Фабий Байл. Прародитель
Шрифт:
Похожие на клюв морды стучали по его броне, пока он пытался пробраться через них. Гладкие когтеобразные отростки сдирали с керамита краску, а хвосты кнутами били по ногам и груди. Они пытались повалить его на землю. Он направил меч острием вниз, разрезав пополам одно из ртутных существ. Вверх брызнул кислотный ихор. Затем открыл огонь из болт-пистолета, и взрывные снаряды пробили в его противниках несколько дыр размером с кулак.
Атака неожиданно прекратилась. Выжившие сторожевые звери разбежались так же быстро, как появились. Олеандр ждал, осматривая окрестности. Он убил троих, остальных кто-то
Олеандр выпрямился и вложил меч в ножны, не протерев.
— Чего вы ждете, дети? — Он поднял болт-пистолет и показательно убрал его в кобуру. — Я вас не трону, если будете себя хорошо вести.
Он развел руки в стороны, подальше от своего оружия.
В поле зрения показались неестественные силуэты, не такие обтекаемые, как сторожевые звери. Несмотря на причудливость конечностей, двигались они бесшумно. Они были одеты в лохмотья, бывшие когда-то военной формой, а у некоторых ее дополняли не подходящие по размеру элементы боевой брони. Большинство держали в кривых лапах различное стрелковое оружие: стабберы, автопушки, лазганы и даже один пороховой джезайл. Остальные были вооружены ржавыми клинками самых разных форм и размеров.
Единственным, что их объединяло, была степень уродства. Из надбровных дуг и щек, а иногда и из истекающих жидкостью глазниц росли изогнутые рога из окаменевшей кости. Переливающуюся плоть покрывали участки густой шерсти или округлой чешуи. У некоторых не хватало конечностей, у других их было слишком много.
Когда-то они были людьми. Теперь же стали просто кусками мяса. Со всех сторон на него смотрели бессмысленные глаза. И их было гораздо больше, чем он ожидал. Подобным искалеченным отбросам всегда жилось тяжело, тем более здесь, и смерть была у них единственной определенностью.
— Ну вы и красавцы, — сказал Олеандр, — Я так понимаю, вы приветственный караул. Ну что ж, ведите меня, дети, ведите. День подходит к концу, тени все длиннее, и странные луны уж выплывают из тьмы. А путь неблизкий.
Похожее на козла существо в офицерской фуражке с козырьком рявкнуло что-то — видимо, приказ. Стая настороженно поволоклась вперед, сомкнувшись вокруг Олеандра. Это был явно не приветственный караул, но его это устраивало, и он позволил им увести себя дальше в город. Олеандр прекрасно знал дорогу, но не видел смысла начинать конфликт.
По пути стая то увеличивалась, то редела случайным образом. Группы бормочущих здоровяков исчезали в тенях, но на смену им вскоре приходили новые. Олеандр с отстраненным интересом изучал грубую геральдику новоприбывших. Когда он был в последний раз, они с трудом понимали, что такое одежда. Теперь же они изобрели примитивные знаки различия и раскололись на четко выраженные группы — или племена. Возможно, разделение было вызвано территориальными отличиями.
Кому бы они ни служили, его они боялись. Олеандра эта мысль грела. Ему всегда нравилось быть объектом страха — это было совершенно особенное ощущение.
С недавнего времени его окружали существа, уже больше похожие на людей. Они были облачены в тряпки, испачканные в чем-то пурпурном, и броню, отмеченную символом, который отдаленно напоминал старую
Его веселье угасло, когда в поле зрения наконец оказался дворец. Изящные ярусы грациозно поднимались к пузырящемуся волдырями небу. Тут и там из изогнутых стен вырезали куски, чтобы вставить дополнительные источники энергии, вентиляционные решетки и орудийные позиции. Дворец напоминал прекрасный цветок, покрытый техноорганической плесенью. С широкого проспекта, который вел к главному входу, убрали весь мусор, но за ним, у внешних стен древнего дворца, теперь лежали трущобы, выстроенные из обломков.
Несколько раз взгляд натыкался на конструкции, которые могли быть только варварскими алтарями, и статуи, украшенные сочленениями костей и подношениями, сшитыми из кожи и мяса. Мутанты тихо молились этим статуям, и в их молитвах постоянно звучали слова «Патер Мутатис» и «Благодетель». Отец мутантов. Олеандру оставалось лишь гадать, радует ли объект поклонения эта любовь или раздражает своей примитивностью.
Когда Олеандр и его эскорт вступили на проспект, невидимые горны прогудели то ли предупреждение, то ли приветствие. Ветер набрал силу, неся с собой непрекращающиеся крики древних мертвецов, а вместе с ними — лай и вой отребья из трущоб. В воздух вдруг поднялась пыль, мгновенно скрыв окружающие руины. Олеандр сначала хотел надеть шлем, но передумал. В шлеме было сложно петь.
— Песня души моей, голос мой мертв, умри недопетой, как дождь непролитых слез…
Внезапно какофония из трущоб остановилась. Остались только призрачные крики и пение Олеандра, но и они утихли, когда послышались тяжелые шаги и хруст камней и костей под ними. Сквозь поднятую ветром пыль лишь смутно угадывались очертания приближающегося человека. Олеандр опустил руку к болт-пистолету.
— Уверяю тебя: это ни к чему.
Вокс-канал заполняли помехи от атмосферных возмущений, но Олеандр все же узнал голос и слегка расслабился. Пыль оседала. Вперед вышло что-то огромное.
Раньше силовая броня воина была раскрашена в белый и синий, но теперь она в одних местах облезла до серого, а в других побурела от крови и прочих субстанций. Черная плесень пыталась захватить изрезанный в боях керамит, как грязь захватывает снег. На нагруднике висело шесть черепов, покрытых трещинами и опутанных цепями. Другие цепи пересекали торс и руки космодесантника, словно что-то удерживали. Как и Олеандр, воин имел при себе снаряжение апотекария, но он явно пользовался им чаще и под более сильным огнем. На бедрах висели два изогнутых фалькса.
— Ждешь меня? — спросил Олеандр. Он не убирал руку с болт-пистолета.
— Я услышал звериный вой, — ответил воин. Он поднял руки и отсоединил шлем. Замки зашипели, выпуская струи переработанного воздуха, и из-под шлема показалось знакомое, покрытое шрамами лицо. Когда-то, до бойцовых ям, он был красив. Теперь же походил на статую, которую использовали как мишень для учебной стрельбы, — И вот ты здесь. Поешь все ту же заунывную песню.
— Маски нет, маски нет, — пропел Олеандр финал.