Фабрика грез (Том 2)
Шрифт:
– Этот малыш стоит двадцать пять миллионов долларов.
А его месячное содержание обходится в сотню тысяч, - объяснил Том.
– Я знаю точно, читал в "Вэнити фэр".
Элеонор присвистнула.
– Да, черт побери, довольно дорогая игрушка.
Он кивнул.
– Иногда я думаю: в ту ли игру я играю?
– Я не вижу нигде логотипа компании, - сказала Элеонор, взглянув на молоденьких стюардесс в очень аккуратной сине-голубой форме без всяких значков.
– Должна сказать, я удивлена. Не ожидала такого от Говарда Торна.
Голдман хихикнул,
– Да ты шутишь? Это же личный самолет Говарда. У "Кондор индастриз" еще два таких. Они в Далласе, рядом с их нефтяной компанией.
Они сели на низкий диван. Том выложил бумаги на стеклянный кофейный столик, и они углубились в цифры, а стюардессы между тем подавали завтрак. Чай с бергамотом из серебряного сервиза, бутерброды с копченой осетриной, горячие воздушные круассаны, поджаренные хлебцы с мармеладом и клубничным джемом. Элеонор отказалась от омлета, после которого принесли горячие блинчики с сиропом.
– Том, ты растолстеешь, - рассеянно предупредила его Элеонор, поскольку мысли были заняты предстоящим выступлением.
– Чепуха.
– Голдман схватил ее за руку и прижал к своей белоснежной рубашке.
– Посмотри, это все мускулы. Чувствуешь?
Он прав, подумала Элеонор, ладонью почувствовав твердую как камень грудь. Он действительно очень мускулистый. Даже больше, чем Пол, несмотря на его диету и активные занятия физкультурой. Вдруг она ощутила прилив желания И быстро отдернула руку, опасаясь, как бы все это не зашло слишком далеко.
– Ну что ж, тебе не удастся сохранить форму, если будешь пичкать себя холестерином, - предупредила она, надеясь, что Том не заметит, как она порозовела.
Том хмыкнул, вонзил вилку во вкусный на вид ароматный омлет с сыром.
– Ты становишься похожей на Джордан, когда так говоришь, - сказал он.
Это не комплимент, подумала Элеонор.
– Может, вы хотите свежую клубнику и шампанское-, мадам?
– спросила стюардесса, убирая не тронутую Элеонор тарелку.
– У нас есть "Перье", "Боллинджер", "Кристл"...
– Нет, достаточно, - отказалась Элеонор.
Остальную часть полета она занималась выступлением.
Правление "Артемис" располагалось в нью-йоркском офисе студии, занимая два элегантных этажа по Мэдисон-авеню, номер один. Прямо в сердце района Флатирон.
Том и Элеонор почти не разговаривали по дороге туда, и чем ближе подступал час совещания, тем напряженнее становились. Голдман волновался, Элеонор это видела. Он снова и снова просматривал статистические данные, как какая-нибудь нервная домохозяйка, не уверенная, взяла ли с собой удостоверение личности, и каждые десять минут заглядывающая в сумочку проверить.
"А почему Том так волнуется?
– размышляла Элеонор, глядя на запруженное в час ленча шоссе - Он ветеран в этом деле и к тому же знает о планах японцев... А для меня это первое совещание такого уровня, я понятия не имею, что они могут мне предложить. Я еду совершенно вслепую.
Тому надо представить цифры. Хорошие, ясные. Совершенно реальные, которые бухгалтеры несколько месяцев готовили для него. А мне предстоит выступить с бодрыми уверениями, что фильм "Увидеть свет" понравится американской молодежи И мне нечем убедить их Все на эмоционально-ингуитивном уровне. Очень по-женски".
Она пыталась сообразить, не кроется ли что-то за тревогой Тома.
– А кто выступает первым?
– спросила она босса.
– Ты, - твердо заявил он.
– А, прекрасно, - пробормотала Элеонор, и в этот момент лимузин остановился.
Том открыл ей дверь.
– У тебя все получится замечательно.
В вестибюле они представились, и Том повел ее к дальнему лифту.
– Нам на самый верх, но этот лифт идет без остановок.
– Замечательно, - ответила Элеонор, расправляя юбку шелкового бледно-розового костюма от Диора.
– Ты нервничаешь, - заметил Голдман, поглядев на нее.
– Ты очень наблюдательный.
– Слушай, Элеонор, ты участвовала в дебатах в защиту Гарварда, когда тебе было двадцать лет.
Она пожала плечами.
– Между двадцатью и тридцатью восемью я не совершенствовалась в ораторском искусстве.
Двадцать семь, двадцать восемь, двадцать девять... Номера этажей бесшумно проплывали перед глазами. В любую секунду лифт остановится и выпустит их. Внезапно Голдман протянул руку и нажал кнопку "Стоп".
– Элеонор, посмотри на меня.
Она удивленно подчинилась. Том глядел на нее; его глаза, чернота которых подчеркивалась черным костюмом с Сэвил-роу, смотрели нежно и по-доброму.
– Ты помнишь, когда мы впервые встретились?
– Конечно, - кивнула она, удивляясь, почему он об этом заговорил.
– В коридоре, возле столовой. Я бежала, наткнулась на тебя, и ты пролил на себя кофе.
Он кивнул.
– Ты сказала мне "сэр", извиняясь Но с тех пор ты ни разу не выказывала мне такого уважения Элеонор вспомнила до мелочей ту сцену, как Том и предполагал. Она работала в "Артемис" первую неделю. Долговязая нервная девица, только что из колледжа, которая отчаянно мечтала утвердиться в этом мужском мире бизнеса А тридцатилетний Том Голдман, у которого тогда было гораздо больше волос и меньше стиля, был уже человеком номер два в отделе продаж Она пришла в ужас от того, что он облился из-за нее кофе, и побелела от страха.
Он рассмеялся и пригласил на ленч. Решил, что она довольно мила. К концу ленча Том увидел в ней полезного в будущем помощника. У Элеонор Маршалл есть идеи. Она интеллигентная, энергичная Том Голдман стал ее наставником и другом почти сразу.
– Мы были такими детьми, - покачала головой Элеонор.
– Были.
– Он наклонился к ней.
– А теперь вспомни, как мы летели сюда сегодня. Вспомни свой последний звонок Майку Овитцу. И как Сэм Кендрик сидел перед тобой, умоляя дать зеленый свет картине Фреда Флореску. Теперь мы не дети, Элеонор. Мы замечательно поработали. Люди отставали от нас в пути, уходили в сторону, тормозили, а мы продолжали идти. И теперь мы руководим всей этой чертовой студией. Не забывай.