Эй ты, бастард! Том II
Шрифт:
Спустившись в подвал, мы зашли в просторное помещение. По сути — каменную коробку.
В один ряд здесь выстроилось семь человек, стоящих со скованными позади руками и плотными повязками, которые полностью закрывали им глаза.
В однообразных тонких рубашках, наголо выбритые. Словно уже приговоренные узники. Их лица были направлены в пол, так что рассмотреть их было сложно.
Напротив стояли сотрудники с заряженными ружьями и не сводили с подозреваемых глаз.
Всё в полной тишине.
Истинное
Оранжевая с болотным аура, принадлежащая вспыльчивому завистнику.
Тому самому, кто принимал Елисея из наших рук. И тому, кто этой ночью чуть не кинулся на меня с оружием в руках в Центральном Дворце.
Я молча указал на него пальцем.
Глаза Леопардича не выразили удивления, но налились ледяной яростью. Он дал короткий знак и сотрудники вывели офицера-предателя.
А мы вернулись наверх.
— Червь, — только и сказал Леопардич, когда мы оказались в его кабинете. — Сынок богатых родителей, которого мне пропихнули в качестве адьютанта. Его род был принят богом всего несколько поколений назад, так что его даже знатным нельзя назвать! Эту мразь я подозревал в числе первых.
— Что теперь его ждёт?
— Допрос с пристрастием, а затем — позорная виселица. Медведкины… — он улыбнулся. — Ничего, теперь я использую его предательство в качестве аргумента для выдавливания их покровителей из столицы. Слишком уж часто они лезли в дела ДКРУ.
— Ты выглядишь довольным.
— Да, потому что Медведкин вызывает у меня лишь тошноту и, иногда, раздражение. Это лучший вариант предателя, если вообще можно так сказать.
— Я помог вам, а теперь хочу, чтобы вы помогли мне.
— В рамках договора я сделаю всё, что смогу. И жду от тебя выполнения остальной работы.
— Нет, прямо сейчас мне кое-что нужно.
Леопардич нахмурился. — И что же?
— Вся информация по Каину, которая у вас есть. Пока вы ещё обладаете полномочиями, чтобы её передать.
Он задумался, но согласно кивнул. — Хорошо. Я велю отправить копии на твой остров, когда мы сами разберёмся с ними и хаосом в городе. На этом закончим, Кальмаров. Эта проклятая ночь наконец-то подошла к концу.
Вот только забот у меня меньше не стало.
Потому что нужно было ещё найти тех бравых парней, которые должны были защищать улицы ночью.
И нашёл я их в любимом баре старика Лампы, за делом любого наёмника — попойкой.
— О, вот и наш благородный наниматель! — отсалютовал старик Лампа полуторалитровой кружкой пенного.
И его тут же поддержали празднующие вокруг мужчины самого боевитого вида. На некоторых красовались свежие повязки, покрывающие раны на руках и ногах.
— Празднуете, — ухмыльнулся я, внимательно вглядываясь в лицо каждого и проверяя их Истинным Виденьем на наличие проклятия. Для надёжности.
Чисто.
— Ещё бы! — ответил Лампа. — Ночка была жаркой, а победа — желанной! Мы несколько часов бегали с жандармами, отстреливая всяких головорезов. Они вчера словно с цепи сорвались и одновременно ринулись в порт. Но мы их остановили! Ура!
И всеобщий клич прокатился по бару.
Немногие другие посетители только с осторожностью посматривали на наёмников, да на постоянно бегающего к ним с новым пивом владельца.
— Ваше вашество! Присоединяйтесь! — призвал Лампа.
Но времени у меня на это не было.
— Время рассчёта.
— А, о! Это святое. Господа, я же говорил, что этот благородный молодой человек держит слово и на него можно положиться?
Все одобрительно закивали.
— Выпьем же за благородного господина! — поднял вверх кружку один из наёмников.
— Выпьем! — и захлюпала выпиваемая выпика, пока Лампа подходил ко мне.
Мы вышли на улицу, в знакомый переулок. Где я отсчитал Лампе причитающиеся ему и парням две тысячи имперских рублей.
— Ваше вашество, с вами крайне приятно иметь дело!
— Теперь слушай меня, Лампа. Мне нужно домой. Чем скорее, тем лучше.
Он вмиг стал серьёзен. — Понял. Дайте только расплатиться с мужиками и отбудем!
— Жду.
Лампа зашёл в бар и вернулся через пару минут. После чего мы быстрым шагом двинулись к причалу.
— Ваше вашество, можно вопрос?
— Задавай.
— А случаем не вы детвору к деньгами приобщаете?
— Конкретнее.
— Да тут внучок мой ночью прибегал, сказал, что друг его с неким Кальмаровым дела делает. Тот ему платит за наблюдения, да слухи всякие.
Я только усмехнулся, что не ускользнуло от Лампы. — Так и знал. Где какое движение, там сразу и вы появляетесь, — он пригладил подбородок.
— С ними всё в порядке?
— Со шпаной-то этой? Конечно! Они ж ушлые, мышата. Везде пролезут и нос свой засунут, — засмеялся он. — Они сейчас все вместе отсыпаются у дочки моей. Крепкие друзья, бандиты мелкие.
Мы подошли к рыбацкой лодке Лампы и зашли на борт. Он продолжил:
— А вообще, хорошее вы дело делаете. Петька, малой этот, единственный сын у больного отца. Им деньги нужны, чтобы обратиться к хорошему целителю. Военной пенсии на отращивание руки никак не хватит.
— Его отец однорукий?
— Да, ваше вашество. Ещё и кости поломанные, он ж военный бывалый. Участвовал в какой-то из мелких войн. Мелких, но жестоких, как оно всегда бывает. Руку потерял, да перелом ноги получил. Теперь едва с тростью ходит. Петька, малой этот, мечтает отцу лечение оплатить.
— И сколько ему нужно?
— Не знаю и гадать не буду. Но если вы хотите парню работёнку подкинуть, то знайте, он всегда возьмётся. Даже на Изнанку полезет, но за отца своего всё что угодно сделает.