Эжени де Франваль

Сад Маркиз де

Теперь, успокоившись, Франваль стал подумывать о том, как бы заставить поволноваться других людей; таков уж был его характер – мстительный, неистовый, неудержимый. Если его тревожили, то, желая любой ценой вернуть утраченный покой, он словно нарочно прибегал к приемам, способным лишь снова нарушить его. Чего же он добился? Все свои физические и моральные силы он тратил на то, чтобы вредить: так, он был постоянно озабочен то предупреждением уловок, на применение которых против себя толкал других, то своими собственными ухищрениями, направленными против этих людей.

Все было подготовлено для удовлетворения Вальмона. Обещанная встреча с глазу на глаз произошла около часу ночи в покоях Эжени.

Там, в роскошно убранном зале, обнаженная Эжени возвышалась на пьедестале, изображая юную дикарку, утомившуюся после охоты. Она отдыхала, прислонясь к стволу пальмы, в раскидистых ветвях которой скрывались многочисленные фонарики. Бесконечная игра огоньков и теней выгодно подчеркивала неотразимые прелести нашей красавицы.

Маленький театр, на подмостках которого выступала эта одушевленная статуя, был окружен каналом шести футов шириной, заполненным водой, что служило естественным барьером юной дикарке и препятствовало всякому приближению к ее особе. На берегу этого заградительного сооружения поместили кресло Вальмона. В его распоряжении был шелковый шнурок: дергая за волшебную веревочку, он мог поворачивать пьедестал и разглядывать предмет своего поклонения со всех сторон. Все было устроено так, что при любом повороте поза всегда оставалась отрадой для взора. Франваль, прятавшийся за декорацией рощицы, мог наблюдать и за любовницей и за другом. Согласно условиям последнего уговора, созерцание должно было продлиться полчаса. Вальмон располагается поудобней, он опьянен: никогда еще столько соблазнов не представлялось его глазам. Он отдается охватившему его исступлению. Бесконечные вариации поворота пьедестала каждый миг дарят ему новые красоты: какой из них воздать должное? Какую предпочесть? Он колеблется. В Эжени все прекрасно! Бегут драгоценные минуты; в подобных обстоятельствах они проходят особенно стремительно. Наконец, бьет урочный час. Кавалер забывается, и к ногам божества, чье святилище так и осталось запретным, исторгается фимиам. Тонкая завеса опускается. Пора уходить.

– Ну как, ты удовлетворен? – спросил Франваль, подойдя к своему другу.

– Прелестное создание, – ответил Вальмон, – однако Франваль, не советую тебе так рисковать с другими мужчинами – радуйся, что мое отношение гарантирует тебе полную безопасность.

– Рассчитываю на это, – довольно серьезно ответил Франваль, – ну а теперь действуй, и как можно скорей.

– Завтра я лишь подготовлю твою жену: видишь ли, нужна предварительная беседа. Через четыре дня ты увидишь, что не напрасно положился на меня.

Дав друг другу слово, они разошлись. Событие неминуемо бы произошло, сохрани Вальмон после случившегося охоту предать госпожу де Франваль и предоставить другу свидетельства столь желанной для того победы. Но Эжени произвела на него настолько глубокое впечатление, что теперь он уже был не в силах от нее отказаться и решил во что бы то ни стало добиться ее руки. Вальмон рассудил, что если только не будет отвергнут из-за связи Эжени с отцом, то с его состоянием, не уступающим богатству Коленса, он с полным основанием может претендовать на этот брак. Итак, он полагал, что, предложив себя в мужья, не должен встретить отказа. Усердно взявшись за разрыв кровосмесительной связи Эжени и действуя согласно чаяниям ее семьи, он неминуемо добьется своего. Проявив в интриге с Франвалем смелость и ловкость, можно надеяться на успех.

