Эйнштейн

Чертанов Максим

В августе стало небезопасно уже и в Капуте - поехали на бельгийский курорт Фрагинф, там Эйнштейн проводил время в дискуссиях с бельгийскими социалистами Эмилем Вандервельде и Жюлем Дестре, которые уговаривали его вернуться в комитет Лиги Наций. Он отказал наотрез; отказал и Мюнценбергу, звавшему на Международный антивоенный конгресс в Амстердаме, созванный по инициативе Горького (старинный друг Эйнштейна Адлер, член Социалистического интернационала, объявил съезд «маневром коммунистов»); в советских источниках почемуто всегда писали, что Эйнштейн на этом съезде был. Но он ограничился посылкой приветствия. В октябре просил за очередного «преступника», китайского коммуниста Чэнь Дусю, совместно с философами Бертраном Расселом и Джоном Дьюи послал телеграмму Чан Кайши, неизвестно, подействовала она или нет, но Чэнь получил лишь пять лет. На Нобелевскую премию Эйнштейн вновь предлагал Шредингера, оговариваясь, что

и Гейзенберг неплох, и так заморочил голову Нобелевскому комитету, что тот решил не присуждать премий по физике до 1933 года (а потом выкрутился вот как: Гейзенберг получил задним числом премию за 1932 год, а Шредингер и Дирак - за 1933й).

Приезжали в гости Ганс Альберт с Фридой и двухлетним Бернардом Цезарем - Эйнштейн впервые увидел внука и, кажется, смягчился. Эдуард в начале лета был вроде бы здоров, навестил Майю в Италии, но по возвращении в Цюрих его состояние резко ухудшилось, и по согласию отца и матери его поместили в психиатрическую клинику Бургхельцли, где диагностировали шизофрению. Отец на свой странный лад пытался его утешить: рассказал о некоем человеке в Америке, который попал в «психушку» и остался там навсегда, сочтя, что это «лучшее место для человека, занимающегося интеллектуальным трудом». Эльза писала Антонине Валлентен: «Альберта мучит это горе, хотя он не хочет признавать, как ему тяжело. Он всегда стремился стать неуязвимым со стороны вещей, касающихся только его. Ему это удалось в большей мере, чем всем, кого я знаю. Но этот удар оказался для него очень тяжелым». Он звал сына в Берлин: «Здесь я сам смогу тебе помочь». Но не навестил.

Бессо написал Эйнштейну в сентябре - просил согласия забрать Эдуарда в Америку. Нет ответа. Следующее письмо Бессо, от 17 октября, - отчаянный вопль: «Я все время вижу на фото Вас с „дочерьми“. У Вас есть сыновья! Или нет?! Эдуард талантлив, несчастен и чувствителен. У него есть друзья. Он хорошо образован и может работать по специальности, которую избрал. Что же Вы делаете, Вы, седой ребенок? Вы все это на мои плечи перекладываете?!» Эйнштейн ответил лишь через месяц - уже на третье письмо: «Я пригласил его приехать в Принстон на будущий год. В этом году мне бы не хотелось иметь слишком много обязательств… Я наблюдаю, как у него все ухудшается с детства. Внешние условия играют в таких случаях малую роль по сравнению с внутренними причинами, которым никто не может помочь». На это письмо не обращают внимания авторы «страшилок». Но оно чудовищно. Начинаешь (хотя и бездоказательно) думать, что Лизерль и вправду была больна и именно поэтому родители ее не взяли к себе. «В этом году мне бы не хотелось иметь слишком много обязательств…»

Биографы, заступающиеся за Эйнштейна в этой ситуации, пишут, что Эдуард никак не мог попасть в Штаты: там действовал очень жесткий иммиграционный закон, воспрещавший, в частности, въезд душевнобольных. Но Эйнштейн в письме Бессо на это обстоятельство не ссылается; возможно, он о нем не знал. Кроме того, Эдуард был еще не так плох и вполне мог сойти за здорового. Но - «не хотелось иметь слишком много обязательств…». И все же мы должны учитывать, что Эдуард мог и сам отказаться ехать.

Перевыборы в рейхстаг прошли 6 ноября 1932 года. НСДАП получила меньшую поддержку, чем на прошлых выборах (33,1 процента), но заняла первое место; СДПГ - 20,44; КПГ - 16,86; милая сердцу Эйнштейна, прекраснодушная Радикальнодемократическая партия набрала 0,6 процента голосов… В рейхстаге вновь нет большинства, способного сформировать правительство, под давлением Геринга Папен подал в отставку, и рейхсканцлером стал генерал Курт фон Шлейхер, сумевший сформировать широкую коалицию - от СДПГ до левого крыла НСДАП. Казалось, он может спасти страну.

Эйнштейнам пора было ехать в Америку, но вдруг возникли проблемы. Когда он, как обычно, подал документы на визу, крайне правая «Женская патриотическая корпорация Америки» направила в Госдепартамент протест против его приезда: «Альберт Эйнштейн даже больше, чем Иосиф Сталин, проникнут коммунистическими и левоанархистскими идеями, с которыми надо бороться, несмотря на его гениальность». Так что консульство США в Берлине допросило путешественника с необычной суровостью. Отчет «Ассошиэйтед пресс»: «Терпение профессора Эйнштейна лопнуло. Его лицо гения стало суровым, мелодичный голос - резким, он закричал: „Что это, инквизиция? Я не собираюсь отвечать на такие глупые вопросы. Я не просился в Америку. Ваши земляки пригласили меня, да, умоляли меня. Если я въезжаю в вашу страну в качестве подозреваемого, я не хочу этого. Если вы не хотите дать мне визу, пожалуйста, так и скажите“». Но всетаки отвечать на вопросы пришлось, и «Таймс» докладывала: «Он не коммунист и отклоняет приглашения читать лекции в России, чтобы не быть заподозренным в симпатиях к режиму Москвы». (Версия о Минске становится все более призрачной.)

