F 20. Балансировать на грани

Вечная Ольга

Именно я считал своего отца недостижимым, великим и чуть ли не бессмертным человеком, обладающим сокровенными знаниями мироздания, способным вершить людские судьбы. Имеющим на это право. За годы практики он спас жизни сотен людей, он был легендой. Невероятным, достойным моего поклонения. Я считал, что смогу добиться того же в психиатрии. Собирался быть с ним на равных. Ненавидел его за ту планку, что он установил для меня, сам того не желая. А он презирал меня за то, что я предал его мечты, выбрав собственную дорогу. Я знаю, то он всегда считал меня виноватым в смерти Алины. Он не понимал,

как врач может ошибиться, рассчитывая дозировку наркотиков, когда каждый день от твердости руки отца зависит будущее человека. Отец не мог позволить себе ни малейшего лишнего движения и всегда справлялся. В моем же распоряжении тогда был целый вечер, чтобы, не спеша, сделать нужный укол. Но его презрение — меньшее из моих проблем на данный момент.

— Олег, сынок, говори же уже! — меня шокировало волнение, с которым были сказаны это слова. Я не ожидал почувствовать заботу с его стороны.

— Папа, — мой голос прозвучал тихо и хрипло, — папа, все повторилось.

— Что повторилось? Олег, не молчи, умоляю тебя.

— Авария. Аля попала под машину. У нее сломана шея. Все повторилось, в точности, как тогда, — я двумя руками удерживал трубку у уха, чтобы не выронить ее, мои зубы стучали так громко, словно я сидел в проруби.

— О Боже, где ты?

Я назвал номер больницы и адрес.

— Олег, я буду у тебя через сорок минут, слышишь? Олежка, ты, главное, держись. Я осмотрю Алю, и только если ситуация будет безнадежна, только тогда мы начнем паниковать вместе, хорошо?

Я кивал, не понимая, что он не может видеть меня.

— Олег, просто держись. Если у тебя начнется рецидив, ты ей не поможешь. Ты это понимаешь?

Как полный кретин продолжаю кивать, а он будто видит меня. Говорит:

— Вот и молодец. Сынок, я тебя люблю. Скоро я буду, дождись меня.

Он прибыл даже раньше, чем обещал. Нашел меня сидящем в больничном коридоре на одинокой лавке в нескольких метрах от реанимации. Я сразу поднялся и сделал несколько шагов по направлению к нему, заглядывая в глаза, ища в них надежность и уверенность, как делал это в детстве. В детстве я считал, что мой папа может все. Гребаные бесы, с тех пор ничего не изменилось.

И искал во взгляде отца что-то вроде: «теперь я здесь, возьму твои проблемы на себя», — и, самое удивительное, находил.

— Ты как? — спросил он уверенно и спокойно. Видимо, за время, пока отец сюда добирался, он сумел совладать с эмоциями. Хирург собирался работать, был собран и внимателен.

— Мы поссорились, и она побежала через дорогу. Как в тот раз, — объяснил я, поджимая губу, — история повторилась в точности, как шесть лет назад, — опустил глаза, не зная, что еще добавить. Обратился в слух, ожидая от отца ответной реакции. Но вместо слов или тяжелого вздоха, он крепко меня обнял.

— Я осмотрю Алю, а ты жди здесь. Потом мы обсудим, как будем лечить ее дальше. Олег, посмотри на меня.

Я послушался

— Я тобой горжусь.

Отводя глаза в сторону, я почти улыбнулся, понимая, что выбранный отцом момент сообщить, что я ему не безразличен, был совершенно неудачным.

— Ты сильный, ты с этим справишься. Мы вместе справимся.

Он ушел разговаривать с врачами. Благодаря его влиянию, никто из персонала

даже не подумал сказать слово против. А я остался ждать, веря в своего отца, как никогда ранее. Позвонила мать, попросила, чтобы я приехал сегодня ночевать домой. Сказала, что любит меня больше всех на свете. Обещала позвонить Алиным родителям, вероятно, опасаясь, что у меня поедет крыша, если я свяжусь с ними сам. Спорить желания не было. Еще несколько звонков от Нины, Сергея и Кати я сбросил. Пока нечего сказать им. Возможно, эти люди звонили, чтобы поддержать меня, но мне хотелось побыть наедине с собой. Вместо пустых разговоров я снова и снова прокручивал в голове реакцию Али на мое необдуманное признание. Она казалась совершенно разбитой, потерянной, словно физически раненой. Денег у меня нет, разумеется, она терпела меня и моих бесов не из-за сомнительного наследства, которое мне когда-нибудь лет через двадцать достанется в виде загородного особняка и немецкого автомобиля, тем более, напополам с Катей.

У меня не было ничего, чтобы она не смогла получить без меня. Только я сам. Бесы, она полюбила меня такого, каким я стал после психушки. К кому я ее ревновал? Меня передернула от воспоминаний об отвращении, которое я к ней испытывал, когда ночами она прижималась к моей спине и робко целовала лопатки. Кретин. Как и всегда, я думал, только о себе. Алина мне говорила, что единственная любовь в моей жизни — это я сам. Перед ее смертью мы часто ругались, ей казалось, что я пренебрегал ей. Впрочем, так и было.

Сейчас я понимаю, что Алина была права, утверждая, что я не находил среди окружающих равного себе, что я презирал людей. «Законченный эгоист» — говорила она мне, когда я в очередной раз игнорировал ее просьбы завести ребенка. А когда я, наконец, признался, что вообще не хочу детей, что воспитание отнимает слишком много сил и времени, которое мне и без того есть на что потратить, она мне сообщила, что «я сдохну в одиночестве, обнимая свой диплом». Вероятно, так и будет, не считая диплома, разумеется.

В коридоре появился отец, но в этот раз я не сделал ни шагу навстречу ему. Сердце колотилось, как обезумевшее, мне хотелось бежать, чтобы продлить себе агонию под названием «надежда». Я действительно сделала пару шагов назад, но отец меня окликнул.

— Олег, — он подошел совсем близко. Серьезное лицо не выражало ничего, что могло бы прояснить результат осмотра. Я весь обратился в слух: — у нас есть хорошие шансы. Намного больше, чем в случае Алины. У нас есть тридцать процентов, что Аля сможет ходить. Не просто ходить, а бегать.

— Тридцать? — переспросил я.

— Я проведу операцию послезавтра, уже обо всем договорился. Обещаю, что сделаю все, что в моих силах. И даже больше. Мы вытащим ее, — подумал и добавил, положив мне руку на плечо, — и тебя вытащим.

Отец увез меня домой, потому что вот-вот должна была приехать Алина мать, которая, по его словам, была не в себе. Мои родители посчитали, что мне не стоит пока с ней видеться. Всю дорогу отец рассказывал о более сложных операциях, чем та, что предстоит моей Але. Говорил, что на его памяти случалось всякое, но в данной ситуации для паники нет повода, по крайней мере, пока. Хотелось в это верить.