Эзотерический мир. Семантика сакрального текста

Розин Вадим Маркович

Только в состоянии одиночества может проявиться полнота действий и сотрудничества, ибо любовь всегда целостна»,

За этими рассуждениями Кришнамурти стоят представления, восходящие через многих мыслителей Востока прямо к Будде. «Ощущения, — объясняет Будда, — это не «Я», эмоции — не «Я», ум — не «Я», «Я» — это Нирвана». ««Я», — говорят другие последователи Будды, — это блаженство, красота, любовь». ««Я» или душа, — говорит Вивекананда, — это единое, то, что обще всем людям и природе. «Я» не рождается и не умирает, «Я» — вечно, как вечны люди и природа». Отказ от культуры и ума не означает для Кришнамурти разрыва с людьми, напротив, только освободившись от Майи, от иллюзий, утешений, от традиций, от верований, человек может вступить, но на другом, трансцендентальном, как бы сказал Бердяев, уровне в общение с другими людьми и с природой. Одиночество по Кришнамурти — не что иное, как возвращение к своему «Я», к себе как целостному,

непротиворечивому, возвращение или., точнее, обретение свободы, истины, реальности. Наш оппонент и здесь, вероятно, не смолчит, воскликнет: «Да кто может выйти из культуры, отбросить ум, остаться наедине с самим собой? Это же самоубийство! Только такие блаженные, как Кришнамурти или Андреев, могут так жить, да и то, наверное, притворяются. Нормальный человек не может оставаться наедине с самим собой, для него — это смерть, вне культуры он — ничто, в ней он царь и бог». «Но и раб», — возразил бы Кришнамурти.

«Всякое существование — есть выбор; только в уединении с самим собой выбор прекращается. Выбор во всех своих формах является конфликтом. Противоречия неизбежны при выборе; эти противоречия, внешне и внутренне, порождают смятение и бедствия. Чтобы избежать страданий, спастись от них бегством, становятся необходимыми боги: верования, национализм, принадлежность к различным партиям, приспособление к разным шаблонам и видам деятельности. И если удалось одним из этих способов убежать… возникают страх и тревоги. Отчаяние и страдание — результат выбора, и мученьям нет конца. Выбор неизбежно должен существовать, пока имеется тот, кто выбирает, и каждое применение выбора только укрепляет память о страданиях и наслаждениях, реакцией которой служат мысль и чувство. Значение памяти частичное, оно механически отвечает, и этот ответ есть выбор. В выборе нет свободы. Вы выбираете в соответствии с представлениями, в которых вас воспитали, с экономическим» условиями, с религиозной обусловленностью. Выбор всегда укрепляет обусловленность; нельзя найти путь бегства из этой обусловленности; она становится от этих попыток только еще более крепкой и порождает страдание».

Наш оппонент зря подозревает Кришнамурти в неискренности. Судя по его «Дневникам», по сведениям о его жизни, он действительно живет, как говорит и как пишет. Да, Кришнамурти — святой, необыкновенный человек (это подтверждают многие видевшие его), он горячо сочувствует всем людям, животным, природе, от него исходит необыкновенное спокойствие и свет (человеческий свет одухотворенной личности), он живет творчеством, любовью, общением, Кришнамурти одинок, благодаря «несотворенной свободе», в своем одиночестве он расширяет любовь ко всему сущему, к нему приходит трансцендентальная реальность (которую называет Благословением). «Ну, может быть, — нехотя соглашается наш оппонент, — сам Кришнамурти действительно так живет, нет правил без исключения, но другие люди разве могут так жить?» Возможно, и не могут, пока не могут, а в будущем, в другой культуре, в другом зоне? Кто знает?

9

Легко сказать — отбросить ум, культуру. А если они не отбрасываются, если они в нас? И что значит отбросить, как отбросить? Прежде всего следует принять установку: надо просто решить для себя, «прыгнуть» в неизвестное, надо, говоря словами Будды, развязаться, разорвать, прекратить. Кришнамурти так определяет эту установку:

«Та сущность, которая является мысль, должна перестать существовать. Эгоцентризм как таковой, со всеми его проявлениями, должен легко и естественно умереть. Только с приходом этой смерти начинается новая, истинно религиозная жизнь…

Свобода — а это означает тотальный отказ от общепринятой морали и ценностей — вот первое движение медитации. Медитация — не общественное мероприятие, к которому могут присоединиться многие и возносить молитвы. Она стоит одиноко и всегда за пределами общественного поведения, так как Истина не есть мысль; полное отрицание всей структуры мысли — вот положительный аспект медитации…

Мысль должна перестать существовать, чтобы сущность могла обрести бытие».

Но понятно, что одной установки, простой решимости недостаточно: ведь от себя не убежишь, себя так просто не переделаешь. Помимо замыслов и намерений необходимы средства, техника, работа над собой — т. е. психотехника, способ «умного делания». Шри Ауробиндо и многие другие эзотерики идут вслед за Буддой: они заимствуют для своих целей психотехнику йоги.

