Евтидем
Шрифт:
Вот и считай, что сейчас ты слышишь вступление к софистическим таинствам [21] . Прежде всего, как говорит Продик, следует изучить правильность имен [22] : это-то и показывают тебе наши гости, так как ты не знал, что словом «учиться» люди обозначают равным образом и познание какого-либо предмета в том случае, когда кто-либо поначалу не имел относительно него никакого знания, и дальнейшее развитие знания того же предмета, когда им уже обладают, как в своей деятельности, так и в рассуждениях. Правда, в этом случае больше подходит название «заниматься», чем «учиться», однако пользуются здесь
21
Познание мудрости неоднократно сравнивается у Платона с мистерией, с посвящением в таинства. В «Пире» мудрая Диотима готова посвятить Сократа в «таинства» любви (210а — 212а). Сам Сократ, как легендарные певцы Марсий и Олимп, увлекает тех своих слушателей, «кто испытывает потребность в богах и таинствах» (215с). Ср.: Горгий, прим. 49.
22
О Продике см.: Апология Сократа, прим. 9.
23
О разных дистинкциях глаголов, относящихся к области познания, ср.: Аристотель. Риторика III 10, 1410b 10–28.
Примерно в этом же состоит существо их второго вопроса — когда они спрашивали тебя, учатся ли люди тому, что они знают, или тому, что им неизвестно. Такова игра познания — почему я и говорю, что они с тобой забавляются, — а игрою я именую это потому, что, если кто узнает множество подобных вещей или даже все их, он ничуть не лучше будет знать самый предмет — какова его суть, — а сумеет лишь забавляться с людьми, подставлять им ножку, используя различия имен, и заставлять их гадать — так кто-нибудь смеется и развлекается, выдергивая скамейку из-под ног у намеревающихся сесть и глядя, как они падают навзничь. Вот и считай, что они с тобой пошутили. Но ясно, что после этого они предъявят тебе серьезные речи, а я предупрежу их, чтобы они заплатили мне обещанный долг. Они утверждали, что покажут нам увещевательное искусство; пока же. думается мне, они просто с тобой играли. Нучто ж, Евтидем и Дионисодор, пошутили, а теперь уж шутки в сторону; теперь покажите мальчику, как следует печься о мудрости и добродетели. Однако прежде я сам покажу вам, как я это разумею и что именно мне хотелось бы об этом услышать. Но если вам подумается, что делаю я это смешно и неискусно, не насмехайтесь надо мною: ведь лишь из стремления услышать вашу премудрость посмею я выступить перед вами без подготовки. Сдержитесь же и без смеха выслушайте меня, вы и ваши ученики. Ты же, сын Аксиоха, мне отвечай.
Стремимся ли все мы, люди, к благополучию? Или же это один из вопросов, которые, как я сейчас опасался, покажутся смешными? В самом деле, бессмысленно задавать подобный вопрос: кто, в самом деле, не хочет быть счастливым?
— Такого человека не существует, — отвечал Клиний.
— Пойдем дальше, — сказал я. — Коль скоро, однако, мы хотим быть счастливыми, каким образом мы можем этого достигнуть? Быть может, путем обладания многими благами? Или же этот вопрос еще наивнее? Ведь ясно, что дело обстоит именно так.
Клиний согласился.
— Но послушай, какие же бывают у нас блага из всего сущего? [24] Или и на это ответить нетрудно и не нужен особо серьезный муж, чтобы это постичь? Любой ведь скажет нам, что быть богатым — это благо. Так ведь?
— Конечно, — ответил Клиний.
— Наверно, сюда же относится здоровье, красота и другие прекрасные телесные совершенства?
Клиний согласился.
— Ну а родовитость, власть и почести у себя на родине — ясно ведь, что это блага.
24
Ср. Горгий (451е — 452d), где приводится рассуждение о значении разных видов блага для людей — здоровья, красоты, богатства — в зависимости от профессии того, кто о них судит — врач, учитель гимнастики, делец. В «Законах» (III 697b) имеются блага, относящиеся к душе, к телу и к имуществу.
Клиний признал и это.
— Что же, — спросил я, — остается нам из благ? Быть рассудительным, справедливым и мужественным? Как ты считаешь, Клиний, во имя Зевса, правильно ли мы сделаем, причислив все это к благам, или же нет? Может быть, кто-нибудь станет нам возражать? Как тебе кажется?
— Это — блага. — отвечал Клиний.
— Ну, — сказал я, — а в каком кругу окажется у нас мудрость? Среди благ, или ты думаешь иначе?
— Среди благ.
— Подумай, не пропустили ли мы какое-либо из благ, достойное упоминания?
— Но мне кажется, мы ничего не пропустили, — отвечал Клиний.
Однако я, напрягши память, сказал:
— Клянусь Зевсом, мы едва не пропустили величайшее из благ!
— Какое же именно? — спросил он.
— Счастье, мой Клиний. Ведь все, даже самые неумные люди, утверждают, что это — величайшее благо.
— Ты прав, — сказал он.
Подумав еще раз, я добавил:
— А ведь мы едва не оказались в смешном положении перед гостями — и я и ты, сын Аксиоха.
— Каким это образом? — спросил он.
— А таким, что, назвав раньше благом счастье, мы сейчас снова заговорили об этом.
— Да как же так?
— Смешно ведь, когда положение, однажды уже выдвинутое, повторяешь снова и дважды утверждаешь одно и то же.
— Что, — спрашивает он, — ты имеешь в виду?
— Да ведь мудрость, — отвечал я, — и есть счастье, это известно любому ребенку.
Клиний выразил удивление: настолько он еще молод и простодушен. Я же, видя его изумление, сказал:
— Разве тебе неведомо, Клиний, что в мастерстве игры на флейте всего счастливее флейтисты?
Клиний согласился.
— А разве в деле написания и прочтения текстов не всего счастливее грамматики?
— Разумеется.
— Ну а что касается опасностей в море, неужели ты думаешь, что есть кто-либо счастливее в избежании их, чем, как правило, искусные кормчие?
— Нет, конечно.
— Ну а отправляясь па войну, с кем бы ты охотнее разделил опасности и успех — с искусным стратегом или с невежественным?
— С искусным.
— А болея, кому бы ты рискнул довериться — искусному врачу или неучу?
— Искусному.
— Следовательно, — сказал я, — ты считаешь, что больше счастья приносит сотрудничество с мудрым человеком, чем с неучем?
Он согласился.
— Значит, мудрость во всем несет людям счастье, ибо мудрость ни в чем не ошибается, но необходимо заставляет правильно действовать и преуспевать. Иначе она вовсе и не была бы мудростью.
В конце концов мы как-то так согласились, что в целом, если у кого налицо мудрость, тот не нуждается в другом счастье. А придя с ним к такому соглашению, я возобновил свои расспросы относительно нашей прежней договоренности, как обстоит с нею дело.
— Мы согласились, — сказал я, — что если у нас есть все блага, то мы тем самым благополучны и счастливы?
Он подтвердил это.
— Ну а счастливы мы благодаря наличным благам, если они приносят нам пользу или если не приносят?
— Если приносят, — отвечал он.
— А приносят они нам пользу лишь в силу обладания ими, даже если мы ими не пользуемся? Например, если бы у нас было много пищи, но мы бы не ели, или много питья, но мы бы не пили, — принесло бы нам это пользу?
— Конечно, нет, — отвечал он.