Фабрика мертвецов
Шрифт:
Покрывающие поле мертвецы начали подниматься, один за другим. Лежащий рядом труп резко сел – Гришка, сын путейца с поезда, пристально уставился на Митю пустыми провалами глаз. И его скрюченные пальцы впились Мите в плечо, пробивая его до кости…
– Митяяяяя! – гулким мужским басом взревел он, открывая полную загнутых желтых клыков пасть. – Митяяяя!
Митя рванул посеребренный нож из-за перевязи на запястье… но его там не оказалось. Земля разверзлась, и он полетел вниз, вниз, вниз…
– Что ты творишь, Митя!
Паркетная
– Сперва натворил, теперь в ногах валяешься? – с мрачной иронией поинтересовались над головой.
Глава 24. Утречко недоброе
Митя оттолкнулся от пола и наконец сел, привалившись к кровати со сбитой периной. Занавески трепетали на распахнутом окне, и утренний ветерок зябким холодком пробегал по голым плечам.
– Кошмар… приснился… - стягивая с кровати лоскутное одеяло и накидывая его себе на плечи, простучал зубами Митя.
– Пучок розог? – раздраженно начал отец… и отпрянул в сторону, с удивлением глядя на сына, вдруг вскочившего – и кинувшегося к подносу с завтраком, только что принесенным прислугой.
Митя обхватил фарфоровый чайник с кипятком и чуть не застонал от блаженной боли в оледеневших ладонях. Едва сдерживаясь, чтобы не пить прямиком из носика, подрагивающими руками принялся наливать кипяток в чашку.
– За что розги? – рассеяно пробормотал он, замирая, когда горячий поток рухнул в желудок.
– А… ты чаю к воде добавить не хочешь? – растерянно спросил отец.
Митя только отрицательно мотнул головой, впиваясь зубами в пирожок с еще горячим вареньем внутри.
– Не думал, что когда-нибудь скажу это тебе, но… где твои манеры, Митя? – хмыкнул отец, глядя как его светский сын рвет пирожок, точно дикий зверь добычу.
Митя замер с пирожком между зубов, растерянно поглядел на разоренный поднос, на чашку с пустым кипятком… Шумно сглотнул… уши его вспыхнули красным… он выпрямился… отложил недоеденный пирожок на край блюдца… и отточенным изящным жестом снова плеснул себе чаю.
– Прошу прощения… Так чем я вызвал ваше неудовольствие, батюшка… в шесть утра? – он покосился на фарфоровые часы с амурчиками на камине.
На лице отца промелькнуло облегчение – кажется, странное поведение сына изрядно его напугало – и раздражение разом. Теперь он жалел о потерянном мгновении искренности, и злился на себя, что не смог это мгновение удержать – а от того вдвойне злился на сына.
– Ты с вечера управился. Умчался невесть куда, вернулся затемно, и даже не соизволил сообщить, куда ездил и зачем?
– Я не один был…
– Спутники твои бормочут невразумительное о гонках автоматонов, которые то ли удались, то ли нет… то ли и вовсе их не было.
– Не было.
И ни одного слова неправды! Просто игра словами и легкая недоговоренность.
– Мне казалось, тебе симпатична Лидия. Ты так явственно флиртовал с ней целый день… делая вид, что ее вовсе не существует. – явил глубочайшую, поистине сыскную проницательность отец.
– Лидия мне совершенно не симпатична. – холодно сообщил Митя. – Хотя флиртовал я, несомненно, с ней.
Как же иначе, если именно она первая здешняя красавица, а вовсе не Зинаида и тем паче, не Ада?
– Через силу, выходит? – ухмыльнулся отец. – Боюсь, я никогда тебя не пойму.
Ох, кто бы говорил! Сам-то на маменьке вовсе не от большой любви женился!
– Но все же, куда и зачем вы ездили? И что Анна Владимировна говорила о твоем недомогании? – сердитое выражение лица показывало, что ни в какое недомогание отец не верит.
Митя гордо вздернул подбородок. Вот сейчас он и впрямь чувствовал, как тени байронических героев, гонимых и непонятых, реют за его плечами.
– Мы просто прогуливались! – с нажимом повторил он – он охранит честь госпожи Штольц и никому не откроет тайну мятущейся женской души. Хоть и дура она, эта самая госпожа.
– Побывали в деревне, у местного богатея… Остапа Степановича.
– Это который того сторожа в наше имение… - нахмурился отец.
– Шабельские ему должны. Не знаю сколько, но похоже, изрядно.
– Не наше дело. – фальшиво нахмурился заметил отец и уже гораздо искренней добавил. – Ты не можешь точно знать.
«Ох, ну конечно, после стольких лет в петербургских гостиных я слеп, глух и глуп» - скривился Митя.
– А еще у него в доме воняет. – добавил Митя. – И он даже не попытался дать тебе через меня взятку.
– Митя? – отец уставился на сына в священном ужасе. – Тебе что… предлагали взятку?
У Мити впервые получилось приподнять одну бровь! Левую! Сколько тренировался – ни разу не выходило, а тут сама вверх поползла и пальцем подпирать не пришлось!
– Неоднократно.
Отец что, и впрямь не знал?
– И ты… брал? – замирающим голосом спросил отец.
Правая бровь догнала левую. Все берут. Дядюшки и кузены Белозерские, те, конечно же – нет. Они же… Белозерские! Кто б им осмелился взятку дать? А так… Большинство полицейских чиновников не видят беды в том, что пара-тройка светских аферистов вместо каторги уедут заграницу… а состояние самого чиновника прибавится. Кроме отца, конечно же. Тот и великого князя не помиловал. Даже если бы Митя вдруг позабыл, что он тоже – сын княжны Белозерской… смысл брать? Если отец все едино ничего делать не станет. Неужели отец этого не понимает?