F 20. Балансировать на грани
Шрифт:
Почему они все ведут себя так, словно Али никогда не было? Улыбаются мне. Меня окружают исключительно лицемерные сволочи, уверяющие, что мне только привиделось, что я плохой мальчик, на самом же деле — очень хороший, и только бесы знают, что случилось на самом деле. Они хотят мне помочь. Они единственные, кому здесь можно верить.
Время тянется медленно. Игорь заходит почти каждый день, заглядывает мне в глаза, спрашивает, хорошо ли я питаюсь. Отвечаю ему: «как кормишь, так и питаюсь». Ясно же, что смерть от голода — не мой выбор. Я предпочитаю более легкие и действенные способы. В карты и нарды играть не хочется. В окно смотреть
Стараюсь избегать встреч с родителями. С одной стороны стыдно, что я их снова подвел, с другой — что еще жив. Катя преуспела в шантаже, говорит, что если я не буду общаться с матерью, перестанет передавать сигареты. А без них здесь на стенку лезть хочется. Так хоть какое-то занятие — пока дойдешь до тамбура, посидишь-подымишь, пока обратно приковыляешь — не менее получаса убито. Потом, когда накуришься, как следует, тошнить начинает — опять же ощущения. Рад уже хоть каким-нибудь. Но пару дней назад медсестра заметила, что мне дурно по вечерам, теперь отбирает передачи из дома — выдает сигареты поштучно, не более десяти в день. Сука.
Постоянно ощущаю жажду и слабость. Ноги тяжело гнутся, передвигаюсь как оловянный солдатик, слегка качаясь. Прежде чем слезть с кровати и дойти до умывальника представляю себе весь путь минут десять, только потом начинаю шевелиться. Из всего перечисленного важно лишь то, что меня подобное существование устраивает, не вижу себя улыбающимся или мечтающим, понимаю, что не достоин лучшего.
Думать с каждым днем становится все сложнее, это из-за лекарств, которые колют по утрам. Но мы с бесами все равно пытаемся, делать-то все равно нечего.
«Али больше нет». С этого начинается каждое рассуждение. Я вспоминаю, как убивал ее. Образы в голове крутятся, часто сменяя друг друга, как числа в отрывном календаре на стене в столовой. Я вижу то одно женское лицо перед собой, то другое. Бесы шепчут, что Алины никогда не было, что я ее придумал, чтобы оправдать свое первое попадание в психиатрическую клинику. А было ли оно вообще? Не могу понять, что реально, а что вымысел. Иногда мне кажется, что и голоса в голове лишь плод моего воображения, иногда — что это единственное, к чему стоит прислушаться.
Трудно. Иногда, когда я пытаюсь дремать, мне чудится, что Аля находится рядом, видимо, мое подсознание жаждет ее близости.
— Прости меня, — говорю ей.
Она никогда не отвечает, лишь проводит пальчиками по лицу и волосам, как делала раньше.
— Поцелуй меня, я очень скучаю, — прошу.
А она улыбается и отрицательно качает головой, гладит мои щеки, — я снова начал бриться ряди этих прикосновений, хотя и не чувствую их. Каждый раз, закрывая глаза, надеюсь, что она снова придет, вместе с тем понимаю, что ее больше нет.
— Как ты спал, сынок? — спрашивает меня мать, поглаживая по руке. Мы сидим на диванчике, расположенном около лестницы первого этажа. Знаю, что отец разговаривает с врачами в другом крыле больницы. Когда он появляется, я, неспособный вынести разочарования в его глазах, сразу ретируюсь в палату, поэтому отец предпочитает последнее время ждать мать снаружи.
— Хорошо, — говорю ей, не поднимая глаз. Хочется курить и пить одновременно. Взгляд падает на черную объемную сумку на ее коленях, и мама, чувствуя мою потребность, достает оттуда бутылку с водой, протягивает мне. Надеясь,
— Олежка, ты обещал, что подготовишься к сегодняшней встрече. Помнишь, мы хотели поговорить об Але?
«Скажи, что это ты ее убил»
— Я ее убил, — послушно повторяю.
— Нет, Олег, ты ее не убивал.
«Она врет».
— Ты врешь.
— Я не лгу, сынок.
— Тогда где она?
— Она придет, как только ты будешь готов ее увидеть. Как только тебе станет легче.
«Скажи, что ты ненавидишь ее за то, что она тебе лжет. Скажи, что ты мечтаешь о ее смерти». И мне хочется произнести именно эти слова, но я поступаю иначе.
— У нас же был план, — говорю я, поздно понимая, что вслух. Виновато хмурюсь.
— Какой план? — переспрашивает мать.
— Я хочу домой, мам, — внезапно обнимаю ее, чтобы отвести подозрения, — мне кажется, я готов вернуться домой.
— Я не позволю тебе пока жить в одиночестве.
— Знаю, я буду жить у вас с папой, если вы не против. Будете ставить мне уколы.
— Больше никаких пропущенных таблеток.
— Договорились.
— Хорошо, я поговорю с отцом.
— Спасибо, — произношу уже шепотом, улыбаясь.
Прошло достаточно времени, чтобы я успел осознать и прочувствовать последствия своего поступка. Я давно уже не кричу, не рву на себе волосы и не пытаюсь пробить головой стены. Как бы глубока не была моя печаль, как бы я не страдал, прокручивая в голове снова и снова детали убийства, вспоминая бледное Алино лицо, когда она просила освобождения, — все это никогда не вернет мне ее, а лишь провоцирует новую боль и тоску, которые я любовно взращиваю, как единственный мостик к самому дорогому для меня человеку. В конце концов, я понял, что мне нужно делать. Если бы я покончил с собой раньше, Аля была бы сейчас жива. В больнице у меня нет возможности последовать за ней, зато на свободе их будет море.
Мне просто нужно доказать родителям, что я в порядке. Сделать вид, что я верю их лжи о том, что Аля все еще жива и здорова, что она спрашивает обо мне. И когда они заберут меня отсюда, я в первый же вечер и сделаю все правильно. Так, чтобы никто не успел помешать моим планам.
Потраченное впустую время лишь усиливало во мне ненависть ко всем людям, мешающим исполнению составленного бесами плана. Отпускать своего самого занимательного пациента, то есть меня, домой Игорь отказывался категорически. Уж не знаю, что он наговорил моим родителям, но я заперт в больнице уже второй месяц, ежедневно подвергаясь словесным атакам врачей, цель которых, как они утверждают, упорядочить мои мысли, прояснить случившееся с Алей. Игорь уверен, что я должен сам вспомнить, что произошло тем утром. Понятия не имею, что ему от меня нужно. Воспоминания, которыми я сейчас живу, врача не устраивают. Приходится придумывать новые. Придумывать сложно, из-за лекарств и голосов в голове. Мои попытки выглядят жалко, Игорь увеличивает дозировку, отчего мозг совершенно отказывается работать. Мир плывет перед глазами, я плыву вместе с ним. Речь окружающих людей сливается с болтовней бесов и становится с каждым днем менее понятной. Последняя здравая, моя собственная идея на этой неделе — «выбирая своим врачом Игоря, я думал, что не будет проблемы обмануть этого тупицу, пресмыкающегося передо мной даже теперь, когда я его пациент, но, кажется, я снова ошибся. Сколько же ошибок я совершил…»