Суток на размышление было достаточно, и, вооружившись своими новыми предложениями, Вальмон отправился к госпоже де Франваль. Та держалась настороже. Во время последней встречи с мужем она, как помните, почти примирилась с ним или, скорее, дрогнула под коварным натиском изменника и теперь не могла более отказываться принимать Вальмона. Впрочем, она высказала Франвалю возражения против ложных векселей, писем и подозрений. Тот сделал вид, что он и думать об этом забыл, настойчиво уверял ее, что самое надежное средство заставить поверить в то, что все это ложно или не существовало вовсе, – видеться с его приятелем как обычно. Отказаться же от его посещений значило бы, как он утверждал, оправдывать подозрения. Наилучшее доказательство, которое может предоставить женщина в оправдание своей честности, говорил он, – продолжать открыто встречаться с тем, кто послужил причиной злословия в ее адрес. Госпожа де Франваль прекрасно понимала, что все это не более чем пустые разглагольствования, однако надеялась на некоторые разъяснения со стороны Вальмона. Стремление выслушать их вместе с желанием больше не раздражать супруга оказалось в ее глазах важнее разумных доводов против встречи с молодым человеком. Итак, его принимают снова, и снова Франваль куда-то спешит, оставляя их лицом к лицу. Объяснения обещали быть долгими и горячими, но Вальмон, весь во власти своих новых замыслов, тотчас же переходит к сути.

– О сударыня! Я уже не тот человек, что так провинился перед вами во время недавнего разговора! – поспешил начать он. – Тогда я действовал с вашим супругом заодно в ущерб вам, сегодня – желаю поправить содеянное. Доверьтесь мне, сударыня, прошу вас. Даю слово чести: я пришел сюда не для того, чтобы лгать, и не для того, чтобы принуждать вас к чему бы то ни было.

И он тут же сознался в истории с фальшивыми векселями и подложными письмами, тысячу раз просил простить, что поддался на уговоры, предупредил госпожу де Франваль о новых мерзостях, которые еще требовались от него, и, удостоверяя свою искренность, чистосердечно признался в чувствах к Эжени, раскрыл, что между ними произошло, взял на себя обязательство все разрушить, отнять Эжени у Франваля, отвезти ее в Пикардию, в одно из имений госпожи

де Фарней, если обе дамы пожалуют ему на то разрешение и в виде вознаграждения позволят надеяться на брак с той, кого он спасет от зияющей бездны.

Речи и признания Вальмона казались столь правдоподобными, что госпожа де Франваль не могла им не поверить. Вальмон был блестящей партией для дочери. После дурного поведения Эжени можно ли было ожидать лучшей? Вальмон решал все: другого средства пресечь ужасное преступление, приводившее госпожу де Франваль в отчаяние, не существовало. К тому же она лелеяла надежду на возвращение чувств супруга после разрыва единственной связи, действительно опасной и для нее и для него. Исходя из этих соображений, она пошла навстречу его просьбе, однако поставила условие – Вальмон дает обещание не драться с ее мужем, удалиться в другую страну после передачи Эжени в руки госпожи де Фарней, оставаться там до тех пор, пока горячая голова де Франваля поостынет, пока он утешится от потери своей запретной любви и даст окончательное согласие на этот брак. Вальмон обязался все исполнить. Госпожа де Франваль со своей стороны поручилась за свою матушку: она уверила его, что решения, которые они принимали вместе, никогда не противоречили тем, что каждая принимала в отдельности. И Вальмон ушел, еще раз принося извинения госпоже де Франваль за то, что прежде выступал против нее, подчиняясь требованию ее бесчестного супруга.

На следующий день осведомленная обо всем госпожа де Фарней отправилась в Пикардию. И Франваль, погруженный в вечный водоворот своих страстей, твердо рассчитывающий на Вальмона, более не опасающийся Клервиля, попался в расставленную ловушку с тем же простодушием, какое так часто жаждал видеть в других, когда в свою очередь подталкивал их к западне.

