Эйнштейн (Жизнь, Смерть, Бессмертие)
Шрифт:
Эйнштейн - рационалист, прямой преемник великих корифеев классического рационализма XVII в., преемник Декарта и Спинозы. В четвертой части этой книги логическая связь идей Эйнштейна с рационализмом XVII в. будет обсуждена подробней. Но уже сейчас следует подчеркнуть, что классический рационализм XVII в., как и его исторические истоки, приобретают новую, нетрадиционную окраску в свете современной науки, в квантово-релятивистской ретроспекции [4]. В своей эволюции в сторону науки, в своей трансформации в науку классический рационализм обнаруживал все более отчетливый эмпирический аккомпанемент, без которого рационализм не мог стать учением о бытии. Этот аккомпанемент, свидетельствовавший, что рациональное познание мира теряет смысл без противоположного полюса - эмпирического
3 Там же, с. 419.
4 См.: Кузнецов Б. Г. Разум и бытие. Этюды о классическом рационализме и неклассической науке. М., 1972.
Такая индивидуализирующая функция разума реализуется в эксперименте. Особенно в современном, неклассическом эксперименте, который не столько иллюстрирует подчинение новых явлений старым законам, сколько обнаруживает парадоксальные факты, требующие модификации, обобщения и уточнения старых законов.
339
Рационализм в его традиционном понимании идентифицирует мир. Он объясняет каждый факт, относя его к более общему классу, включая его во множество тождественных фактов. Наиболее полное воплощение классического рационализма - картезианская физика - отождествляет тела с частями гомогенного, лишенного качественных отличий, тождественного себе пространства. Но пространственно-временное представление становится иллюзорным, когда субстанция лишается своей неоднородности, когда она не сохраняет даже своего отличия от пустого пространства. Апофеоз тождественности лишает пространственные объемы протяженности, а временные интервалы - длительности, пространство становится одной точкой, а время одним мгновением.
Но и апофеоз нетождественности опустошает мир. Мы не можем зарегистрировать индивидуальный, локальный, абсолютно не тождественный другим физический объект, не приписывая ему какие-то общие предикаты, не включая его в классы идентифицированных элементов. И не рассматривая его в пространстве и во времени, в гомогенном пространственно-временном континууме.
Теория относительности и квантовая механика не были апофеозом пространственно-временного представления в духе Декарта и не были апофеозом автономной и субстанциальной монады, вырывающейся из пространственно-временной картины. Они были апофеозом рационализма в его реальном движении, в его реальной связи с наукой, апофеозом неразрывной связи логического анализа и эксперимента.
Присмотримся к основному представлению теории относительности: каркас четырехмерных мировых линий - это ratio мира. Присмотримся теперь к основному представлению квантовой механики: в микроскопических областях частица отступает от мировой линии, ее пространственно-временная локализация неопределенна, а если увеличивать точность локализации, то эксперимент изменяет направление мировой линии, изменяет импульс и энергию частицы. Мировая линия оказывается размытой. Но именно это придает мировой линии физический характер, физическое бытие, отличает реальную мировую линию частицы от чисто геометрического, хотя и бы и четырехмерного, но все же лишь геометрического образа. В свою очередь, понятие неопределенности положения частицы теряет смысл без макроскопического представления, без понятия мировой линии.
340
Нам предстоит подробнее познакомиться с этой дополнительностью микроскопического и макроскопического аспектов в современной физике. Такая дополнительность - в фарватере реальной эволюции рационализма. И в фарватере того понимания рационализма, которое не раз высказывалось в работах Эйнштейна. Ограничимся следующими иллюстрациями его гносеологического кредо.
В статье "Физика, философия и научный прогресс" Эйнштейн говорит о сквозных идеях науки и сквозных особенностях научного мышления XVII-XIX вв., которые сохраняются и сейчас, в XX столетии.
Первая из сохраняющихся особенностей научного мышления, на которую указывает Эйнштейн, сенсуалистическая: "Во-первых, мышление само по себе никогда не приводит ни к каким знаниям
5 Эйнштейн, 4, 320.
Это очень далеко от ныотонианского эмпиризма и индуктивизма; сенсуалистический тезис Эйнштейна - целиком в рамках рационализма и потерял бы смысл при буквальном следовании ньютоновскому "hypotheses поп fingo". И в то же время это очень близко ньютоновской ориентации на эксперимент и наблюдение. Сама эта ориентация отличается от "hypotheses non fingo", эксперимент на деле невозможен без логического анализа проблемы, он состоит в освобождении рациональной, в значительной мере предваряющей наблюдение, схемы процесса от осложняющих обстоятельств, причем критерий существенности, отделяющий наблюдаемые процессы от игнорируемых, рационалистический.
У Ньютона, как и у Декарта, как и у всех рационалистов XVII в. и всех естествоиспытателей XVII-XVIII вв., этот рационалистический критерий состоял в следующем. Теоретик XVII - XVIII вв. отделял чистую схему перемещения частей гомогенной материи, дислокацию и передислокацию атомов, движения и ускорения лишенных качественных определений тел от всего, что ему казалось субъективным. Экспериментатор делал нечто аналогичное. Поэтому в результате эксперимента и в результате теоретического анализа получается пространственно-временная схема событий.
341
По мнению Эйнштейна, подобный метод науки и соответственно подобная концепция мира сохраняются и в XX в.
"Во-вторых, - продолжает Эйнштейн, - все элементарные ионятия допускают сведение к пространственно-временным понятиям. Только такие понятия фигурируют в "законах природы", в этом смысле все научное мышление "геометрияно"" [6].
Все научное мышление "геометрично". Но является ли оно только "геометричным"? И что означают кавычки, в которые поставлено основное определение научного мышления?
В четвертой части этой книги в главе, посвященной отношению идей Эйнштейна к картезианству, речь будет идти о невозможности для физического мышления быть физическим мышлением и даже быть вообще мышлением без выхода за пределы геометрии. Но такое заключение - результат неклассической ретроспекции, результат переноса в прошлое современных оценок и соответствующей более глубокой трактовки идей прошлого. Даже не современных в ограниченном смысле, т.е. оценок, вытекающих из современных результатов науки. Речь идет об оценках, вытекающих из современных прогнозов, из современных констатации направления, в котором сейчас развивается наука. В следующей главе будут рассмотрены в таком освещении попытки построения единой теории поля, которые были основным содержанием усилий Эйнштейна в тридцатые - пятидесятые годы. Оценка этих попыток - одна из самых существенных сторон проблемы бессмертия Эйнштейна и его научного подвига. Такая оценка зависит от концепции бессмертия науки. Если бессмертие статическое понятие, если оно состоит в незыблемости результатов науки, тогда прйнстонские попытки лишены печати бессмертия. Тогда бессмертными в истории науки представляются конкретные воплощения исходных аксиом науки, ее идеалов, метода и стиля. Но существуют ли такие абсолютно неизменные аксиомы, идеалы и особенности стиля, которые бросают отблеск бессмертия на воплощающие их научные результаты?
6 Эйнштейн, 4, 321,
342
Выше были приведены замечания Эйнштейна об исторически инвариантных особенностях научного мышления - они могли бы играть роль инвариантных результатов науки. К ним Эйнштейн относит и "геометричность" научного мышления - возможность свести элементарные понятия к пространственно-временным. Но статья "Физика, философия и научный прогресс" заканчивается несколько неожиданно. "Сохраним ли мы это кредо навсегда?" спрашивает Эйнштейн. И отвечает: "Думаю, что на этот вопрос будет лучше всего ответить улыбкой" [7].