дьюти фри язык русского йети слегка заплетался. Но глаза смотрели вполне трезво и серьезно. — Ну ее нахер, эту немку, ну вот че в ней хорошего? Ну баба она и есть баба, у всех баб закидоны. Ну тебе ли не знать?

— Да, бигфут, ты прав… — Мерл, в отличие от своего русского приятеля, говорил и мыслил уже с трудом, послабее оказался. Но тем не менее, разговор поддерживал, не удивляясь даже, что прекрасно понимает Серегу, хотя тот явно за эти два часа английский не выучил. Так же, как и Мерл русский.

Друзья Сереги, менее стойкие, чем он, и Дерил, свалившийся на стол уже после второй кружки темного с половинной дозой русской водки,

в разговоре участия не могли приянть по причине полной невменяемости.

Но Мерл был стоек. Он пил наравне с русским, припоминая, чего ему только не приходилось пить за время службы. Но хвалиться этим не стал. Особенно после того, как Серега красочно рассказал, что во время службы в армии они с приятелями пили охлаждающую жидкость для самолетов. Которая есть технический спирт. И как потом эти самолеты летали, абсолютно сухие, знали только русские летчики и их, как это… Авось.

Серега долго пытался объяснить Мерлу, что это значит, но так и не смог.

Вечер тихо переходил в ночь, настроение было мирным и даже лирическим, и Мерл рассказал случайному собутыльнику о своей неудаче с Доун.

Серега покрутил головой, но насмехаться не стал, а только по — доброму поддержал и предложил валить отсюда к нему в гости, в город со странным названием “Шарья”, которое Мерл так и не смог выговорить.

У Сереги там был большой лесозаготовительный бизнес, и “все на мази”, что бы это ни значило.

Октоберфест гиганту дико надоел, душа тосковала по родным лесам, в глубине которых он сначала служил, потом сидел, а теперь работал.

Мерл азартно и пьяно кивал головой, соглашаясь, что все бабы — твари, и вот взять хотя бы эту Доун.

Ну вот чего ей не хватало?

Ну ведь все хорошо же было!

Ну ведь не дурак он, Мерл, он сразу понял, чего ей надо на самом деле!

Нет, надо свою бабскую дебильную независимость показать!

Конечно, как с ней оставаться после такого?

Мало ли, чего выкинет еще?

Нееее… Наказал ее, поиграл и хватит!

Сказав это, Мерл хватанул из кружки, где по вкусу водки было больше, чем пива, и тупо уставился в одну точку.

— Чего, сладкая баба-то? — осторожно спросил Серега, когда Мерл уже с минуту просидел, не шевелясь, то ли задумавшись, то ли просто дремая с открытыми глазами.

Мерл перевел на него пьяный взгляд, моргнул, осмысливая вопрос, произнесенный на чистом русском языке, и тихо ответил:

— Не то слово… Не то слово, бля. Слаще не пробовал. Веришь, вообще про время забыл, про братуху… Про все. И че мне делать теперь, бигфут?

Серега наклонился ниже, уложил пудовые кулачищи на стол и сказал, серьезно и твердо:

— Брать и тащить к себе. Если так. Потом пожалеешь, что не сделал.

Мерл на минуту онемел, осмысливая предложение. А верно, чего это он думает? Мысли в пьяной голове крутились медленно и тяжело, формируясь в планы.

— Пошли, — кивнул он Сереге, подхватывая полусонного и спокойного Дерила, который часом раньше слезно и пьяно жаловался на несправедливость того, почему такому, как он, нельзя даже смотреть на таких, как Бет.