Последние полгода Эжени, приближавшаяся к своему семнадцатилетию, часто выезжала в свет одна или в сопровождении какой-нибудь приятельницы. Накануне дня, когда Вальмон согласно уговору со своим другом должен был атаковать госпожу де Франваль, Эжени в полном одиночестве присутствовала на представлении новой пьесы в Комеди Франсез и на обратном пути должна была заехать за отцом в один дом, где тот назначил ей встречу, затем вдвоем с ним отправиться туда, где они ужинали. Едва экипаж мадемуазель де Франваль покинул предместье Сен-Жермен, десять людей в масках останавливают лошадей, открывают дверцу, хватают Эжени и бросают ее в почтовую карету. Там уже сидит Вальмон. Были приняты все меры предосторожности, и ее крики не были услышаны; он распоряжается гнать изо всех сил, и в мгновение ока карета оказывается за пределами Парижа.

К несчастью, невозможно было помешать людям Эжени вскоре известить Франваля о случившемся. Рассчитывая достичь безопасного убежища, Вальмон надеялся на то, что Франваль не будет знать, в каком направлении умчалась карета похитителей Эжени; он надеялся, что это даст ему выигрыш во времени никак не меньше двух-трех часов. Надо было только добраться до имения госпожи де Фарней. Там уже поджидали две надежные служанки с почтовой каретой, чтобы отвезти Эжени в уединенный дом у границы, о местонахождении которого даже Вальмон ничего не знал. Сам он тотчас же должен был уехать в Голландию и появиться лишь затем, чтобы жениться на своей возлюбленной, как только госпожа де Фарней и ее дочь дадут ему знать, что ничто тому более не препятствует. Однако судьба распорядилась иначе. Хорошо рассчитанный план провалился из-за стремительных действий Франваля.

Едва получив первое известие, Франваль не стал терять ни минуты; он мчится на почтовую контору, выясняет, по каким дорогам отправляли лошадей после шести часов вечера. В семь часов выехала берлина на Лион, в восемь – почтовая карета на Пикардию; Франваль не колеблется: лионская берлина, конечно, его не интересует, а вот почтовая карета, направляющаяся по дороге в провинцию, где у госпожи де Фарней владения, – это то, что ему надо; было бы глупостью сомневаться в этом. Итак, он велит быстро снарядить восемь лучших почтовых лошадей и запрячь их в экипаж, на котором приехал сам, лошадей похуже берет для своих слуг, заряжает пистолеты и летит стрелой туда, куда влекут его любовь, отчаяние и месть. Меняя лошадей в Санлисе, он узнает, что преследуемая им карета едва успела отъехать. Франваль приказывает нестись во весь опор. На свою беду, он догоняет экипаж. Его люди с пистолетами в руках останавливают возницу Вальмона. Разгоряченный Франваль, узнав соперника, застреливает его прежде, чем тот попытался обороняться, хватает ослабевшую Эжени, бросается с ней в свою карету и оказывается в Париже около десяти утра. Не очень беспокоясь о только что случившемся, он занят лишь Эжени. Попытался ли коварный Вальмон воспользоваться обстоятельствами? Верна ли ему по-прежнему Эжени, не опозорила ли она своих преступных уз? Мадемуазель де Франваль успокаивает отца: Вальмон лишь успел раскрыть ей свои планы и, полный надежд вскоре на ней жениться, удержался от осквернения алтаря, которому желал подносить лишь незапятнанные дары. Клятвы Эжени несколько успокоили Франваля... Но его жена... Знала ли она об этих делах? Принимала ли в них участие? Эжени, имевшая время на расспросы, уверяет, что все – дело рук ее матери, и, не скупясь на самую гнусную брань в ее адрес, сообщает, что именно при том злополучном свидании, во время которого, по расчетам Франваля, Вальмон должен был ему услужить, тот самым бессовестным образом его предал.