Эйсид Хаус
Шрифт:
Я начал вынимать ключи из моего кармана, не мою связку, которую я сделал, а их связку. Неужели у меня нет дома, куда пойти?
Мама, где ты?
— Это мой дом, — заявил я ему.
— Ты не в себе, приятель. Ты выпил? — он придвинулся ближе посмотреть, сможет ли он учуять что-нибудь в моем дыхании. Он выглядел озадаченным, но вглядывался глубже в мои глаза. — Тебя несет, как чертова бумажного змея, сынок. На чем ты? Ты на этой травке? На чем ты?
Я на планете Земля. Мы все. Все жалкое земное отребье. Я, Акула, Мать Тереза, Сатклифф... Я протянул ему ключи.
— Господи Боже! Ты даже не можешь
Иисус Христос. Еще один землянин. Это планета Земля. Акула и я; человеческие жизнеформы, существующие на одной и той же планете в этой вселенной. Оба особи доминирующего вида на планете Земля. Люди устроили всякие разные структуры, организации, чтобы управлять нашими жизнями на этой планете. Церкви, нации, корпорации, общества, и все такое дерьмо. Одна из подобных структур — муниципалитет. Внутри его сферы отдых и развлечения, часть которых — Парковая Служба. Человек, известный как Акула (гуманоид, соотнесенный членами его собственной особи с названием других существ, сообразно осознаваемой ими его сходности с их видом и поведением), и я сам заняты в экономической деятельности этого образования. Нам платят наши крохи, чтобы поддерживать структуру человеческого общества. Наша роль маленькая, но неотъемлемая часть мистического и дивного целого.
— Мы должны играть роль...
— Что? Что такое?
— Играть роль в поддержании человеческого общества...
— Ты не в себе, сынок, чертовски не в себе! На чем ты?
Акула. Океан для плавания, целый океан. Две трети поверхности этой планеты для странствий. Более того, он мог плавать на разных уровнях, так что возможности почти безграничные. Бесконечный выбор в океане, и это существо вышло на землю, пришло на маленький клочок суши, который я занимал. Я не мог вынести соседства с этим созданием. Я пошел мимо него, прочь из дежурки, прочь из этого парка.
— Гарланд узнает об этом! — заорал он.
Ну и хрен-хрен-хрен-хрен с вами, говнюки.
Фишка насчет Башни Монпарнасса заключалась в том, что она воплощение дурновкусицы, по-настоящему грязная и низкопробная на вид. Впрочем, это удивительное строение, но в неправильном городе, и на неправильном континенте. Это строение очень нового мира, но потому что оно находится в Париже, то ни на кого не производит впечатление. Лувр, Опера, Триумфальная Арка, Эйфелева Башня — на людей производит впечатление все это дерьмо, простите, все эти великолепные сооружения. Всем на самом деле насрать на Башню Монпарнасса. А дело в том, что со смотровой площадки Монпарнасса открываются восхитительные виды Парижа.
Мы сидим вдвоем в ресторане на верху башни. Отвратительный ресторан с завышенными ценами, безвкусно обустроенный, и со скудным выбором еды. Но мы счастливы здесь, потому что мы вместе. Мы обращаем мало внимания на внутреннее убранство смотровой площадки, с ее огромными грязными стеклянными рамами, бросающимися в глаза. Мусор, гниющие объедки, окурки скидываются за радиаторы под перилами, опоясывающими площадку. Самыми впечатляющими на этом этаже были фотографии Башни Монпарнасса на различных стадиях сооружения, от начала постройки до ее завершения. Но даже эти прекрасные фотографии поблекли от солнца. Вскоре на них уже ничего нельзя будет разглядеть.
Хотя мне плевать на грязь и копоть, потому что мы вместе и это прекрасно.
Она поднялась и сказала мне, что хочет спуститься вниз. Минуя все эти этажи. Она двинулась по ступенькам из ресторана в сторону пожарного выхода.
— Пойдем, — сказала она, шагнув в темноту. Я поглядел туда, но не смог уже ее разглядеть, я мог только слышать ее голос.
— Пойдем, — крикнула она.
— Я не могу, — закричал я в ответ.
— Не бойся, — сказала она.
Но мне было страшно. Я посмотрел назад на смотровую площадку и ее свет. Там было светло, а она пыталась затащить меня во тьму. Я знал, что если я последую сейчас за ней, то никогда не смогу догнать ее. Там внизу была не нормальная темнота, не темные тени, а омерзительная, застывшая, кромешная чернота. Я снова повернулся к белому и желтому свету. Наряду с ее голосом там внизу присутствовали и другие. Голоса, не имевшие к ней никакого отношения, но в полной мере имевшие отношение ко мне. Голоса, которые я не мог вынести; слишком безумно.
Я зашел в лифт. Двери закрылись. Я нажал на первый этаж; сорок два этажа вниз. Лифт не двинулся. Я попытался открыть двери, но они, казалось, застряли. Я почувствовал замешательство. Мои ноги словно вросли в пол. Такое впечатление, что на полу этого лифта повсюду раскидана жевательная резинка. Липкие ошметки розовой жвачки приставали к подошвам моих ботинок. Я поглядел вниз на пол лифта. Он начал разбухать. Казалось, словно покрытие пола запузырилось. Мои ноги погрузились в него, затем они будто прошли сквозь него. Я проваливался сквозь пол лифта, медленно, покрытый легко растягивающейся прозрачной розовой пленкой — единственное, что стояло между мной и падением, и моей смертью в этой темной шахте.
Хотя она не рвалась; она по-прежнему растягивалась. Я поглядел вверх и увидел себя медленно опускающимся из дыры в полу лифта. Этаж 41 40 39 38.
Затем я начал ускоряться, в то время как огромные, выкрашенные белым буквы обозначали проносящиеся со свистом этажи: 37 36 35 34 33 32 31 30 29 28 27 26 25 24 23 22 21 20 (движение снова замедлилось, мой пузырь все еще держит, спасибо, твою мать, господи).
19 (завис в неподвижности, мои жвачные путы с ширину веревки, и невероятно растяжимые).
(затем больше движения, больше быстрого движения). 18 17 16 15 14 13 12 11 10 9 8 7 6 5 4 3 ООО НЕЕЕТ!!! 2 1 -1 -2 -3 -4 -5 -6 -7 -8 -9 ЧТО ЭТО ЗА ХУЙНЯ?
– 10 -11 -12 -13 -14 -15 -16 -17 -18 -19 -20 -21 -22 -23
Я по-прежнему скольжу вниз, застряв в пленке жевательной резинки. Я теперь на минусе -82 -83 -84 -85 -86 -87 -88 и на -89 моя нога осторожно коснулась твердой земли. Такое впечатление, будто я оказался в совсем другом лифте. Без крыши. Я провел рукой над своей головой и эта растяжимая, жвачкоподобная нить с щелчком порвалась при прикосновении. Мое тело покрыто этой розовой пленкой, покрыто с головы до пальцев ног. Она разъела мою одежду, просто растворила ее, но в реакцию с кожей не вступила. Покрыла ее как второй пласт, тяжелый, защитный пласт. Я выглядел, как манекен. Я был голый, но не чувствовал себя уязвимым. Я чувствовал себя сильным.