Эйлин
Шрифт:
— А спину тебе вареньем не намазать? – Эйлин как-то отстраненно отметила про себя, что рядом с Реддлом ее часто накрывает ярость. Он словно вытаскивал наружу все самые худшие черты ее характера одним своим присутствием.
Они молча смотрели друг на друга, затем Эйлин резко развернулась, схватила чашку и, плеснув в нее практически остывший кофе, шмякнула чашку перед Реддлом. Ее руки дрожали, и немного кофе из джезвы выплеснулось на плиту. Схватив тряпку, она быстро убрала коричневое пятно. Все это время Том внимательно наблюдал за ней. Никто не заметил, как на кухню проскользнул
— Почему ты не можешь оставить меня в покое? – Эйлин наконец взяла себя в руки и повернулась лицом к Реддлу.
— Потому что это невозможно, — он взял чашку и сделал длинный глоток. – «Судьба вопрошающего и судьба передающего, повлиявшего на выбор нитей, сплетаются в один клубок. И не понять, что из действий вопрошающего подчинено его воле, а что осуществляется согласно желаниям передающего», — процитировал он. – Я не могу жить и постоянно думать о том, совершаю я что-то, потому что хочу, или этого хотела бы ты. К тому же я совершенно не знаю, что у тебя в голове. – Внезапно он перестал говорить, а на лбу у него появились капельки пота. – Что ты мне подлила?!
— Кофе, я ничего не подли… — и тут она увидела сына, который стоял возле стола и сжимал в руке тот самый маленький хрустальный флакон с буквой V. – Сев, малыш, — она подошла к сыну, опустилась перед ним на колени и, боясь вспугнуть, заворковала. – Где ты взял флакон?
— На столе, — ребенка потряхивало. – Ты отцу такое в чай подливала, когда он кричал, чтобы он уснул.
— За-забавный выбор снотворного, — слегка заикаясь, проговорил Реддл. Он пытался бороться с действием зелья, и у него это получилось бы, так как он долго тренировался, намеренно выпивая его, но вот только щедрая детская ручка не ограничилась стандартными тремя каплями, и в чашку с кофе была вылита почти треть флакона.
— Что это? Что во флаконе? – Эйлин запаниковала. Северус мог непреднамеренно отравить Реддла. Нет, самого Тома ей было не жалко, но ребенок мог получить серьезную психологическую травму.
— Веритасерум, — прошептал Том и откинулся на спинку стула. Взгляд его стал рассеянным, а лицо расслабилось. Он продолжал бороться, поэтому не расслабился до конца, но не отвечать на вопросы он не мог.
— Я хотел, чтобы он перестал кричать, — всхлипнул Северус. Эйлин обняла сына и погладила его по спине.
— Тише, все хорошо, видишь, он больше не кричит, а теперь отдай мне флакон, вот так. Ты у меня молодец, защитник мой.
— Слизерин! – вдруг произнес Реддл.
— Что? – Эйлин повернулась к мужчине, который, положив локти на стол, с усмешкой рассматривал женщину и ее отпрыска. Явная передозировка плюс попытки сопротивляться зелью сделали свое дело. Реддл не мог солгать, но в процесс включилось воображение, и он не просто скучно и монотонно отвечал на вопросы, а добавлял к ним собственные ассоциации.
— Можно, я побуду Шляпой? – Реддл ухмыльнулся. – Вот этого юного негодяя с замашками отравителя я определяю в Слизерин. Там его талантам найдется достойное применение.
— Что такое Веритасерум? – Эйлин видела, что Том не в себе, и пыталась выяснить причину и по возможности помочь.
— О, это такая сыворотка правды, всего лишь. Три капли на стакан воды и твой собеседник откровенен как монах на исповеди, — Эйлин невольно посмотрела на флакон. Да, это было не похоже на три капли. – Хотя я считаю, что легилименция надежней. А вот что будет, если напоить кого-нибудь сывороткой и применить легилименцию? Ты знаешь? – вдруг спросил он у Эйлин. Та ошарашенно покачала головой. – Вот! Ты ничего не знаешь! Как ты Хогвартс закончила? За взятку, скорее всего.
— Заткнись, — процедила сквозь зубы Эйлин.
— А я не могу, твой сын умудрился влить в меня столько веритасерума, что хватило бы всех заключенных Азкабана допросить! – Том приподнялся, но потерял равновесие и плюхнулся обратно на стул. – Хороший ребенок. Нет, честно. Это же надо, он умудрился напоить веритасерумом меня! – Реддл весело рассмеялся. – А давай я его усыновлю, — вдруг предложил он.
— Ты замолчишь или нет?
— Нет, ты глухая? Я не могу замолчать, пока это Мерлиново зелье не прекратит действовать.
— Ладно, раз уж ты хочешь поговорить, расскажи мне о Книге.
— Книга, да. Книгу судеб придумал Мерлин. Он вообще такой затейник был. Можно задать вопрос, и из кучи барахла она даст один правильный ответ. Один вопрос – один ответ. Жаль только, что сам задающий вопрос не может ее читать. Только кто-то другой. И этот кто-то должен быть самым маггловским магглом из всех магглов. Книга настолько капризная, что сбоит от малейшего волшебства поблизости. Для каждого она написана на своем языке. Вот с языком определиться можно, на обложке появляется алфавит, который потом исчезает.
— А почему для тебя был древнегреческий?
— Ну ты и спросила, — Том покачал головой. Создавалось впечатление, что он пьяный или под кайфом. – Я-то откуда знаю? Найди Мерлина и у него спроси.
— А почему наши судьбы сплелись?
— Это к нему же, к Мерлину. Вообще-то, должен был просто произойти сбой. Но иногда бывают и казусы, вроде того, что случалось с нами. Такие случаи описаны в истории: Гвиневра переводила для Ланселота, Елена для Париса…
— Елена с Парисом жили до Мерлина, — вновь перебила Эйлин.
— Да? Ну, значит, изобрел не Мерлин, значит, он только листочки в книгу собрал. Но не в этом суть. Суть в том, что все они плохо кончили.
— Да, действительно, — Эйлин нахмурилась. – И что же нам делать, чтобы к ним не присоединиться?
— Не знаю, — развел руками Реддл. – Вот ты чего хочешь больше всего?