Фаэрверн навсегда
Шрифт:
При мыслях о ней на сердце у ар Нирна стало тепло. Как будто кто-то взял его, как мокрую птицу, в ладони и бережно согрел дыханием. Кажется, он перестал воспринимать рыжую отдельным человеком. Кажется, она стала частью его. Его женщина…
Потемнело. Неровный свет факелов испуганно бился от сквозняков, порождая пугающие тени по углам. У тяжёлой, влажно блестевшей решётки конвоиры остановились. Один из паладинов Его Первосвященства, стоявших по обеим её сторонам, снял с шеи массивный ключ и открыл калитку. Пленникам развязали руки и втолкнули внутрь. Перед ними ковровой
— И что нам нужно делать? — растерянно спросил у стражников Гас.
— Идите через катакомбы. Найдёте дорогу наружу — останетесь в живых!
Забрала на шлемах были опущены, оттого голос паладина казался исходящим из могилы.
— Идём! — решительно сказал ар Нирн и пошёл прямо в темноту.
Он ни разу не оглянулся. Если его предположения были верны — скоро появится мерзкое зеленоватое свечение, указующее на запретное капище.
Но Викер ошибался.
Сжавшись в комок на дне клетки и зажав уши, я твердила молитву к Великой Матери, но слова уже путались. Ясного света разума в моей голове становилось всё меньше. Всё сильнее заволакивали его видения и пугающие тени, блуждающие огоньки галлюцинаций и истинные картины бытия катакомб, от которых впору было сойти с ума.
Скрежет замка не сразу привлёк моё внимание. А когда я открыла глаза и подняла голову — она уже стояла на пороге. Прекрасная, как посланница Смерти. Грозная, как сама судьба. Моя сестра Атерис. Её тело было прозрачным, лишь срывались с контура огненные капли, падали на пол, тлели углями. Необъяснимо прекрасное и невыразимо печальное зрелище, ведь с каждой из них истекали минуты отпущенного королеве существования.
— Ну, наконец-то! — торжествующе воскликнула она. — Наконец-то я доберусь до тебя, отцовское отродье! Никто, слышишь, никто не сможет отобрать у меня трон! Никто не отнимет Файлинна!
В её руке блеснуло лезвие клинка. В него гляделись как в зеркало узкие зрачки зверя по кличке Смерть.
Сделав усилие, я подползла к решётке, встала, цепляясь за прутья. Негоже монахине Сашаиссы принимать дорогую гостью на грязном полу клетки! Я найду в себе мужество заглянуть в звериные зрачки клинка, а если воля моя ослабнет — Великая Мать даст мне силы принять финал с честью! Как учила мэтресса Клавдия. Тётя Клавдия!
— Хочешь разжалобить меня? — делая шаг вперёд, спросила Атерис.
Её прекрасный рот кривился в гневливой и презрительной гримасе, глаза горели, как у кошки. Прекрасная злоба. Злобная красота.
Я мотнула головой. Горло окончательно пересохло и не могло исторгнуть ни звука!
Королева остановилась вплотную. Её дыхание обожгло моё лицо. С минуту она сверлила меня взглядом, а потом вдруг сделала неуловимое движение рукой. Словно змея скользнула…
Под рёбрами стало горячо и мокро. Я продолжала смотреть ей в глаза, пытаясь взглядом высказать всё, что следовало. Задать нужные вопросы… Затронуть важные струны… Исцелить гниль, что породил Первосвященник в сердце маленькой, доверчивой, белокурой девочки. Я — монахиня Великой Матери! Целитель божьей милостью! Бирюза и мёд твоих глаз, Сашаисса, да коснутся её, моей убийцы! У меня нет к ней ни ненависти, ни раздражения, лишь жалость… Лишь желание обнять и погладить по голове, и сказать… что я люблю её, мою глупую сестрёнку!
Зрачки Атерис стремительно расширились. Спиралями Млечных путей раскручивалось в них понимание, ведь, несмотря на тягостное молчание, наши души прекрасно слышали друг друга. Слёзы наполнили её глаза… Всхлипнув, она подхватила падающую меня. Послышался звон металла о камень — то кинжал выпал из её ослабевшей руки. А затем мощный рывок оторвал её, швырнув меня на пол.
Огненные капли чужой жизни усеяли пол и гасли, гасли, гасли…
Мои пальцы, машинально зажавшие бок, купались в горячей крови…
Файлинн держал королеву за волосы и смотрел ей в лицо с нежностью, заставившей меня на мгновение забыть о том, что умираю.
— Ах ты… неблагодарная тварь! — прошептал он едва слышно, однако для меня каждое слово ревело прибоем во время шторма. — Коварная искусительница! Стащила ключ от клетки, думая, что я сплю после любовных утех?
— Ты — мой… — заплакала Атерис. Тихо и обиженно, как ребёнок. — Зачем она тебе, если у тебя есть я!
— Ты… — он наклонился ниже. — Ты… Тебя у меня больше нет!
И с последними словами обхватил её голову ладонями и легонько повернул, чуть наклонив. Хруст позвонков был оглушителен. Я закричала и попыталась встать на ноги. И тут же обнаружила Файлинна рядом со мной. Он клал ладонь на мою рану, и его лицо болезненно искажалось, будто не меня ударила королева кинжалом, а его!
— Атерис — похотливая сука! — выругался он, беря меня на руки и поднимаясь. — Ну, ничего, так даже лучше! Рана слишком глубока, просто её не исцелить! Отведав моей крови, ты станешь покладистее, особенно, если сойдёшь с ума!
У меня закрывались глаза. Никогда в жизни не ощущала такого холода и усталости. Ну да… Я же умираю! Умираю и вижу, как затихают в ужасе немёртвые катакомб, покуда Первосвященник бережно, будто пёрышко, вытаскивает меня из клетки. Перевожу на него взгляд, надеясь узреть ту же прозрачность, что и в них, однако лучи света пропадают в его теле, вместо которого — сгусток тьмы, сокрытый человечьей оболочкой. Пастырь не пастух. Волк в овечьей шкуре!
— Истина… — из последних сил шепчу я, — она есть! Только… ты… пытаешься… подсунуть… ложь… вместо… неё!
— И где сейчас твоя истина, дитя? — насмешливо спрашивает он. — Твои близкие мертвы, ты — умираешь! Я спасу тебя, поскольку ты нужна мне, как знамя для битвы. Так в чём же правда? В том, что ты не желаешь спасти тех, кто погиб, или в том, что Я спасу ТЕБЯ?
— Истина в том, что ты — зло, Файлинн! — раздался вдруг голос с того света, и по моим глазам ударило блеском бирюзы, оправленной в золото. — И именем Сашаиссы я приказываю тебе покинуть этот мир навсегда!