10 декабря отплывали из порта Бремерхафен с тридцатью чемоданами; газетчики сразу решили - навсегда. Но Эйнштейн обещал вернуться весной. В январе 1933 года он читал лекции в Пасадене, проехал вместе с Жоржем Леметром с серией лекций по Калифорнии, пытался изобрести сейсмограф повышенной чувствительности (в Калифорнии часто бывают землетрясения) с немецким сейсмологом Б. Гутенбергом; астрофизик Г. Дингль вспоминал, как во время очередного землетрясения он увидел Эйнштейна и Гутенберга, спокойно разговаривавших во дворе Калтеха с чертежами сейсмографа в руках; землетрясения они просто не заметили.

А дома Шлейхер просил Гинденбурга вновь распустить парламент и объявить чрезвычайное положение (массовые стычки и убийства на улицах стали обычным делом), получил отказ и ушел в отставку. Он не знал, что еще 4 января 1933 года Папен провел тайные переговоры с Гитлером, затем в заговор вовлекли госсекретаря рейхспрезидента Мейснера и сына президента Оскара и сговорились создать коалиционное правительство немецких националистов и НСДАП. (Папен за это получал пост вицеканцлера и рейхскомиссара Пруссии.) 86летнему Гинденбургу внушили, что Гитлер, окруженный в правительстве обычными правыми консерваторами, не будет опасен. 30 января Гинденбург согласился назначить Гитлера рейхсканцлером.

Существует неопубликованная рукопись Эйнштейна, написанная, как считается, около 1935 года: «Появился Гитлер, человек ограниченных умственных способностей, не пригодный для какойлибо полезной работы; он захлебывался от зависти и злобы к тем, кого обстоятельства и природа поставили выше его… сильнее всего он ненавидел культуру и образование, навек для него недоступные. В своей неуемной жажде власти он обнаружил, что его путаные и пропитанные ненавистью речи вызывают бурное ликование тех, чье положение и устремления похожи на его собственные. Он подбирал эти человеческие отбросы на улицах и в пивных и сумел сплотить их вокруг себя… Что действительно помогло ему добиться власти - это его безудержное озлобление против всего чужого и, в частности, ненависть к беззащитному меньшинству - немецким евреям. Их интеллектуальная утонченность раздражала его, и он, не без некоторых оснований, считал ее антинемецкой. Беспрерывные тирады против „врагов“ привлекли к нему массы, которым он обещал золотой век. Он беззастенчиво использовал в своих целях воспитанный на протяжении веков вкус немцев к муштре, приказам, слепому повиновению и жестокости. Так он стал фюрером. Его лишенная цельности психопатическая личность не позволяет выяснить, в какой мере он сам верил своим выдумкам. Но его окружение… были в основном закоренелые циники, отдававшие себе отчет в лживости и беспринципности своих методов».

Уже 1 февраля Гитлер потребовал распустить рейхстаг (в котором у НСДАП было всего 32 процента мест); Гинденбург пошел и на это, назначив выборы на 5 марта. 4 февраля Гинденбург, полностью попавший под влияние Гитлера, Папена и своего сына, издал декрет «О защите немецкого народа», запрещавший оппозиционные газеты и публичные выступления. 27 февраля Эйнштейн писал своей подруге Маргарет Лебах: «Изза Гитлера я не осмелюсь снова ступить на немецкую землю»; в тот же день, вечером, горел рейхстаг и был задержан голландец Маринус ван дер Люббе, бывший коммунист. Гитлер заявил, что рейхстаг подожгли коммунисты, потом долго считалось, что нацисты во главе с Карлом Эрнстом сами подожгли, но в 1960х журнал «Шпигель» пришел к выводу, что поджог действительно был делом рук одного ван дер Люббе. Так или иначе в поджоге были обвинены пять человек: ван дер Люббе, лидер парламентской фракции компартии Германии Эрнст Торглер и три болгарских коммуниста. Судили их в сентябре - декабре 1933 года. Ван дер Люббе вину признал, остальным удалось доказать алиби. Ван дер Люббе казнили, остальных суд оправдал, но правительство, наплевав на суд, оставило их в тюрьме (впоследствии они были высланы). После этого суда политические дела передали специально созданной Народной судебной палате, где все процессы были закрытыми.

28 февраля Гинденбург подписал декрет «О защите народа и государства», отменявший свободу личности, собраний, союзов, слова, печати и ограничивавший тайну переписки и неприкосновенность частной собственности. КПГ запретили, арестовали четыре тысячи коммунистов и несколько сотен лидеров либеральных и социалдемократических группировок, в том числе депутатов рейхстага. 10 марта Эйнштейн в НьюЙорке явился к германскому консулу и сказал, что не вернется. «НьюЙорк таймс»: «Пока у меня будет выбор, я буду жить только в стране, где есть гражданская свобода, терпимость и равенство граждан перед законом». 19 марта Планк написал ему о «глубокой скорби», которую ему причиняют такие заявления. На этом многолетняя любовь кончилась - он никогда Планка не простит.