Фабрика №22
Шрифт:
– Будешь?! – спросил он меня, протягивая бутылку и вытирая рот рукавом.
Я отодвинул бутылку в сторону рукой.
– Зря! – сказал он. – Если б не виски, меня б уже здесь не было.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросил я.
– Вот что! – крикнул он и достал из кармана сверток, в который был завернут пистолет.
Он медленно разворачивал его с важным видом слегка покачиваясь.
– Знаешь, – продолжил он. – Я не признаю поражений. Я ненавижу проигрывать. Это больно. Нестерпимо больно.
Адриан постучал пистолетом по груди, показывая где ему
– У каждого своя боль, – ответил я.
– Теперь же, – говорил он, не обращая на мои слова внимания. – Я проиграл. Проиграл этим твоим… Своё дело… Я… Мне даже этот тупорылый Грег навалял… Больно… Очень больно…
– Адриан, зачем ты приперся ко мне со всем этим? – спросил я.
Адриан медленно поднял красные мокрые глаза и безотрывно смотрел на меня.
– К тебе? Нет… Я пришёл не к тебе…
Адриан почесал пистолетом свою голову. Он говорил всё тише и казалось, что сейчас рухнет на пол без сил.
– Не к тебе, – вновь произнес он. – Я пришёл к нему.
Адриан показал пальцем куда-то в воздух.
– Я пришёл к Богу. К божеству…
Я нахмурился.
– Катись отсюда, ко всем чертям, – сказал я и легко толкнул лягушатника в сторону двери.
Тот пошатнулся, но не упал.
– Ты! Ты… Ты любишь… Ты любишь, я знаю! – кричал он и размахивал указательным пальцем. – Ты здесь нашёл Бога. А где Бог, там и любовь… А я пришёл к нему на суд… И знаешь, что… Я приду к нему не один… Я принесу ему жертву… Жертву его любви…
Адриан поднял дрожащей рукой свой пистолет, направил на меня и несколько раз нажал на курок. Я равнодушно смотрел, как он впустую щелкает в мою сторону.
– Дай! Дай мне забрать его с собой, слышишь?! Дай! – кричал обезумивший Адриан, без конца нажимая на курок.
Он опустил руку, оскалился, взревел и, вновь подняв пистолет, приложил дуло к своему виску, щелкая спусковым механизмом.
– Ааа! – кричал Адриан в агонии.
Я двинул ему ногой в живот, пистолет улетел на пол, а сам француз выкатился на улицу, вынеся спиной дверь. Эндрю валялся на земле и рыдал навзрыд. Я схватил его за мочку уха и сказал напоследок:
– Смерть, ещё нужно заслужить.
Больше француз в моей жизни не появлялся.
Вечером я как обычно закрыл магазин и направился к дому Сальмы. Там меня ждали черные вороны и сердечная тоска. Сегодня я решил разбавить её темным элем вместо обычного гранатового сока.
Когда я вышел во двор, у меня подкосились ноги: в комнате у Сальмы горел свет. Вместе с посветлевшим окном, осветилось и моё сердце – я вдруг услышал его отчетливое ускоряющиеся биение и нарастающий шум.
Вороны с дикими криками начали новый тур боев без правил за право первого укуса мучного лакомства. Они летали над моей головой и подгоняли к месту событий. Сегодня их было так много, что в окнах дома стал загораться свет, и появляться встревоженные люди. В одном из таких я и увидел знакомый фигурный силуэт…
Это была Сальма. Она смотрела на детскую площадку, показывая на неё рукой кому-то за спиной. Я видел только её тень, но, несомненно, это была она…
Изгиб её талии, её изящные пальчики, её пышные, играющие волосы и томные манерные движения – все это могло принадлежать только ей.
Я бросил батон в эпицентр птичьего торнадо и успел сделать несколько быстрых, решительных шагов к её подъезду, как вдруг увидел вторую тень, в окне Сальмы и остановился…
Это был мужчина. Большая мужская тень словно поглотила маленькую хрупкую и стала одним большим черным пятном. Я увидел, как его огромные лапы обхватили талию Сальмы с двух сторон и превратили божественную грацию, в черную бесформенную дыру, уничтожив планету любви на орбите моего сознания. В тот момент, мне хотелось ворваться в круговорот ворон, отобрать у них остатки батона и швырнуть его изо всех сил в огромное черное пятно, закрывшее собой свет моей жизни…
Они целовались…
Он обнял её сзади, она повернула к нему голову, и он жадно впился в её губы. Я видел только как небольшой вихор на его макушке колебался из стороны в сторону в продолжительном и страстном поцелуе.
Может, не стоило мне вытаскивать патроны из обоймы пистолета Адриана? Ведь в таком случае, я не услышал бы треск своего сердца и последующий душевный паралич.
Я развернулся и пошёл к своим воронам. Они радостно прыгали вокруг меня, наивно полагая, что в моих карманах лежал второй батон белого хлеба. Но если бы даже он и действительно существовал, то лежал бы сейчас в осколках стекла на полу в комнате Сальмы, а не в вечно голодных желудках свирепых птиц.
Сегодняшний вечер был необычно холодным. Холод студил моё тело, а потерянная любовь душу. Я не знал, что предпринять и, сидя на детской лавочке, закутался в теплый меховой свитер по самое горло, ожидая, когда в окне Сальмы погаснет свет.
Ждать пришлось недолго. Когда свет погас, из подъезда вышел высокий немного полноватый мужчина в больших квадратных очках. Он подошёл к припаркованному автомобилю и достал из сумки пачку сигарет. Некоторое время он тщетно пытался зажечь спичку, после чего осмотрелся по сторонам и, увидев меня, пошёл в мою сторону.
– У вас не будет огоньку? – спросил он, когда подошёл.
Я дал ему зажигалку, смотря в пол бессмысленным взглядом.
– Как же сегодня холодно, прям морозец схватил, – начал он глупый трёп о погоде.
Я молчал.
– А вы живете в этих домах? – поинтересовался он.
– Нет, я не здешний, – ответил я, зачем-то соврав.
– Вам крупно повезло, что вы не с этих кварталов. Тут даже квартиру приходится продавать с большим трудом. Никто не хочет здесь селиться.
– Вы продаете квартиру? – спросил я.
– Да квартиру жены. Вот приехали забрать кое-какие вещи.
– Ясно, – ответил я. – Удачи вам и вашей супруге.
– Спасибо, – ответил он.
Я встал и решил уйти, прежде чем из подъезда выйдет Сальма. Но едва я дошёл до угла, как услышал, что автомобиль пузатого завелся, и он уехал. Вместе с тем, свет в окне Сальмы вновь горел. Немного подумав, я вновь направился к подъезду и, поднявшись на третий этаж, робко позвонил в дверь.
Дверь без промедления открылась, и я увидел её…