Кришнамурти и в этом вопросе стоит особняком; он разрабатывает совершенно новый способ: он требует от человека, ставшего на путь свободы, тотального осознания своей обусловленности. Не отрицания и подавления своих структур (ценностей, мыслей, установок, желаний, эмоций и т. п.), а осознания и понимания. Понимания обусловленности мысли, поведения, образа жизни культурой, традициями, верованиями:

«Главное — это понимание всех условий жизни, ее наслаждений и страданий…

Если вы восстаете против себя, не зная, что же вы есть, тогда ваш бунт совершенно бесплодный… Когда вы поймете истинную ценность подсознания, тогда оно сойдет на нет, как опадающий осенний лист… Психологически быть наблюдателем со стороны возможно тогда, когда вы осознаете себя как часть вашего окружения, как часть социальной структуры, которую сами же и построили, так как вы — это многие «Я», многие тысячелетия, множество поколений, которые подготовили настоящее… Значительно важнее понять способность создавать иллюзии, чем понять реальность. Способность создавать иллюзии должна полностью прекратиться…

Когда возникает полное понимание потребностей как внешних, так и внутренних, тогда желания перестаю! быть мукой…

Освобождение от зависти, жадности, стремления к власти достигается не воздействием воли, но в результате осознания их и понимания себя».

Что Кришнамурти имеет в виду, говоря о «понимании» и «осознании?» Два момента: рефлексию и переосмысление. Сам по себе этот ход известен. «Осознай самого себя», — требовал Сократ. Фрейд указывал на осознание и понимание как способ изживания оттесненных в подсознание влечений и желаний. Но есть осознание и осознание (осознание чего? какое осознание?). Вспомним исследования Фрейда. Он заставляет своих пациентов осознавать, во-первых, естественность неосознаваемых ими или тяготящих их влечений и желаний, во-вторых, истинное значение этих желаний для жизни человека (минимальное в одних случаях и важное — в других). Например, больная осознает, что на фоне страха за любимого человека она преувеличила значение своего естественного проступка. Или другой случай: пациент осознает естественность своих сексуальных влечений и важную роль их в жизни личности. В замечательной книге М. Зощенко «Повесть о разуме» автор описывает личный опыт осознания фундаментальных психических структур, оттесненных в подсознание. Зощенко осознает естественную (случайную) природу своих травматических психических структур (все они были вызваны несчастным случаем в детстве) и реальную ценность реакций на эти ситуации с точки зрения всей иерархии имеющихся у него ценностей (в результате оказывается, что травматические психические структуры как бы разрушаются, исчезают). Следовательно, по фрейдовской традиции, осознание ведет к перестройке реальностей человека или к такому изменению его сознания, когда он может спокойно, объективно осмыслить те же самые факты, события, ситуации, которые ранее воспринимал драматично. При этом важно, что подобное изменение и переосмысление происходит в контексте общей организации сознания человека, относительно всей пирамиды его ценностей и реальностей. Теперь посмотрим, как действует Кришнамурти. Вот к нему пришла разбитая горем женщина:

«Она сказала, что ей 45 лет; она была тщательно одета в сари, на руках было несколько браслетов. Мужчина постарше, который пришел с ней, приходился ей дядей. Мы все сидели на полу, откуда был виден большой сад с несколькими манговыми деревьями, яркой бугенвилией и молодыми пальмами. Женщина была чрезвычайно грустна. Руки ее все время двигались; она старалась сдержать себя и не дать прорваться словам и, может, слезам.

Дядя сказал: «Мы пришли к вам, чтобы поговорить о моей племяннице. Ее муж умер несколько лет назад, а затем умер и ее сын. Теперь она все время плачет и очень постарела. Мы не знаем, что делать. Советы обычных врачей не помогают, и она как будто теряет контакт с остальными детьми. Она похудела. Мы не знаем, чем все это кончится, и она настояла на том, чтобы мы пришли к вам».

— Я потеряла мужа четыре года назад. Он был врач и умер от рака. Он, видимо, скрывал свою болезнь от меня и только за год до его смерти я узнала правду. Агония длилась долго, хотя врачи давали ему морфии и снотворные. На моих глазах он иссох и угас.

Она умолкла, почти задыхаясь от слез. На ветке сидел голубь, тихо воркуя. Он был коричнево-серым, с маленькой головкой и не очень большим туловищем: это была голубка. В эту минуту она улетела, а ветка стала раскачиваться вверх и вниз после ее взлета.

— Я почему-то не могу перенести это одиночество, бессмысленность существования без него. Я любила своих детей. У меня их было трое, мальчик и две девочки. Как-то в прошлом году мальчик написал мне из школы, что плохо себя чувствует, а через несколько дней мне позвонил по телефону директор школы и сказал, что мой мальчик скончался.

Тут она зарыдала, не в силах сдержать себя. Немного времени спустя она достала письмо сына, в котором он писал, что хотел бы приехать домой, так как плохо себя чувствует, и что он надеется, что она здорова. Она пояснила, что он тревожился о ней; он не хотел уезжать в школу, желая остаться с ней. Но она в какой-то мере заставила его уехать, опасаясь, что на него будет действовать ее горе. Теперь было слишком поздно. Обе дочери, по её мнению, не осознавали полностью всего, что случилось, так как они были слишком малы. Внезапно у нее вырвалось: