Фабрика героев
Шрифт:
— Зря надеешься, — буркнул О'Нил. — Наш любезный принципал Совета только и ждет, когда Мэри оступится. Давно ждет, с ее рождения, если не раньше. И вот дождался, всего-то за пару недель до отставки, которая любое ее поведение сделала бы не его собачьим делом. Он, небось, уже всякую надежду потерял, а тут такой подарок! Думаешь, он позволит трибуналу принять какое-то решение, помимо смертной казни?
Экипаж заспорил, не обращая внимания на Корсакова. Ему это было только на руку, следовало серьезно подумать. Одно он знал точно — пилота, способного ТАК летать, он под расстрел не отдаст. Не отдаст, и все. Устав Уставом, но должен же быть хоть какой-то выход! Об этом он и спросил замолчавшую Элис.
— Выход… не знаю. Поймите, как только мы прилетим, нас тут же отдадут медикам. Так положено, это обычная практика, и попытка капитана еще раз уклониться от медосмотра будет тут же замечена и пресечена.
— Но доктор Тищенко утверждает, что у мисс Гамильтон совершенно немыслимая скорость кроветворения. Пока мы дойдем. Пока разберемся с пиратами. Пока вы высадитесь. Да и не известно еще, насколько пострадала планета, и как долго будут искать врачей. Я почти уверен, что к тому моменту, как вы увидитесь с медиками, кровопотеря будет компенсирована и…
Элис устало повернулась к медику:
— Джонни, объясни как врач.
— Дело в том, сэр, — начал тот, — что даже если к моменту медосмотра у капитана полностью восстановится кровь, это не панацея. Период полного распада коктейля занимает до двух бельтайнских суток, это все очень индивидуально, зависит от конкретного организма. До истечения этого срока коктейль, пусть даже в еле различимых количествах, обнаруживается в крови простейшим тестом. Быть опасным с точки зрения кровотечения он перестает довольно быстро, но следы все равно остаются. А при том, что у Мэри заменяется сейчас чуть ли не вся кровь, а та, что не заменяется — чистится, никаких следов не будет и сразу же возникнет вопрос — почему? Провести такой бой без коктейля нельзя, это невозможно ни с какой точки зрения. Значит, коктейль был и куда-то делся. Куда? Организм был почищен? А почему?… В общем, понятно. Военных медиков еще, может быть, и удалось бы уговорить помалкивать, и то зависит от конкретного человека и его отношения к выскочке-полукровке… но кто знает, не попадем ли мы к гражданским. Вы все правильно сказали насчет врачей и бардака на планете после налета. А срока вывода коктейля из организма Мэри не знаю даже я. Это секретная информация, именно потому, что требуется исключить возможность сговора экипажа, понимаете?
Корсаков задумался, потом, ухватив за кончик хвоста мелькнувшую в голове мысль, резко поднял голову.
— Значит, суть вопроса состоит в том, чтобы не допустить встречи капитана Гамильтон с бельтайнскими медиками до того момента, как выйдут все сроки обнаружения коктейля?
— Вы совершенно правы, сэр, но как этого добиться — я не знаю, — хмуро кивнул Джон Рафферти.
За столом снова поднялся гвалт, варианты предлагались и один за другим отвергались на том основании, что либо причина не серьезная, либо почуют обман. Наконец Элис Донахыо, которая молчала уже несколько минут, вдруг оскалилась, стукнула по столу маленьким кулачком и выдохнула: «Есть!». Тут же установилась полная тишина, все смотрели только на пилота.
— Сэр, — повернулась она к Корсакову, — вы женаты?
— Вы предлагаете мне жениться на мисс Гамильтон?! — так Никита не удивлялся уже очень давно, но маленькая женщина только пренебрежительно махнула рукой:
— Жениться? Еще не хватало! Этого-то как раз и не требуется, но все-таки: вы женаты?
— Нет.
— Отлично! — бельтайнка как будто засветилась изнутри, сразу став похожей на шаловливого эльфа. Даже маленькие ушки как будто заострились. — Тогда так. Вы объявляете Мэри гостьей адмиральской каюты. Это такой эвфемизм, обозначающий любовницу, если вы не и курсе.
— Я в курсе, — сдерживая ошарашенную улыбку, пробормотал Корсаков. — И что нам это даст?
— Очень просто, сэр. Все мы солдаты, и любого пилота могут по приказу принципала Совета вытащить откуда угодно: хоть из госпиталя, хоть с родильного кресла, хоть со смертного одра. Но из постели командующего союзной армией — вряд ли. Руки коротки.
— Элис, ты свихнулась? — громыхнул, вскакивая, бортинженер. — Ты хочешь выставить командира шлюхой? — Но малышка ничуть не испугалась праведного гнева нависающего над ней здоровяка.
— А ты что же, предпочитаешь выставить ее перед расстрельной командой? — холодно поинтересовалась она, и Рори разжал кулаки и молча опустился на место. — Так вы согласны, сэр? — повернулась она к Корсакову, с любопытством наблюдавшему за разыгравшейся сценкой.
— Согласен. Идемте, господа, нас ждут в лазарете. — Никита решительно направился к выходу, не оглянувшись, чтобы увидеть, кто именно вздохнул за его спиной: «Да вы-то согласны, а вот что скажет капитан…»
По прибытии в лазарет все пятеро облачились в стерильные робы. Лично Корсаков большого смысла в этом не видел, — уж если бельтайнскому капитану не повредило пребывание на шестой палубе, вряд ли ее возьмет какая-то зараза — но слишком хорошо знал, чем заканчиваются споры с Тищенко. Еще минута — и их впустили в отсек, в центре которого стояла закрытая реанимационная капсула, над которой колдовали два медтехника. От многочисленных приборов, металлических емкостей и прозрачных флаконов к капсуле тянулись провода и трубки, исчезая в прорезях боковых стенок. Третий медтехник стоял, покачиваясь с носков на пятки и обратно, и не отрываясь смотрел на огромный дисплей. На вновь прибывших он не обратил никакого внимания. Тищенко, вошедший первым, знаком предложил Корсакову и бельтайнцам подождать в сторонке, у стены, мельком глянул на дисплей, удовлетворенно кивнул и подошел к капсуле. Быстро переключив несколько тумблеров, он еще раз сверился с дисплеем, и скомандовал:
— Открывайте.
Мягкая крышка капсулы поползла к изголовью, сматываясь в рулон, который тут же опустился, и взглядам вытянувшего шеи экипажа предстала их капитан. На труп она уже не походила. Лицо и руки — больше ничего не было видно из-за прикрывающей тело тонкой ткани были бледными, но без той нездоровой синевы, которая так не понравилась Корсакову несколько часов назад.
— Искусственную вентиляцию легких мы отключили за ненадобностью, — пояснил Тищенко, — пациентка дышит самостоятельно. Сердце работает прекрасно, кровь чистая и ее уже довольно много. Что же касается мозга… посмотрим, — с этими словами он еще что-то переключил на стоящем слева от капсулы пульте и поманил рукой экипаж «Дестини». Корсаков благоразумно остался у стены, врач тоже вышел из зоны видимости лежащей женщины.
Команда сгрудилась возле капсулы. Темные ресницы дрогнули раз, другой, и наконец открылись глаза. Мэри моргнула, взгляд сфокусировался на втором пилоте, стал осмысленным.
— С возвращением, капитан! — с улыбкой произнесла на кельтике Элис, наклоняясь так, чтобы командиру не пришлось вертеть головой. Корсаков мысленно поморщился — привыкший владеть ситуацией, он опять почти ничего не понял из сказанного, но тут в коммуникаторе зазвучал бесстрастный голос Савельева:
— Привет, Элис… я что, в лазарете?… а где?… и как я сюда попала?… что вы последнее помните, капитан?… мы прилетели в отпуск… я пошла на кладбище… меня вызвал Фортескью… потому что на систему Тариссы напал… «Сент-Патрик»! Элис, что с транспортом, где дети?!